Кто эти люди, что им надо, можно ли с ними договориться? Вопросы не находили ответов, а ничто, как известно, не порождает страх так, как отсутствие информации.
Бульварные газеты строили предположения, одно другого фантастичней. Издания более серьезные анализировали ситуацию, и прогнозы выглядели неутешительными.
Бизнесмены, которых бандиты дербанили нещадно и безжалостно, робко подняли головы, немного воспрянув духом: а вдруг ненасытным "крышникам" теперь будет не до них? МВД было взбудоражено не меньше бандитов - несомненно, теперь в среде криминалитета происходили какие-то новые процессы, мир организованной преступности менялся качественно - но как, каким образом менялся, было непонятно.
И, наверное, лишь верхушка оргпреступности - старые, проницательные воры в законе, проведшие "за решками, за заборами" большую часть жизни, сохраняли присутствие духа. А может быть, делали вид, что сохраняли.
...Поленья, горящие в камине, отбрасывали багровые сполохи, подчеркивая мрачное выражение лиц собравшихся. За небольшим, но богато сервированным столиком сидели четверо. Тот, что расположился поближе к огню, пожилой мужчина с подчеркнуто властным выражением лица, явно главенствовал. Это угадывалось и по рельефным морщинам, прорезавшим его лоб, и по прищуру глаз, и по тому, как внимательно слушали его остальные: двое кавказцев и третий - немолодой, с массивной золотой цепью и крестом на шее, видневшимся в раскрытом вороте сорочки, с залысинами и набрякшими мешками под глубоко посаженными глазами.
Пальцы собравшихся украшали татуировкиперстни, свидетельствующие о несомненном авторитете в уголовной среде. В беседе то и дело проскакивали чисто блатные выражения: "завал", "косяки", "рамсы", "гнулово"...
Наверняка все сыскари Российской Федерации много бы отдали, чтобы хоть краем глаза взглянуть на это сборище, чтобы хоть краем уха услышать, о чем идет беседа. Тут, на подмосковной даче, проходил так называемый "малый сходняк". Все четверо имели высокий статус воров в законе, а стало быть, обладали исключительным правом судить о процессах, происходящих в российском криминальном мире, и не только судить, но и координировать их. Пожилой председательствующий имел, может быть, чуть больший авторитет, чем остальные, базировался он не только на безукоризненной репутации, безупречном знании "понятий" и многочисленных "ходках" в зоны, не только на связях в высших эшелонах теневой и реальной власти. Лишь очень немногие знали, что хозяин коттеджа является хранителем воровского общака - статус, говорящий о многом...
- Ну, то что Глобуса вальнули, так туда ему и дорога, - мужчина с залысинами пошевелил татуированными пальцами. - Где это видано, чтобы "правильный" вор по беспределу заряжал? "Бригаду" себе завел, пацанов своих подставлял, на чужих коммерсантов наезжал... - Несомненно, говоривший был по-своему прав: в понимании уголовников "старой" формации законник не имеет права стоять во главе "бригады". Другое дело - служить третейским судьей, разводить "рамсы" краями и держать братву собственным авторитетом, а не самолично заниматься "наездами". - "Косяков" напорол, врагов себе нажил... Сам и виноват.
Он тяжело вздохнул.
- Да не в Глобусе тут дело, - возразил худой пахан с изможденным лицом. - Если бы он один такой был. А Калина, земля ему пухом, что, тоже, по-твоему, "косяков" напорол? Не было у Калины врагов - кому этот человек мог мешать? Помнишь его похороны? Сколько людей с ним проститься пришли? Он умел даже "Чичиков", кровников между собой мирить. На кладбище чеченцев вдвое, втрое больше было, чем русских. - Пахан неожиданно зашелся в сухом кашле - туберкулез он заработал во время последней "ходки", которую от звонка до звонка провел в Коми АССР. - Ну а Отарик кому мог помешать? - послышалось сквозь лающий кашель.
- Завалили, значит, было кому мешать, - подал голос один из кавказцев. - А вообще на подставу похоже... Тут, получается, менты нас с вами хотят разделить и стравить. Дескать, кавказские воры - это одно, русские - совсем другое. Будто мы с вами обязательно враждовать должны.
- Да знаю я про такое... Не в этом суть, - старый вор, взяв кочергу, принялся ворошить поленья в камине. - Дело в том, что за всеми этими завалами явно кто-то стоит. Руководящая и направляющая сила есть, единый почерк угадывается, вот что. Как вы сами считаете - кто это может быть?
Присутствующие передернули плечами. Может быть, они и догадывались, кто может стоять за планомерными киллерскими отстрелами, но высказываться не торопились, и по вполне понятным причинам. Во-первых, из соображений своеобразной этики, во-вторых, памятуя о том, что любое молчание - золото... В последнее время холодок отчуждения чувствовался даже в отношениях воров.
- Знаете, сколько фирм да банков под Длугачем было? - спросил пожилой, усаживаясь вполоборота к камину. На фоне огня лицо его приобрело необычайно хищное выражение. - Много, очень много. Я по своим каналам пробил, что с этими фирмами потом сделалось. Часть, естественно, под Бобона ушла - он у Глобуса на подхвате был. А остальные... - вор выдержал непродолжительную паузу, обводя присутствовавших тяжелым взглядом. - А остальные подписались под одну странную охранную фирму. Отстегивают ей, как и положено, вроде довольны, и никто на них не наезжает.
- И что за фирма? - спросил обладатель золотой цепи.
- Неизвестно. Посылал я туда своих пацанов - глухо, ничего не выяснили. Попытались на тех, кто под нее перешел, осторожно наехать - пацаны говорят, что через пять минут камуфлированные какие-то подъехали, что-то вроде СОБРа, - насилу удрали. Хозяин той фирмы - божий одуванчик, явно подставное лицо. Правда, удалось пробить одну вещь: вроде бы настоящий шеф той конторы - бывший или теперешний комитетчик, генерал или чтото вроде того. Теперь понятно?
Впрочем, пахан мог и не задавать этого вопроса. Присутствующие были людьми неглупыми и потому догадывались о несомненной причастности российских спецслужб к отстрелам своих коллег. И уж им, имевшим за плечами не одну "командировку", знавшим Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы не хуже самых опытных судей и прокуроров, было понятно, что осуществлять отстрелы напрямую "контора" не в состоянии: время уже не то, да и опасно, не дай Бог, просочится информация куда не надо...
Но самое главное, чекисты никогда бы не осмелились впрямую переадресовывать "налог на охранную деятельность" на себя. И эта самая загадочная фирма, о которой только что рассказал хозяин дома, вне сомнения, была своеобразным буфером...
Говорили недолго и предельно лаконично. На подобных встречах, каждое произнесенное слово расценивалось на вес золота, и любая двусмысленность могла быть истолкована против говорящего.
Как и положено на сходняках, высказались все, кто был - по очереди, сообразно неписаной "табели о рангах". Мнение было единодушным: следует во что бы то ни стало выйти на этого загадочного киллера, - только от него можно узнать, кто же дает отмашку на отстрелы.
- Тут я слышал про такого Александра Македонского, - осторожно вставил в конце беседы один из, "пиковых", - не про полководца, в смысле, а про киллера... "Погоняло" у него такое. Вроде бы сейчас с шадринской "бригадой" тусуется, но пробить его тяжело - шифруется сильно.
- Мусоров подключайте, прокуратуру, - сквозь зубы цедил старый вор. За что мы им, гнидам, лавье ссыпаем? Пусть своих следаков, оперов напрягают, пусть отслеживают... Делото серьезное. Не сегодня-завтра...
Председательствующий не закончил фразы, но тем не менее был прекрасно понят - Никто из участников малого сходняка не мог дать гарантии, что не сегодня-завтра неизвестный киллер будет смотреть на него через перекрестье оптического прицела...
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Memento more - помни о смерти.
Это латинское изречение, часто встречающееся у блатных в виде татуировок, как нельзя лучше отражало состояние наемного убийцы.
Он живет с чужой смертью - стало быть, по всем законам, должен помнить и о том, что смертей сам; может быть, куда в большей степени, чем другие живущие на земле люди. Наемный убийца не может знать, когда умрет, не может сказать, какую именно смерть примет: от ножа, пули, удавки, гранаты. Будет ли он сбит большегрузным автомобилем, сброшен в шахту лифта, расчленен ножовкой, отравлен газом или закопан живьем в каком-нибудь подмосковном лесу...
Выпускник специального центра подготовки прекрасно знал: жертвы требуют искусства, и искусство это обоюдоострое, оно всегда может быть направлено и против него.
Смерть может таиться везде - ее может принести и почтальон, которого он видит чуть ли не каждый день в подъезде, и бомж, одиноко мерзнущий около мусорки, и водопроводчик из жэка, и сержант-гаишник, остановивший его машину за какое-то нарушение...
Memento more - помни о смерти.
А если так, то хочется поскорей насладиться жизнью, испытать все удовольствия, которые она только может предоставить; хочется многого, немедленно и самого лучшего.
