Уже перед самым отправлением в серпуховское СИЗО Макаров заявил, что он — бывший сотрудник милиции и потому имеет право ожидать суда не в общей камере с уголовниками, а в специальной. В ответ отставному майору равнодушно напомнили, что инструкция ГУИНа на этот счет на бывших сотрудников МВД, прокуратуры, ФСБ, ФАПСИ и судов не распространяется.
— Вот если бы на момент ареста вы носили погоны, — щурился следователь, — тогда другое дело... К тому же у вас уже есть непогашенная судимость. Так что сидеть будете на общих основаниях. Да не волнуйтесь — вы ведь давно уже в органах МВД не работаете. Спросят, кто такой — говорите, как есть: бизнесмен, коммерсант. А кем вы были когда-то, в камере не узнают...
* * *
Следственный изолятор города Серпухова относительно небольшой: не Лефортово, не Матросская Тишина и уж тем более не Бутырка. И порядки здесь куда либеральней, чем в Москве.
В 1992 году в этом СИЗО ожидал решения суда единственный на тот момент чеченский вор Султан Даудов, более известный как просто Султан. По свидетельству очевидцев, власть Даудова была ничуть не меньше, чем начальника СИЗО. Султан сам выбирал себе камеру и, имея доступ к личным делам подследственных, распоряжался, каких соседей по «хате» он желает видеть рядом с собой — в основном это были соотечественники, а также лидеры оргпреступных структур, так или иначе сотрудничающие с чеченской диаспорой (например — Григорий Соломатин, будущий убийца балашихинского авторитета Фрола). В камере Султана стояло несколько японских телевизоров, видеомагнитофон (новые кассеты поставлялись по списку из ближайшего видеопроката), музыкальный центр и мощный кондиционер. Пищу вор получал из дорогого ресторана, регулярно устраивая застолья для сокамерников. По договоренности с администрацией СИЗО, в камеру, где находились Даудов и его «пристяжь», нередко приводились подследственные девушки из женского корпуса. Султан деятельно поддерживал связь с волей, нередко посещался братвой (вор Калина, серпуховский авторитет Абрам).
На протяжении 1995 — 1998 годов в СИЗО г. Серпухова перебывало под следствием несколько сотен «пехотинцев» и лидеров низового и среднего звена солнцевской, люберецкой, измайловской, пушкинской, чеховской, коптевской, курганской, архангельской, новокузнецкой и ореховской оргпреступных структур, что позволяет говорить о «столичном» контингенте подследственных. Впрочем, основная часть подследственных арестована по статьям, никак не связанным с оргпреступностью: 112 («Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью»), 131 («Изнасилование»), 133 («Понуждение к действиям сексуального характера»), 158 («Кража»), 166 («Неправомерное завладение автомобилем»), 213 («Хулиганство»)...
Проштрафившиеся перед государством коммерсанты — также нередкие гости в Серпуховском следственном изоляторе. Типичные «бизнесменские» статьи — 177 («Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности»), 179 («Принуждение к совершению сделки или отказа от ее совершения»), 188 («Контрабанда»).
Заехавший на «Серпы» бизнесмен (если это только не уголовный авторитет, который занимается легальным бизнесом) обычно попадает в мужицкое сословие. Если арестант оказывается с понятиями, щедро отстегивает на общак, не запарывает «косяков», то есть не совершает порочащих честного человека поступков, если он к тому же может за себя постоять — такой человек имеет все шансы стать авторитетным «мужиком», и к его мнению будут прислушиваться даже блатные. Многие коммерсанты не забывают о братве, даже выйдя на волю: так, московский бизнесмен Николай С-ов, просидевший в серпуховском ИЗ четыре месяца и выпущенный из-под стражи в зале суда «за отсутствием состава преступления», присылал на тюрьму «грев» для сокамерников вплоть до этапирования их в ИЗ № 77/3, Краснопресненскую пересылку.
Впрочем, все эти правила никоим образом не относятся к коммерсантам, запятнавшим свою биографию сотрудничеством с органами МВД...
* * *
Дмитрий Иванович никогда не считал себя человеком трусливым и малодушным. Во времена лейтенантской молодости Макаров схлопотал девять граммов в плечо: при задержании торговца наркотиками тот неожиданно открыл огонь из пистолета. Но тогда, в момент выстрела, он не успел почувствовать испуга — его перекрывал злой азарт погони.
Но это было давно. Считай — в прошлой жизни...
Теперь же, по дороге на «хату», двигаясь в геометрически правильных перспективах тюремного коридора, Дмитрий Иванович внезапно ощутил в себе безотчетную дрожь. Икроножные мышцы и кончики пальцев предательски задрожали. Неожиданно мерзко засосало в желудке. На лбу выступили крупные капли пота. Язык превратился в комок наждачной бумаги, сухо оцарапав небо.
Лязг открываемой двери — и лицо арестанта окатила волна теплого смрада. Меньше чем через минуту дверь закрылась, и Дмитрий Иванович остался один на один с камерой...
«Хата» была относительно небольшой и, что самое приятное, не переполненной. Интерьеры выглядели вполне типично для провинциальной тюрьмы. Двухъярусные «шконки», параша, умывальник, небольшое окошко, забранное в решетку. В углу — огромный, на полстены, японский телевизор, еще один телевизор поменьше и видеомагнитофон. Рядом с ним — музыкальный центр. У окна — несколько вентиляторов, на столе — закопченный электрочайник...
На «шконках» сидели люди. Заключенных было относительно немного, человек двадцать пять. Из-за жары торсы большинства арестантов были оголены, позволяя рассмотреть вытатуированные на них церковные купола, тигровые оскалы, кресты, цепи и прочие символы трудной жизни в неволе. За столом увлеченно играли в нарды двое: невысокий чернявый типчик с невыразительным мучнистым лицом, напоминавшим недопеченный блин, и высокий мужчина неопределенного возраста, с угрюмой физиономией и телом, сплошь испещренным фиолетовыми наколками.
Наметанный взгляд бывшего оперативника сразу же определил, что любители нард принадлежат к блатным, которые наверняка и держат на этой «хате» масть.
И не ошибся...
Новичок откашлялся в кулак.
— Здравствуйте всем, — произнес он, но приветствие получилось каким-то блеклым и невыразительным.
— Никак первоход, — оценил чернявый, передвигая нарды. Его напарник отложил игральные кости и обернулся.
— Ну, здравствуй... Проходи, не менжуйся.
Дмитрий Иванович сделал несколько шагов вперед и тут же заметил на шее одного из блатных светло-коричневую родинку. И деталька эта показалась бывшему оперативнику, обладавшему отличной зрительной памятью, чем-то знакомой...
Обладатель родинки отодвинул доску в сторону и с интересом взглянул на новичка.
— Ты кто?
— Бизнесмен, — стараясь вложить в собственные интонации как можно больше равнодушия, ответил Макаров.
— Давно закрыли?
— С неделю. До этого на ИВС сидел.
— Поня-ятно. А бизнесом каким занимаешься?
— Да так — трусы-носки секонд-хенд в Америке покупаю, тут продаю, — попытался было отшутиться Дмитрий Иванович.
— Ну и как — успешно?
— Да по-всякому...
— Ладно, ты мне пургу не гони, я те не следак. Со «смотрящим» трешь, — сурово прервал блатарь и, взглянув на собеседника так, что тому сразу же сделалось не по себе, вкрадчиво поинтересовался: — Так чем занимаешься? Только конкретно!
Дмитрий Иванович был краток и деловит. Он честно рассказал и о своей подмосковной сети магазинов, и о ДТП, виновником которого стал.
Макаров говорил спокойно, сдержанно, но все это время, словно завороженный, смотрел на светло-коричневую родинку, темневшую на шее «смотрящего». А блатарь, в свою очередь, не сводил с говорившего тяжелого, придавливающего взгляда...
— Постой, постой, — прервал он новичка, — с магазинами твоими херовыми все ясно. А раньше чем занимался?
— Киоски на рынке держал.
— А до киосков?
— Разрешения и лицензии выбивал, чтобы торговать.
— Да не о том я. Ты ведь не сразу бизнесменом-то родился. Кем раньше-то был?
