«Вроде и крови на поляне осталось немного, — вздыхал он про себя. — А почему потеряла сознание? От кровопотери или от болевого шока? — Кирсанову вдруг подумалось, что за всю свою карьеру ему пришлось терять друзей. Вот так же тащить их на себе. Здоровых и крепких мужиков. Перевязывать раны и затягивать жгуты, дабы остановить кровь, хлеставшую из перебитых артерий. Кого-то спасли, а с другими попрощались под оружейные залпы. Но никогда сердце не трепыхалось от страха, как лист на ветру. Никогда в голове не бились тревожные мысли, что лучше подохнуть самому. Его бойцы, тренированные и сильные, выкарабкивались и не из таких передряг. — Но Санечка моя, — мысленно улыбнулся Кирсанов, представляя в неглиже Александру Андреевну. — Она у меня женщина хрупкая. И какой урон здоровью нанесет злосчастное ранение? Кому понадобилось убивать мою жену? И главное, зачем? Мне отомстить? Твою мать, — рыкнул он и, обругав себя последними словами, задумался о заказчике. — Неужели Реза отдуплился? — мрачно хмыкнул Кирсанов. — А Поморов этот откуда взялся? И как они нашли друг друга? И самое главное, где! В Москве! Тут захочешь встретиться случайно — и ничего не получится. Столько народу вокруг толчется. Можно пройти мимо и не заметить знакомого, или сесть в соседние вагоны метро и выйти на разные стороны. Как Реза нашел на Поморова? И какой толк старичку-профессору убивать мою жену?» — сжал кулаки Кирсанов и снова уставился на дверь. Краем глаза он заметил, как рядом в креслице опустился Асисяй, но даже не повернул головы. Точно знал, что верный адъютант не проронит ни слова, пока не позовут. Просто будет сидеть рядом и молчать.
«Да и зачем нужны слова, если и так все ясно! Что молоть языком, если даже дышится через силу», — внутренне простонал Кирсанов и неожиданно для себя поинтересовался:
— Слав, а Димка где?
— Отправился вместе с парнями на штурм дома. Наемники в один голос твердили, что им помогал человек из близлежащей деревни. По спутнику определили место, где останавливался Рэндж в деревне, и полицию с собой взяли. А Димка наш с переводчиком тоже поехали. Мало ли…
— Ну да, — кивнул Бек. — Тут главное, сразу всех причастных взять. А если окажется, что Санина тетка и этот хмырь Поморов имеют хоть какое-то отношение к нападению, все силы приложу, подниму, млять, все связи, к президенту схожу на прием, но этих тварей засажу до конца жизни, — рыкнул Кирсанов и, стукнув себя по колену, уставился снова на дверь. Асисяй заметил, как губы сложились в суровую складку, как на одной точке остановился взгляд, и как побелели костяшки на сжатой в кулак руке, и счел за благо помолчать. Так и сидели. Примерно через час в госпиталь приехал Гоголь. Бек перевел на него мрачный взгляд, кивнул и снова уставился на дверь.
Гоголь шумно плюхнулся рядом. Задумался о чем-то своем.
«Пусть я уже в отставке, но Батя пришел поддержать. Вон сам напрягся, беспокоится, значит», — про себя усмехнулся Кирсанов и, рывков встав, направился к дверям в надежде перехватить кого-нибудь из персонала. Узнать, как там Санечка.
Он не успел дойти полшага, когда тяжелые врата, отделяющие здоровых от болящих, распахнулись и в коридор вывалился доктор. Усталый и замученный. С больными глазами.
— Кирсановой есть родственники? — тихо осведомился он.
— Я, — повернулся к нему генерал и веско заметил: — Муж Александры Андреевны.
— Хорошо, — кивнул доктор, доставая из пачки сигарету и снова кладя ее обратно. — Состояние стабильное. Больная в сознании. Пулю извлекли. С ребенком все в порядке.
Кирсанов застыл на месте, решив, что ослышался.
— А! — промямлил он неуверенно. — Что? — выдохнул ошалело. Ему хотелось заорать, спросить врача, а не напутал ли он. Но Бек, внимательно всмотревшись в суровое и беспристрастное лицо, заметил пристальный взгляд и легкую усмешку.
«Такие не ошибаются, — мысленно охнул Кирсанов. — Не ошибаются…»
— Что? — улыбнулся доктор. — Не знали?
Кирсанов кивнул, все еще не в силах поверить, и даже глаза зажмурил на секунду, будто желая, чтобы морок сегодняшнего дня испарился. Убрался прочь. Чтобы они с Санькой не поехали бы никуда. Болтали бы о пустяках, играли с Алексеем в железную дорогу, а вечером пошли бы в театр. И возвращаясь из Большого театра домой, обсуждали бы постановку, сплетничали потихонечку о Лариске и Гоголе, завернули бы по дороге в кондитерскую за пирожными. А затем дома пили чай и целовались. И может, тогда бы Санечка и сообщила свои новости.
«Мы бы потом в джакузи отметили, — вздохнул Кирсанов и отмахнулся от собственных фантазий, прекрасно понимая, что раз Реза задействовал такие ресурсы, то рано или поздно попалась бы Александра в сети. — Хорошо, хоть жива. Ногу вылечим, и с ребенком все хорошо».
Он сам не знал, смеяться ли ему от счастья или сдержать эмоции. На глаза навернулись слезы, стоило только представить, что там внутри Саньки растет новая жизнь.
— Хочу жену повидать, — пробурчал Кирсанов негромко, еле сдерживаясь, чтобы не заорать во все горло от ликования. — Сейчас, — то ли велел, то ли попросил он. Врач кивнул.
— Ее в палату привезут, и сестричка вас позовет, — кивнул доктор. Он прошел мимо Асисяя и Гоголя. Выйдя на крыльцо, закурил нервно.
«Что там было? — тяжело вздохнул Кирсанов. — Да кто теперь разберет? Задела ли пуля артерию? Или только мягкие ткани? Главное, Санька жива! И ребенок, твою мать! Ребенок!!!»
Из отделения выскочила маленькая юркая медсестричка. Сложила ручки на груди и требовательно осведомилась:
— Вы — муж Кирсановой?
Бек кивнул.
— Идите уже, — велела сестра. — У вас не больше пяти минут. Только бахилы и халат наденьте!
— Ага, — закивал он башкой, будто китайский болванчик. — Хорошо. Сейчас.
И уставился в недоумении на больничный вестибюль, словно пытаясь сообразить, где тут можно разжиться бахилами.
Он заметил надпись «Аптека» только тогда, когда рядом промелькнула широкая фигура Асисяя. Славка уже купил какой-то странный комплект и протянул Кирсанову.
— Маскхалат, шапочка и бахилы, — доложил он, помогая шефу надеть нехитрую спецодежду, наскоро сшитую из нетканого материала.
— Как там Сашенька? — поинтересовался подошедший Гоголь. — В себя пришла? Что врач сказал?
— Кажись, обошлось, бать, — вздохнул Кирсанов, напяливая на башку голубую шапочку на резиночке и такой же халат. Нацепил на ноги тут же треснувшие бахилы и важно, как космонавт перед стартом, шагнул в отделение.
— Как в открытый космос собрался, — пробасил Гоголь и тут же спохватился, ища пиликающий телефон. Сотовый оказался в кармане.
— Да, Егоров, — рыкнул он в трубку и тут же громко выругался, невзирая на недовольные лица медсестер: — Твою ж мать. Где он? Везите в госпиталь! Мы с Беком тут. Сейчас Виленскому позвоню.
Асисяй вгляделся в лицо высшего руководства, но спросить не осмелился.
— Там во время штурма мудила этот сопротивление оказал, — тихо сообщил Егоров. — Стрелять начал, сука. Журналиста пропавшего он у себя держал. На кухне с ним забаррикадировался. Чуть не убил мужика. Хорошо, наш Димка ворвался. Ну и принял удар на себя. Везут уже, — рыкнул он. — Я бы тварь эту обеими руками разорвал. Александру чуть не грохнул, Крепса изувечил. Поеду я в контору, Слава. Беку скажи, пусть тоже свою ж. пу на службу несет…
— Так его же сняли, — пробурчал недовольно Слава Лунин, силясь не разбить кулаком стену.
«Крепс, блин горелый, как же тебя угораздило? Смотри не помри там, вояка хренов», — пробормотал он про себя.
— Какое, твою мать, сняли! Сейчас! — запыхтел, будто самовар, Гоголь. — Так я им и позволю заменить боевого генерала на сраного управленца! Останется Кирсанов, не переживай, Славка! Еще орден ему дадут, — пробурчал Егоров и, усмехнувшись, скривился. — И медальку! По Диме я тоже рапорт подам о награждении. Только пусть выживет, сукин сын! Не люблю посмертно представлять к награде.
