Услышав тихие шаги неподалеку, я открыла глаза – и не сразу увидела Соболева, нависшего надо мной. Заслонивший собой яркое послеобеденное солнце, он казался темным пятном… и черным ужасом в моей жизни.
— Ты ужасно питаешься, — произнес он, без проса усаживаясь рядом со мной на лавочку.
Я стала подниматься, но меня резко схватили за руку и вернули обратно.
— Яна.
Я молча уставилась на его руку, схватившую меня за запястье – молча, не отвечая ничего.
— Ян… – голос Соболева дрогнул и в нем даже появились человеческие нотки. Впрочем, моё имя было слишком коротким – и я не смогла так быстро расслышать то, что мне почудилось в его тоне.
— Что тебе надо? – спросила я спустя долгую паузу. – Зачем ты сюда приехал?
— Леха сказал, ты сегодня ходила в поликлинику. Ты заболела?
— Нет, — ответила я, упрямо глядя перед собой.
Но Соболев не был бы Соболевым, если бы стерпел это. Его терпения хватило всего на пару минут, а после этого жесткая ладонь повернула моё лицо в его сторону.
— Ты заболела?
«Не твоё дело», подумала я, прекрасно зная, никогда не смогу произнести эту фразу вслух. Не потому, что мамино интеллигентское воспитание и не потому, что это очень грубо. Потому что передо мной сидел монстр.
Да, сейчас он принял облик обеспокоенного, даже заботливого мужчины, но я-то знала, что скрывается под оболочкой этой воспитанной цивилизованности.
Заглянув в его глаза, я не смогла прочесть ни одну из его эмоций… Это тревожило, но вместе с тем внушало надежду, что его бойцы так и не добрались до записей моего доктора: иначе, монстр вряд ли бы сумел скрыть торжество в своем взгляде.
Загадав желание, чтобы у меня всё получилось, я усмехнулась и легко соврала:
— С каких пор рутинный проф осмотр стал поводом для обеспокоенности? – спросила я, чувствуя, что я неосознанно копирую Аньку. – В прошлом году, когда я моталась по поликлиникам, ты вообще пропустил это мимо ушей.
Никакого проф осмотра на самом деле не было, и в прошлом году я никуда не моталась, но… это, кажется, подействовало: глаза Соболева начали светлеть. Теперь вместо цвета темной, грозовой пучины, его зрачки окрасились в цвет норвежского, холодного моря – по крайней мере, именно такой цвет я видела на фотографиях фьордов.
— Мне не нравится твой вариант обеда, — нахмурился монстр, кивая в сторону кусочка кекса, завёрнутого в полиэтилен. — Ты испортишь себе желудок.
Я вскинула голову, подумав, что ослышалась.
А потом начала смеяться…
Я подхватила сумку, поднялась со скамейки и, смеясь, дошла до архива. А уже там, находясь в тамбуре между двух дверей, мой смех перерос в истерику.
Глава 30
В воскресенье, пересилив своё жуткое состояние полёта в бездну, я отправилась навестить родных.
Специально протянула полдня, чтобы избежать встречи с монстром.
Я решила, что лучше заплачу вечером за такси, чем, подстраиваясь под Ларисин график, рисковать встретить Соболева у родных.
У меня просто не было, не осталось сил — я знала, что не пережила бы ещё одну встречу с ним без истерики. Мне и так каждую ночь продолжала сниться эта машина – и зверь, которым он оказался. Лев, рвущий на куски мясо своей жертвы…
Проявляя чудеса конспировки, я полдня провела на балконе с книжкой, изображая полную расслабленность перед своими охранниками. А когда одних из телохранителей вернулся к машине с едой, я поняла, что сегодня от меня уже никто не ждёт никаких подвигов — и быстро собравшись (благо, лето, не надо долго одеваться), выскочила из дома.
Не знаю, что именно сработало: моя ли тактика дала, наконец-то, нужные плоды, или сегодня Соболев был просто занят, но в доме, где жили моя мама и бабушка, его не оказалось.
Я ещё на подъезде поняла, что возле дома нет припаркованных дорогих машин и почувствовала, как улучшается моё настроение. Нет, в самом деле, я даже смогла улыбнуться. А потом меня увидела в окно мама, громко и обрадовано позвав внутрь.
— Яна, дочка! – воскликнула мама. – Иди скорее сюда. Смотри, кто приехал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Затаив дыхание (я надеялась, что это не мой монстр из ночных кошмаров), я быстро обогнула дом и зашла в прихожую.
Мама махнула рукой, и в коридор к моей родительнице вышла… Аня. Моя пропавшая сестра.
Та самая сестра, которую я мысленно похоронила несколько дней назад.
— Наконец-то наша лягушка-путешественница вернулась домой, да? – улыбнулась мама, явно не чувствуя того шквала эмоций, что бушевал в моей душе. – Яночка, а ты что же, не знала?
— Мам, я никому не говорила, — мягко улыбнулась сестра. – Я хотела сделать всем сюрприз.
Мама счастливо покачала головой:
— Выдумала же, сюрприз!
— Сюрприз у тебя получился, — кивнула я и даже заставила изогнуться свой рот в чем-то наподобие улыбки.
— Девочки! – снова счастливо вздохнула мама. – Какое счастье, что вы обе дома.
Она не понимала. Не чувствовала.
А может, не хотела чувствовать ту напряженность, которая явно ощущалась между нами, стоящими в по разные стороны коридора.
Мне хотелось закричать, разбить что-нибудь, подлететь к Аньке и ударить её по лицу… но не она сотворила с нами всю ту дичь, от которой мне хотелось выть. Точнее, она была всего лишь соучастницей этого ужаса, а не главным его исполнителем.
А потому я сдержалась. Даже смогла улыбнуться – мол, и я тоже рада видеть сестру.
Дальше, правда, вышло хуже.
Несмотря на все мамины усилия, теплых семейных посиделок у нас не получилось.
Анька многозначительно молчала, то и дело проверяя свой сотовый, я тоже молчала — просто потому, что не знала, как разговаривать с сестрой при матери. У меня накопилось тысяча разных вопросов, но ни один из них я не могла задать ей здесь, при матери и бабушке.
Что касается нейтральных тем, то есть вранья про Анькину работу, то и здесь было безопасней промолчать, не подогревая интерес старшего поколения к приключениям сестры.
Главную тему вечера нашла сама главная виновница торжества. Пока мы с мамой возились на кухне, сестра, попивая вино, гуляла по саду и громко ахала.
— Вы представляете себе, сколько стоит этот особнячок? – спросила Аня, пока я сервировала стол, а мама помогала бабуле устроиться на кухне. — Если все это продать, то можно несколько квартир в Москве прикупить. Хороших квартир.
— Аня, это не наш дом.
— Странно, — наигранно удивилась сестра. – А по документам ваш.
— По каким документам? – не поняла я.
— Как это наш? – удивилась мама. Бабушка же, рассмеявшись, покачала головой.
— Вот Димочка – молодец! Как всё ловко провернул. — Повернувшись ко мне, бабушка легко сообщила. — Мы, когда только сюда переехали, какие-то бумажки подписали. Дима, кажется, ещё в день переезда попросил твою мать подписать форму на проживание – мол, чтобы в сельсовете вопросов не задавали.
— Где? – удивилась Аня, делая вид, будто впервые слышит этот слово.
— В сельсовете, — покачала головой мама, явно признавая за собой ошибку. – А я –то дурочка, уши развесила.
— Ничего себе подарочек, — присвистнула сестрица. – Мам, и что вы теперь планируете делать?
—Что ты имеешь в виду? – не поняла мама.
— Ну, дом-то продать можно.
— Зачем? – сделала большие глаза мама. – Аня, это дом Димы и Яны.
— Если бы это был Янкин дом, то Соболев записал бы на её имя, — фыркнула сестра. – А так, дом записали на тебя.
—И что ты предлагаешь? – поинтересовалась бабушка. – Чтобы Света продала дом и купила квартиру в Москве?
— Несколько квартир, ба, — поправила бабушку Аня. – Вы можете в одной квартире жить, а другую сдавать … В общем, жить – не тужить.
— Спасибо, внучка, за заботу, — хмыкнула бабуля. – Но у нас с твоей матерью пенсии есть, нам хватает.
— Ну, бабуль, — покачала головой Аня. – Это же совсем другие деньги.
— Не говори глупостей, — прервала мечтания моей сестры мама. — Во-первых, не мы этот дом покупали, не нам его и продавать.
