Так довольно же тебе терпеть муку мученическую! Довольно тебе надрываться, на своих лиходеев работаючи! Поработай же, коли не погибла в тебе сила богатырская. Поднимись, как один человек, на злодеев своих и истреби их с лица земли до последнего! Пусть не поганят они землю русскую! Пусть не развращают они душ человеческих! От них одних все зло на земле!
Пойдем же, братцы, во все стороны великого царства русского и будем говорить народу, что настала пора подняться нам против злодеев наших. И тогда всей землей, как один человек, поднимется вся Русь – матушка наша и никакая сила вражья не устоит против нас! Тогда то на земле настанет царство божие, царство правды и любви, и не будет на ней ни плача, ни болезней, ни скорби, ни страданий!»
От преследований властей Кравчинский скрылся за границу, и за участие в крестьянских беспорядках почти год просидел в итальянской тюрьме. Весной 1878 года «Земля и воля» отозвала Кравчинского в Россию, где он стал редактором ее газеты и одним из создателей подпольной типографии партии.
В начале августа 1878 года все было готово для покушения на Н.Мезенцева, которого предупредили, что его хотят убить. Начальник жандармов ответил, что особа и власть главноуправляющего Третьего отделения недосягаема и велика, а разговоры о теракте из области фантастики и бабских грез. 4 августа 1878 года Н.Мезенцев шел по Михайловской площади столицы империи. Группа «Свобода и смерть» долго спорила, можно ли совершать политические убийства из-за угла и решила, что нельзя. Навстречу Мезенцеву быстро шел Кравчинский и глядя шефу жандармов в лицо, всадил кинжал ему в грудь. Адъютант Мезенцева побежал к Кравчинскому, но его отсек прикрывавший террориста Андрей Баранников. Оба землевольца пробежали через Михайловскую площадь, вскочили в ждавшую их пролетку и сидящий на козлах Андриан Михайлов бросил знаменитого рысака Варвара в галоп. Землевольцы исчезли, а чиновная столица Российской империи вошла в ступор. Высшие чиновники спрашивали себя – кто следующий? Вся полиция и жандармы переворачивали Петербург вверх ногами, но в течение трех месяцев найти конспиративную квартиру «Свободы и смерти» с Кравчинским так и не смогли. В октябре Кравчинский ушел за границу империи, о которой второй родоначальник научного коммунизма Фридрих Энгельс тут же сказал: «Политическое убийство в России – единственное средство, которым располагают умные и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима».
Мезенцева хоронил лично Александр II. На внеочередном заседании Совета Министров было решено разрешить задерживать возможных государственных преступников всем жандармским и полицейским офицерам, перевести политические дела, в которых оказывалось любое сопротивление при задержании, в ведение военных судов, приговоры которых не обжаловались и немедленно приводились в исполнение. Свидетелей при дознании не требовалось вообще, даже полицейских. Сибирских ссыльных предписывалось содержать только компактно в особых поселениях.
Новый главный начальник Третьего отделения А.Дрентельн приказал «обыскивать и арестовывать всех подозрительных, не стесняясь ни званием, ни состоянием подозреваемых лиц». Если никаких улик на задержанных не было, их все равно могли сослать административно, без суда и следствия. Для репрессий было достаточно неподтвержденных или выдуманных подозрений с возможными революционерами. Во время многочисленных квартирных обысков были случайно арестованы и несколько землевольцев. Современник писал о состоянии империи середины 1878 года: «Покушения и казни быстро начали сменять друг друга. Судебные процессы становились короткими с виселицами и казематами в эпилоге». Член «Свободы и смерти» Николай Морозов публиковал в газете «Земля и воля»:
«Родина-мать, нет ни счету, ни сметы,Змеям, что были тобою пригреты,Всюду душил тебя льстивый сенатор,Хищный чиновник, жандарм, император,Да и помещик, судья и купец,Грабил последний судейский писец.Родина-мать! Разверни свои силы,Жизнь пробуди средь молчанья могилы!Встань! Угнетенье и тьму прекратиИ за погибших детей отомсти!»
За границей Европе о «Земле и воле» рассказывал Сергей Кравчинский. Он читал лекции о русских революционерах-подпольщиков в Англии и США, написал большие работы «Россия под властью царей» и «Подпольная Россия», создал «Общество друзей русской свободы», редактировал «Free Russia», оказывал влияние на европейское общественное мнение, морально неприятное русскому самодержавию, создал «Фонд вольной русской прессы», издавал и нелегально пересылал в Россию революционную литературу – Маркса, Энгельса, Засулич, Плеханова, распространяя русскую нелегальную прессу в Англии, США, Европе, Латинской Америке. Он писал: «Смысл террористической борьбы – завоевание политических прав и политической свободы. Выбор такого оружия, как террор обуславливается исключительно русскими условиями, делающими невозможной борьбу открытую, как в других странах. Как только в России появятся европейские условия свободы слова и личности, террор прекратится и уступит место социалистической пропаганде на европейский лад».
Еще на конспиративной квартире в Петербурге Сергей Кравчинский написал большое воззвание «Смерть за смерть». Власти усиливали преследования инакомыслящих, все в больших размерах применяя внесудебные административные расправы. Упертость властей вызывали у революционной партии веру в террор. Сергей Кравчинский писал в «Смерти за смерть»:
«Шеф жандармов – глава шайки, держащей под свое пятой Россию, убит. Убит нами, революционерами-социалистами. Также объявляем, что это убийство не было первым фактом подобного рода, так не будет и последним, если правительство будет упорствовать в сохранении ныне действующей системы.
Мы – социалисты. Наша цель – разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего корень всех страданий человечества. Мы, русские, вначале были склонны воздержаться от политической борьбы и еще более от всех кровавых мер, к которым нас не могли приучить ни наша история, ни наше воспитание. Само правительство вложило нам в руки кинжал и револьвер.
Убийство – вещь ужасная. Только в минуту сильнейшего аффекта, доходящего до потери самосознания, человек, не будучи извергом и выродком, может лишить жизни себе подобного. Русское правительство нас, социалистов, посвятивших себя делу освобождения страждущих и обрекших себя на всякие страдания, чтобы избавить от них других, русское правительство довело до того, что мы решаемся на убийства и возводим их в систему. Правительство довело нас до этого своей циничной игрой десятками и сотнями человеческих жизней и тем наглым презрением к какому бы то ни было праву, которое оно всегда обнаруживало в отношении к нам.
Все помнят большой процесс 193-х. Сам прокурор, бессовестный Желеховский публично на нем заявил, что из всех привлеченных им к суду только девятнадцать человек действительно виновны. Все остальные привлечены лишь для оттенения виновности этих девятнадцати. А между тем из этих оттенителей восемьдесят человек – молодых, свежих юношей и девушек – умерло либо в самой тюрьме во время четырехлетнего предварительного заключения, либо тотчас по выходу из тюрьмы. А из выживших почти нет ни одного, кто не вынес бы из тюрьмы весьма серьезной, часто смертельной болезни. За что же погублено столько молодых сил, за что разбито столько жизней?
Сенат нашел невозможным осудить и девятнадцать человек, которых требовал от него Желеховский. Один Ипполит Мышкин был приговорен к каторжным работам. Все остальные были либо совершенно оправданы, либо присуждены к самым легким – для нас, привыкшим ко всяким свирепостям-наказаниям.
Но стараниями шефа жандармов Мезенцева и его достойного пособника министра юстиции Палена, это решение было отменено и составлен новый приговор, возмутительный по своей жестокости и полному, абсолютному пренебрежению ко всякому признаку законности. Без всякого отношения к уликам, следствию, из всех обвиняемых выхватили двенадцать человек, которых вместо ссылки и поселения, отправили не на каторгу – в Сибирь, а центральные тюрьмы. Затем двадцать восемь человек отдали на полный произвол администрации, которая двум из них назначила наказание, даже превышающее то, к которому их приговорил суд.
Вот как уважают жандармы даже случайно оказавшиеся на нашей стороне законы и суд! Мало того, что они нас хватают по своему полному произволу, без какой бы то ни было рабски покорной русской юридической власти. Мало того, что они по произволу перерешают приговоры даже таких судов, как Особое присутствие Сената, – на сами приговоры, ими самими продиктованные, они просто плюют, когда им это покажется выгодным.
