Горячится Гилл, сын великого Геракла, стучит-скрипит старая колесница. Далеко стук слышен! Выглядывают из-за стен басилеи-козопасы, бородами козловидными трясут: «И Гилл Гераклид тоже с ним? Ясно, ясно, скоро и сам Геракл пожалует!» Так что – от беды подальше. Войска нет – значит, спрятано войско! Фоас-курет (все, все слышали!) в Аркадии, выходит, и конница там, и пехота. Знаем, знаем этого Диомеда! Сам торной дорогой едет, а куреты его вот-вот с запада, через леса аркадские, пожалуют. Хитрый он, Диомед, да мы хитрее!
В общем, спасайся, кто может!
ДИОМЕД ИДЕТ!
– Меня отец с детства к ним посылал, к дорийцам. Говорит, учись у них, своим там стань. Меня уже и во фратрию приняли, и в святилище пускают. Они отца очень любят!
Слушаю я Гилла, вожжами шевелю, а мыслишки всякие в голове так пчелами лесными, кусучими, и роятся. Нет мира в Ахайе! Аргос против Фив, Микены против Аргоса, Мегары против Афин...
...А на севере дорийцы с железными мечами. Да не сами – с сыном Геракла Амфитрионида. Вот возьмут, и выберут через пару лет Гераклида вождем. И что тогда? Тут уже не о микенском престоле речь пойдет!
(Железные мечи, подумать только! Папа мечтал о сотне парней в железе. А дорийцев не сотня, не тысяча. Больше!)
Замолчал Гилл, видать, устал дорийцев славить. А я себе по сторонам поглядываю. Только ничего не видать вокруг. Поле черное, вспаханное, вдали село – землянки под гнилой дранкой (прав парень!), а вот и лес, пустой, неприветливый...
Герма! Радуйся, Психопомп, люблю я тебя! Хоть не спорю – хранишь! Дважды уже напасть пытались. Только куреты-гетайры мои начеку, и я начеку, да и Киллению сколько положено перед отъездом отмерили. Вот и бережет!
А Гилл про дорийцев своих додумал, на меня теперь поглядывает.
– Дядя Диомед, можно спросить? А где ты... Где ты войско свое спрятал? Я никому не скажу!
Спросил, а у самого глаза так и горят (тети Деяниры глаза). Ну, еще бы! Первая война!
Только какая тут война? Еду себе в Аргос, за всяких сорок белобоких не отвечаю, а за Деймоса-Страшилу и подавно.
– Нет у меня войска, дориец Гераклид! – смеюсь. – Вот все мое войско, с тобой да с Мантосом-старшим во главе. Это у Эврисфея войско – под Микенами стоит, ждет. И у Алкмеона войско, по всем границам, по всем крепостям!
...Громко Кера кричала! Так громко, что Заячья Губа басилеям зов кинул. Все они сейчас воинов по городам и селам собирают – Диомеда-супостата бить. И Полидор-толстяк, и Эвриал Смуглый, и Промах Тиринфец. И Капанид собирает...
Да только лучшие войска Алкмеон на запад послал, к границе Аркадской. И пеласгов своих послал. Ну, еще бы! Там ведь, в Аркадии...
– А дядя Фоас с куретами? Дядя Диомед, я... я поклянусь! Я никому не скажу!
Чуть ли не слезы на глазах! Гаркнуть? Так ведь четырнадцать лет парню, даром что дориец!
– Войска у меня нет, Гилл! Фоас на свадьбу к родичу поехал. С ним двадцать человек всего. Но не волнуйся – будет войско. А главными воинами у меня – два крепких парня. Да ты их знаешь – одного Фобосом зовут, другого – Деймосом... И еще один – Пан с дочкой своей Паникой.
Тяжелый вздох. Обиделся, дориец!
Вот так и едем, так и беседуем. Через Амфелу и Опунт, через Элатею и Хароней, через Феспий и Платеи. А впереди, над полями черными, над лесами пустыми, над крышами черепичными несется-гремит по всей Элладе.
ДИОМЕД ИДЕТ!
* * *
Летело эхо, летело – от стен микенских отразилось. От Золотых Ворот, от золотых щитов...
– Дядя Диомед, это что? Это против... Против нас?
Бедняга Гилл! Ехали-ехали, а тут – войско поперек дороги. Тяжеловооруженные фалангой, лучники с пращниками вразброс, колесницы копьями ощетинились. А главное – щиты! Золотые Щиты – хризосакосы! Неужели сам Эврисфей? Вот и шатер в сторонке стоит, красный, огромный...
...Гелиос-Солнышко как раз из-за туч выглянул. Красиво! Золотом по золоту...
– Ничего, Гераклид, – смеюсь. – Сейчас на прорыв пойдем!
Нас уже возле Коринфа остановить пытались. Но только кого останавливать, кого колесницами давить да копытами топтать? Едет себе наследник Калидонский по собственной надобности, с обозом да охраной (смех, не охрана!). Хвала богам, Куретия с Микенами не воюет.
А геквет, над колесницами старший, признался, когда мы амфору самосского с ним распивали, что все в Микенах об заклад бьются, где войско превеликое Диомедово прячется. То ли в лесах Аркадских, то ли в долинах Мессенских, то ли на кораблях чернобоких – к высадке готовится.
А насчет кораблей – ха-а-арошая мысль! Только не зимой.
Ага, вот они! Щиты золотом горят, шлемы на самые бороды опущены, копья – лесом.
– Спокойно! – это я гетайрам. А то останется ванакт микенский без охраны!
– Радуйтесь!
Еще один золотой. На колеснице, зато без шлема. Эге, а нос знакомый!
Агамемнон!
– Богоравный Эврисфей, сын Сфенела, ванакт Микен и всей Ахайи велит передать тебе, Диомед Тидид, наследник Калидонский, что войско твое пропущено отнюдь быть не может. Тебе же и людям твоим – проезд вольный, как и водится между соседями.
Уф, выговорил! Выговорил, венец серебряный в волосах темных поправил, на меня посмотрел... Нет, не посмотрел – воззрился!
– Понял ли ты, Диомед Тидид...
– Понял, понял – поспешил я. – Не надо мое войско пропускать. Только ты, богоравный Атрид, крепко дорогу стереги, войско большое, страшное!
(Ух, и посмотрел! Не люблю его, Атреева первенца!)
А я, между тем, на Гилла киваю.
– Знакомься, Атрид! Тут кое-кто на микенский трон поглядеть хочет. Хотя бы одним глазком. Покажешь?
(А на Гераклиде – хитончик старый, а на Гераклиде – плащик домотканый).
Дернулся длинный нос, нижняя губа вперед тараном выпятилась.
– Твой... оруженосец?
(Хотел «слуга» сказать – не решился!)
– Радуйся, сын богоравного Атрея! – подхватывает Гилл. – Прав ты, роду мы сирого, роду мы бедного. В Калидоне мой отец на чужих хлебах живет, Гераклом его кличут...
Хорошо, что хризосакосы рядом стояли – подхватили богоравного!
* * *
– Радуйся, Диомед Тидид!
Он сидел не на троне, просто на невысокой скамье, и это казалось странным, даже обидным. Как и тонкий серебряный (не золотой!) обруч в темных, с легкой проседью, волосах. Этому человеку к лицу была власть.
– Радуйся и ты, Атрей Пелопид!
...Короткая бородка, тоже с брызгами проседи, яркие полные губы – и огромные голубые глаза на загорелом, без единой морщины, лице. Если бы не седина, микенскому правителю нельзя было дать и сорока. А ведь он старше дяди Геракла, старше Эврисфея! И, говорят, намного.
Он и ждал меня в шатре, Атрей сын Пелопса, истинный, а не кажущийся владыка Златообильных Микен. Богоравному Эврисфею, сыну Сфенела, досталось лишь держать скипетр. Он и держит его, да вот руки уже трясутся.
Слуга поставил такую же точно скамью – для меня, неслышно скользнул к выходу. Я не спешил. Мы с Атреем, кажется, на равных. Он – наследник Микенский, я... А кто я?
– Садись, Тидид. Я не задержу тебя надолго. Мы не в тронном зале, поэтому обойдемся без «богоравных».
Он подождал, пока я сяду, помолчал, зачем-то скользнул широкой ладонью по железной, в золотой оправе, фибуле, по роскошой лиловой ткани затканного золотом фароса. Словно пыль отряхивал. Волнуется? С чего бы это всесильному Атрею, Атрею Великому, волноваться?
– Тидид! Микены готовы признать Диомеда Калидонского басилеем Аргоса. Микены готовы дружить с ним. Готовы помочь. Но ванакта Диомеда мы не признаем никогда.
Вот оно что! Давний спор – кому первенствовать в Ахайе. Новая Столица против Древней.
– Скажу больше, Тидид. Для тебя слово «ванакт» и слово «война» означают одно и то же...
Теперь он смотрел прямо на меня – холодно, без тени улыбки. В голубых глазах горел отблеск кованного железа.
– Ванакт должен быть один. Он – царь царей. Ахайя должна стать единой, тогда следующая война будет такой, как я хочу, а не иной. Ахайя, нет, Эллада завоюет весь наш Номос – объединенная, могучая, страшная для врагов. Добычи и славы хватит для всех, и власти хватит. Иначе... Иначе мы начнем резать друг друга. Микены все равно победят, но я не хочу такой победы!
...Номос – знакомое слово! Спросить о меднокованном небе? Нет, не время.
– Это моя мечта, Диомед! Это – мечта Пелопса. Мечта стоит крови. Выбирай!
Странно, мне вдруг почудилось, что я вновь слышу голос деда, голос Адраста Злосчастного. У деда тоже была мечта – очень похожая.
– Аргос не боится войны, Пелопид!
Он ждал другого. Поморщился, покачал головой.
– Мы тоже не боимся, Тидид! Не боимся – и не хотим. Но иначе не выйдет. Ты знаешь, что в Ахайе уже не хватает пашен и пастбищ? Что через несколько лет нам придется ввозить хлеб и даже скот? Что на севере дорийцы, а море вот-вот захватят пираты Лаэрта и этого мерзавца Приама? Только единая страна может защитить себя и завоевать новые земли. И не пустоши Эпира, не фракийские скалы! Земли за морем – богатые, почти беззащитные, оставленные богами. Оставленные – нам!
