в висках что-то пульсирует, а голова кажется набитой ватой, сквозь которую звуки проникают с трудом.
Следователь сидела за столом и, казалось, не сразу заметила, как конвоир ввел Вику.
– Добрый день, – хрипловатым голосом произнесла Вика, садясь на стул, и следователь словно очнулась:
– Да, извините… добрый день, Виктория Павловна. Вы неважно выглядите, все в порядке?
– Вы серьезно? Как, по-вашему, должен выглядеть человек, проводящий круглые сутки в камере размером с коробку от большого холодильника?
– Хотите в общую? – что-то во взгляде следователя подсказало Вике, что нужно сменить и тон, и тему – общая камера явно не будет лучше одиночной, скорее, наоборот, особенно если просочатся слухи о том, в чем ее, Вику, обвиняют.
– Нет, но… я плохо сплю, голова болит, – уже более мягко произнесла она.
– Врач нужен?
– Пожалуй, нет.
– Как хотите. Продолжим?
– Я не помню, на чем закончили вчера.
– Мы говорили о вашей семье. Кстати, адвокат не приходил?
– Пока нет.
– Странно. Но с тетушкой вашей все по-прежнему, я звонила сегодня врачу.
– Спасибо.
Вика не могла понять, почему эта женщина беспокоится о состоянии ее тетки, зачем звонит в больницу, когда совершенно не обязана это делать. В том, что следователь не пытается таким образом расположить ее к себе, Вика убедилась еще вчера. Тогда – почему?
«Может, просто есть неравнодушные люди? – подумала она, взглянув в бледное лицо следователя с каким-то даже уважением. – Может, она просто чуткая, и дело не во мне? Нет… – тут же одернула себя Вика, – у нее не та профессия, чтобы быть чуткой, ей дело надо раскрыть. А тут вообще шанс хорошо по службе продвинуться – серийная убийца! Это же такой карьерный рост… вот она и старается, потому и о состоянии мамы Светы сама узнает, а не надеется на мифического адвоката, который даже не пришел».
– Виктория Павловна, скажите, Максим Митин когда-нибудь в разговорах упоминал своего старшего брата? – спросила следователь, и Вика вздрогнула от неожиданности, слишком погрузившись в размышления.
– Что? О чем вы спросили?
– Митин не упоминал в разговорах с вами о своем старшем брате? – повторила следователь ровным тоном, словно не заметила Викиного вскрика.
– О брате? – нахмурилась Вика. – У него нет братьев. А родители давно живут в другой стране – в Греции, кажется, не помню.
Следователь что-то записала на отдельном листке, который тут же сунула в потрепанный ежедневник.
– И Максим не упоминал имя Глеб?
– Глеб? Нет. Точно нет, я бы запомнила… мы… мы довольно мало разговаривали о том, что было у нас обоих в прошлом, – чуть запнувшись, сказала Вика. – Понимаете… мне сейчас кажется, что я вообще его не знала. Не знала – и все. Мы только спали вместе, а что там у кого внутри делалось – было неважно. Ну, во всяком случае, Максиму точно не было важно.
– А вам?
– Мне? – повторила Вика и на секунду задумалась. – Мне было важно, но он никогда не пускал меня к себе в душу. Он не хотел, чтобы я… знаете, как это бывает – подпускаешь человека на короткое расстояние, а потом сложнее уйти. Я думаю, Максим всегда знал, что уйдет от меня, – она опустила голову и умолкла.
Эта мысль посетила Вику только сейчас, вот здесь, в мрачной комнате для допросов, под внимательным взглядом следователя. Раньше ей казалось, что Максим просто сам по себе такой – скрытный, немного суховатый, и только в постели преображается и становится потрясающе нежным, заботливым и внимательным. Но, видимо, это ей хотелось таким его видеть, потому она и не замечала, как ловко Максим избегает каких-то разговоров, касавшихся его жизни без Вики.
– А между тем Глеб был старшим братом вашего Максима и погиб, когда тому было лет восемь-девять, – сказала следователь. – Погиб из-за контрольного пакета акций водочного завода. Ничего не напоминает?
Вика молчала. Она поняла, что имеет в виду следователь, говоря об этом, – их вчерашний разговор о родителях Вики, погибших из-за тех же самых акций. Но она не представляла, какая может быть связь между этими событиями, кроме той, что действие разворачивалось вокруг проклятого водочного завода.
– Я не знаю, что вам на это ответить. Я ничего не знаю об акциях, о родителях… да я и о Максиме, оказывается, ничего не знала.
– Где вы доставали флунитразепам? – вдруг спросила следователь, и Вика вздрогнула и уставилась ей в лицо непонимающим взглядом:
– Что?
– Препарат, которым усыпили трех жертв до Митина, – уточнила следователь, не сводя с Вики изучающего взгляда. – Флунитразепам. На него нужен рецепт, как на наркотическое средство. Так кто вам его выписывал?
– Я вас не понимаю…
– Виктория Павловна, мне кажется, я выразилась совершенно конкретно – кто выписывал вам рецепты на наркотический препарат, которым были усыплены три жертвы до Митина?
– Какие три жертвы, господи?! – Вика вцепилась в волосы и закачалась на стуле вправо-влево. – Я же вам сказала – я их даже не знала! Как я могла их усыпить, для чего, зачем?! Совершенно незнакомые люди… я никого не убивала, неужели вы до сих пор этого так и не поняли?!
– Виктория Павловна, я бы рада вам поверить. Но есть такая вещь, как улики, понимаете? Ваши кроссовки, на которых обнаружена земля из парка Новинки, кровь на скальпеле, даже тот факт, что вы не можете вспомнить, что делали и где были в момент, когда был убит Митин – вам не кажется, что совпадений слишком много? Что бы вы делали на моем месте? – спросила следователь, вставая из-за стола и открывая форточку. – Сигарету хотите? – неожиданно предложила она, и Вика, не курившая уже двое суток, растерянно кивнула. – Давайте молча покурим, а вы пока подумайте над тем, что я сказала.
Вика затянулась, почувствовав легкое головокружение.
«Что, что я должна сказать ей?! Мне не о чем думать, не в чем признаваться! Я в глаза не видела никакого флунитразепама, я даже не знаю, где его применяют, это не препарат для «Скорой»! Господи, как мне не запутаться еще сильнее?»
Время шло, Вика молчала, как молчала и следователь, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки. Где-то за стенами изолятора продолжалась жизнь, а здесь словно демонстрировали старый черно-белый немой фильм, а пленка вдруг порвалась на напряженном моменте, но зрители, шокированные сюжетом, не выражали недовольства, а молча взирали на белое полотно экрана в ожидании продолжения.
Но его не последовало. Следователь пожала плечами, собрала свои бумаги и нажала кнопку, вызывая конвоира.
– До свидания, – машинально сказала Вика, подходя к двери.
– Подумайте над тем, что я сказала, – только повторила свои же слова следователь.
Журналист
