пару мест. Думаю: Эмерт уже пришёл, я сейчас распоряжусь − пусть наведёт тут порядок. Мне нужен нормальный кабинет. Пусть он всё здесь разберёт, иначе мы просто во всём этом утонем, − произнёс Виго и бодрым шагом направился к двери. — Жди меня внизу.
− Как скажешь, хефе, − обречённо пробормотал Морис, сгребая листы в папку.
*Бла-бла-бла — что-либо понятное, тривиальное, очевидное; что-то пустое, бессмысленное, что можно опустить в речи без потери смысла. От исп. нablar — говорить.
Глава 18. Первый день на службе
Как и следовало ожидать, мейстер Фернандо ей точно был не рад. Вообще управляющий Агиларов в этот день оказался крайне неприветлив. Да оно и неудивительно, Эмбер понимала, что он считал себя в этом доме, а может, и во всём городе, высшей кастой среди слуг. Ещё бы, управляющий семьи гранд-канцлера! И наверняка этому дому он посвятил всю свою жизнь. Он привык к неспешности, традициям, к старому хозяину, а тут… в один миг всё изменилось.
Новый хозяин, мало того, что принёс новые порядки, так ещё и набрал невесть кого с улицы!
От Фернандо так и веяло недовольством, раздражительностью и досадой на то, что рушится привычный мир. Внешне он, конечно, старался этого не показывать, сохраняя безупречное выражение лица. Но даже идти за ним следом Эмбер было неприятно, такой шлейф негативных эмоций тянулся позади, точно кильватерная струя. Что же, как минимум, один недруг в этом доме у неё есть, не считая пройдохи-Мориса.
Поэтому Эмбер постаралась обойтись минимумом вопросов, поблагодарила мейстера Фернандо и заняла отведённую для неё комнату. Она ожидала худшего, но комната оказалась более чем приличной. С небольшим окном, кроватью, столом и стулом и даже с нишей в стене, в которой за полотняной занавеской располагались полки для вещей. А главное, в этой комнате был умывальник с центральным сливом, и это было просто счастье. Да эта комната была в сотню, если не в тысячу раз лучше той каморки, что сдавала ей местресс Арно! И, пожалуй, о таком жилье мечтала бы половина Тиджуки.
Эмбер присела на кровать и провела ладонями по разноцветному лоскутному покрывалу. Подняла взгляд…
На стене над кроватью висел Скорбный Ангел — иберийский религиозный символ, а под ним стояла ритуальная свеча в подсвечнике. У каджунов Ангела заменяла Святая Дева, и это всегда было поводом для религиозных распрей.
Но Эмбер было всё равно. Она не собиралась молиться. Проклятым это ни к чему.
С некоторых пор она перестала верить в бога своих родителей. С тех самых пор, как в одиннадцать лет слегла с тяжёлой лихорадкой. Лекарь говорил, что виноваты комары, что это малярия или, может быть, укус мошки зуму. И шёпотом говорил отцу, что всё руках божьих и осталось только молиться. И отец молился. Усердно и истово. Даже молебен заказал. Её поили «красной водой» − хинновым отваром с мёдом и делали припарки с уксусом, пичкали горькими порошками и чем-то похожим на зелёную глину. Но ничего не помогало, она бредила, истекала жаром и таяла, как свеча. А потом её ольтекская няня Уруа сходила к какой-то своей знахарке и, вернувшись, в тайне от лекаря и отца чем-то напоила Эмбер.
− Обними меня, дочка. Обними изо всех сил. Моя золотая девочка, − прошептала Уруа, раскрывая объятия.
И Эмбер обняла её изо всех сил…
В ту же ночь Уруа умерла, а Эмбер выздоровела. Только потом, много позже, она поняла, что это была за лихорадка и что сделала её няня.
Инициация…
Когда утром отец зашёл к ней в комнату, она даже испугалась. Никогда раньше не видела, чтобы у него было такое лицо. Он замер и побледнел и едва не выронил из рук какую-то склянку. По его щеке скатилась слезинка, и, кажется, он не был так растерян даже в тот день, когда Эдриана, её брата, забрали в приют для эйфайров.
Потом он дрожащими руками запер дверь на ключ и устало опустился рядом. Долго сидел и молчал, а она всё спрашивала, что с ним. И так же молча он протянул ей зеркало.
Её глаза утратили мягкую светлую голубизну и налились ртутной прозрачностью.
Проклятая кровь…
Почему? Почему именно с ней?! Почему и с ней тоже!
Только это она и разобрала в словах отца. Он сидел, обхватив голову руками, и смотрел какое-то время перед собой. Он уже потерял сына и не мог потерять ещё и дочь. Он сам купил для неё туату и объяснил ей, что она должна делать.
Разве может бог так поступать со своими детьми?
И когда Эмбер поняла цену, которую она заплатила за свою новую жизнь, то перестала верить в бога. Во всяком случае, в того, чей символ висел напротив кровати.
Зачем она это вспомнила?
Эмбер оторвала взгляд от стены, усилием воли подавила всплывшие воспоминания, снова осмотрелась и прислушалась к себе. Ощущения от этой комнаты были странные. Как будто она приехала в гости к богатым родственникам, которых не сильно любила, но должна была обязательно посетить.
Она достала из сумки свои немногочисленные пожитки и быстро разложила их на полках. Возле умывальника поставила пузырьки − предусмотрительная Джина все свои средства паковала в ничем не примечательные джутовые мешочки и простые склянки с надписями: «Дегтярное мыло», «Средство от колик», «Мазь от ушибов» и «Чай от лихорадки». В таком виде всё это не нужно было прятать, никто и внимания не обратит на эти вещи, обычные для каждого кухонного шкафа в доме.
И едва она задёрнула занавеску над полкой возле умывальника, как сзади без стука распахнулась дверь, и прежде, чем даже услышать голос, Эмбер прямо спиной ощутила тепло.
− Эмерт? А-а, вижу: ты здесь! — раздался бодрый голос сеньора Виго де Агилара. — Добро пожаловать! Смотрю, ты уже устроился. Вот и отлично! Идём, я покажу тебе, что нужно делать.
− Доброе утро, сеньор де Агилар, − пробормотала Эмбер, спешно оборачиваясь и боясь посмотреть хозяину дома в лицо.
Пальцы сразу перестали слушаться, и она едва не выронила полотенце, которое хотела повесить на крючок. Захотелось сунуть руки в карманы, но это выглядело бы неуважительно, поэтому она просто спрятала их за спину. И наконец осмелившись, бросила короткий взгляд на сеньора де Агилара, но тут же отвела глаза.
Сегодня он выглядел куда лучше вчерашнего. Видно, головная боль, если не отступила, то уж точно не изводила своей невыносимостью. Он больше не был так бледен и мрачен, и жар раскалённой
