— Вам пока стоит щадить голосовые связки, — предупредил меня доктор. — Однако организм у вас молодой и сильный, вы быстро пойдете на поправку, мисс Мельникофф.
Мэрион и мистер Пэриш поведали мне о том, как, руководствуясь моими наставлениями, отыскали в мутных водах саквояж, в котором находились статуэтка и окровавленные простыни. Отпечатки пальцев были смыты, но и этих улик хватило, чтобы получить разрешение на эксгумацию тела матери доктора, скончавшейся около трех лет назад. Эксперты вынесли однозначный вердикт — она умерла не от инфаркта, как значилось в свидетельстве о смерти, подписанном одним из приятелей доктора, даже не видевшим покойницу, а от того, что кто-то не менее пяти раз опустил ей на череп мраморную статуэтку Венеры.
Доктор упирался, однако полиция сумела получить признание от помогавшего ему в устранении улик санитара, которому пообещали сохранить жизнь. Тогда и сам доктор, желая уберечься от неминуемой виселицы, выложил все, что знал. В частности, поведал о том, как его друг лорд-канцлер велел запереть меня в бедлам и держать там до скончания века.
Скандал получился грандиозный. Всех занимал один вопрос: убил лорд Фальмингтон мою приемную матушку или нет. Общественность, бывшая еще недавно целиком и полностью на его стороне, более не верила в его невиновность. Лорд-канцлер ушел в отставку, и его, возможно, даже арестовали, но правящие круги постарались замять скандал, грозивший небывалыми последствиями не только партии тори, но и политической стабильности во всей Британской империи. Лорд Фальмингтон был вынужден покинуть столицу, так как никто не хотел подать ему руки. Его политическая карьера была завершена. Он затворился навсегда в своем семейном поместье где-то в Северном Суссексе.
Меня же посетили представители правительства. Взяли слово, что я никому и ни при каких обстоятельствах не поведаю о том, что мне стало известно. В особенности о своих видениях.
Я, как и обещали врачи, быстро выздоровела, и черная полоса в моей жизни, как я тогда наивно полагала, завершилась. Мэрион, моя верная подруга, которой я по существу была обязана жизнью, предложила остаться жить в ее доме. Мы стали неразлучны, как сестры, а в мистере Пэрише я обрела нового отца.
Так прошло без малого два с половиной года. Идиллия была разрушена в тот момент, когда в середине лета мистер Пэриш внезапно скончался от удара. Его смерть была большим шоком для Мэрион и для меня. Кстати, у меня не было ни единого видения касательно его судьбы.
Мэрион, которой всего за несколько недель до смерти отца исполнилось восемнадцать, стала единственной наследницей всего огромного состояния мистера Пэриша. Ей предстояло ждать еще три года, ибо только с достижением двадцати одного года Мэрион могла полностью распоряжаться деньгами. Чтобы как-то забыть о кончине отца и преодолеть боль, она с усердием принялась за ведение дел.
Так Мэрион познакомилась с Дэвидом — молодым банкиром из Нью-Йорка, который был заинтересован в расширении своей финансовой империи. Опекуны Мэрион были готовы продать ему часть акций предприятий, принадлежавших моей подруге, и чтобы не возникало никаких разногласий, спросили ее мнения на сей счет. Сделка обещала стать выгодной обеим сторонам, но Мэрион возжелала познакомиться с заокеанским бизнесменом.
Дэвид был темноволосым высоким красавцем тридцати лет от роду. После приема, устроенного в его честь, Мэрион возбужденно сообщила мне:
— О, дорогая моя сестричка, я нашла человека, с которым хочу провести всю свою жизнь.
— Ты, похоже, влюбилась, Мэрион… — произнесла я, избегая смотреть на подругу.
И Мэрион воскликнула:
— Да, Дэвид завладел моим сердцем! А ты видела, как он смотрел на меня? Уверена, он тоже испытывает ко мне подобные чувства!
Я утаила от Мэрион, что не только она сочла Дэвида подходящей партией, но и я сама. Только я была уверена, что Дэвид обратил внимание не на рыжеволосую конопатую Мэрион, а на меня.
Пока шла подготовка к заключению сделки, Дэвид почти ежедневно навещал Мэрион. Я всегда присутствовала при их встречах, не спуская с американского банкира глаз. Потом Мэрион взахлеб рассказывала мне, как они с ним будут счастливы, сколько у них будет детей и как она обставит свой дом в Нью-Йорке (она уже решила, что переедет к любимому за океан).
Она и не подозревала, что Дэвид полюбил, но только не ее, а меня. Он сам признался мне, когда мы вдвоем, без Мэрион, прогуливались по парку в ее поместье.
— Ирина, вы та самая женщина, которую я искал всю свою жизнь! — воскликнул тогда Дэвид.
— А как же Мэрион? — спросила я, с ужасом чувствуя, что судьба моей лучшей подруги и названой сестры меня совершенно не занимает.
Дэвид тяжело вздохнул.
— О, Мэрион — прелестная девушка, и я вижу, что вскружил ей голову. Однако единственное, что мне от нее требуется, — заключить выгодную сделку.
— И потому вы ведете тонкую игру, продолжая внушать ей, что тоже питаете к ней некие чувства? — спросила я.
Дэвид согласился, что это так.
— Скажи я ей, что она мне безразлична, Мэрион наверняка убедит попечительский совет отклонить мое предложение.
— А упускать выгоду вы не хотите, — горестно вздохнула я.
Дэвид привлек меня к себе и прошептал:
— Ирина, мне нужна только ты! Я безумно люблю тебя, но…
— Но акции фирмы «Пэриш» вы любите еще больше, — ответила я зло и вырвалась из его объятий. — Оставьте меня в покое! Я расскажу о вашем низком поведении Мэрион. Вы не имеете права играть ее чувствами. И… и моими тоже!
Если бы он не поцеловал меня в тот момент, то я бы выложила Мэрион всю правду, как только она присоединилась бы к нам. Но когда пятью минутами позже Мэрион подошла к беседке, то застала нас на скамейке невинно беседующими о детективных новинках. Она и не подозревала, что всего несколько мгновений назад мы были поглощены страстью, и если бы не благоразумие Дэвида, то Мэрион застала бы нас с поличным.
— Я вижу, ты нашла с Дэвидом общий язык, — сказала мне вечером Мэрион. Мы находились в ее спальне, и она расчесывала свои длинные рыжие кудри перед зеркалом. — Я знала, что он тебе понравится. Если хочешь, можешь поехать вместе с нами в Нью-Йорк, уверена, что Дэвид не будет против. Я не смогу без тебя, Ирина!
О, если бы Мэрион знала правду! Я ненавидела себя за свое двуличие и малодушие, однако Дэвид принадлежал только мне, и делить его с названой сестрой, пускай и спасшей мне однажды жизнь, я не собиралась.
Помню, как Мэрион позвала меня к себе пару дней спустя и, усадив на кушетку, таинственно сообщила:
— Ты не представляешь, дорогая сестричка, что десять минут назад сказал мне Дэвид!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
