- Останови тут, - коротко распорядился Саша, открывая дверь.
Вышел, нащупал в кармане лимонку, крикнул:
- Ну, давай, говори, что хотел!
Тот извлек из внутреннего кармана тяжелый металлический прут и оглянулся на качков.
- Давай, Серега, не ссы, мы за тебя, - пробасил один из них - коренастый, крепко сбитый парень в необычайно широких брюках.
Бывший Аленин муж сделал несколько шагов вперед. Взгляд его был угрюм, движения, как у любого одержимого человека, размашистыми и нерасчетливыми, от него сильно разило спиртным. Саша понял: с ним он справится быстро.
- Ну что, паскуда, - прошептал Сергей, - мы тебя сейчас научим, как надо себя вести. - Взглянув на машину с непроницаемо-черными стеклами, он добавил: - Что, перетрухал, не один приехал? Дружков решил подогнать?
Короткий замах - Солоник, грамотно перехватив руку нападавшего, вывернул ее, и металлический прут с чавкающим звуком шлепнулся в лужу. Следующий удар пришелся в солнечное сплетение, и бывший муж Алены, сложившись пополам, словно перочинный ножик, без звука свалился в грязь.
Люберецкие качки, загодя уверенные в успехе, явно не ожидали подобного поворота событий. Видя, что их предводитель повержен, они медленно двинулись вперед. Ощетинившись дубинками, заточками и ножами, качки выглядели угрожающе.
Саша понял: именно теперь следует дать понять, кто перед ними...
Левая рука быстро, без суеты извлекла из кармана лимонку - жест был достаточно угрожающим, чтобы любера остановились. Тем временем Солоник, выхватив из кармана "глок" с навинченным глушителем, выстрелил качкам под ноги, как бы обозначив границу между собой и ими.
- Пацаны, кто из вас старший? - спросил он, стараясь держаться как можно спокойней.
Качки замерли.
- Кто из вас главный, я спрашиваю? - повторил вопрос Саша.
Пауза затянулась - качки как завороженные уставились на лимонку. Наконец откуда-то сбоку раздался хриплый бас:
- Колян, говори за всех...
Вперед вышел тот самый невысокий, плотный пацан, который несколькими минутами ранее подбадривал Серегу.
- Ну я...
- Пацаны, - начал Солоник, стараясь вложить в собственные интонации как можно больше примирительности, - я против вас ничего не имею. Вижу в первый раз, и мне этого достаточно, чтобы понять: вас подставили. Если у него со мной какие-то проблемы, - Саша небрежно пнул ногой лежавшее перед ним безжизненное тело, - то это проблемы только его и мои. И решать их только нам вдвоем. Я не виноват, что меня полюбила его бывшая жена. Я ее не отбивал, и ее право, кого из нас выбирать. Если же у него, - говоривший снова бросил взгляд на, бывшего Алениного мужа, который начал подавать признаки жизни, - если у него есть ко мне какие-то вопросы, пусть задает их сам, как и должен делать настоящий мужчина, а не впутывает посторонних. Я ведь один на стрелку приехал... Или я что-то не так сказал?
- А чо - все правильно говоришь, - качок, которого назвали Коляном, явно смягчился. - Нам до его семейных базаров и дела нет. Жена у него к тебе ушла или еще чего там... Пусть сам свои дела распутывает. Просто он нам денег дал - мол, надо одного фраера проучить, чтобы чужих жен не трахал. Да и земляк вроде, вот мы и подписались. Да если бы мы знали, что ты такой крутой человек, мы бы этого говнюка сами умудохали.
- Вот и добазарились, - улыбнулся Александр, пряча оружие. - Значит, все путем.
- Да о чем речь! Нам самим стыдно... Правильно я говорю, пацаны?
Пацаны согласно закивали.
- Базаров нет!
- Да, сразу видно, ты - человек авторитетный!
- Извиняй, что так неловко вышло...
- Забирай его с собой, если хочешь!
Саша неплохо разбирался в людях, а потому знал: если сейчас расположить их в свою пользу, этому самому Сереге придется и вовсе плохо. А потому, небрежно достав из кармана бумажник, отсчитал триста баксов и, протянув их Коляну, произнес:
- Вот и ладненько, пацаны. Накройте себе сегодня поляну и выпейте за то, чтобы всегда все путем заканчивалось, чтобы любой вопрос можно было утрясти мирно.
Качок было заартачился:
- Да ладно, зачем?! Мы и так перед тобой по кругу виноваты!
- Ничего не хочу знать, - отрезал Солоник, - бери, бери... А то обидишь.
- За кого хоть выпить, как тебя звать? - спросил любер, опасливо принимая деньги.
- За Александра Македонского, - ответил Саша, улыбнувшись.
Когда качки, поблагодарив Солоника, ушли, Саша наклонился к бывшему Алениному мужу и осторожно, словно боясь испачкаться, приподнял его.
- Значит, тебя Сергеем зовут?
Тот промычал что-то неопределенное.
- Значит, Сергеем, - голос Саши сделался сух и деловит. - А теперь говорить буду я. Если не любит тебя женщина, отпусти ее с миром. Ну что тут поделать? Другую найдешь, с которой тебе будет хорошо. Мы с тобой уже второй раз встречаемся. Если, не дай Бог, попадешься ты мне в третий, то он наверняка станет для тебя последним... Усвоил мою мысль, Сережа?
Взгляд покинутого мужа был угрюм, а Саша подвел итог разборке:
- Понял, Сергей... По глазам вижу - понял. Но смотри - в последний раз тебя предупреждаю!
Едва Саша открыл дверь квартиры, Алена вся в слезах бросилась к нему на шею.
- Ой, наконец-то! А я уже решила, что с тобой что-то случилось.
- Почему это со мной должно что-то случиться? - удивился Солоник, вытирая слезы на ее щеках.
- Мне почему-то подумалось, что ты поехал в Люберцы с ним разбираться, - она так и сказала - с "ним". Видимо, ей не хотелось называть по имени человека, который доставил ей так много неприятностей. - У меня предчувствия нехорошие...
- Тебе просто показалось, - мягко улыбнулся Саша, стараясь вложить в эту улыбку как можно больше нежности и участия. - Но я действительно был сегодня в Люберцах.
- Ты! - ее голос дрогнул. - Видел его?
- Мне даже удалось с ним побеседовать. Вполне приличный молодой человек, и друзья у него замечательные - душевные и понятливые.
- Что он тебе сказал?
- Что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не наберет твой номер телефона, не будет интересоваться где ты, с кем... И вообще, давай больше не будем о нем вспоминать?
Алена хотела было что-то сказать или возразить, но Саша, не дождавшись ответа, поволок ее в спальню на огромную кровать...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Нельзя сказать, что милиция, взбудораженная дерзкими отстрелами, бездействовала. Поиски пока еще неизвестного, но такого меткого киллера шли полным ходом.
Были опрошены сотни свидетелей, имевших хоть какое-то отношение к убитым, сняты десятки километров видеопленки, проверены все, кто, по мнению МУРа и РУОПа, были способны на подобное, просчитаны многочисленные версии, исходя из того, "кому эти убийства выгодны? ". Опытные аналитики, просеивая тонны порожней информативной руды, отбирали редкие золотые крупицы, и вскоре приблизительный портрет неизвестного был готов: на вид - между тридцатью и сорока, небольшого роста, имеющий навыки конспирации и театрального грима, проходивший воинскую службу, по-видимому, в спецназе.
Информация эта, конечно же, не была исчерпывающей, тем более что сыскари не имели даже приблизительного портрета разыскиваемого, но вскоре менты напали на след, который стоил многих других: по оперативным данным, этот человек в последнее время активно сотрудничал с шадринскими...
Соответствующие структуры принялись методично разрабатывать группировку. Прослушка телефонных переговоров и пейджинговой связи дала многое, а еще больше - скрытая оперативная видеосъемка. Менты фиксировали абсолютно все контакты более или менее значительных фигур среди шадринских, проверяя тех, кто с ними контактировал, по своим каналам. Самая ценная информация, конечно же, была получена от так называемых "оперативных источников" - то есть от криминальных элементов различного уровня, в разное время завербованных МУРом и РУОПом. Вся эта информация в совокупности и дала основания полагать, что сыскарями обнаружен именно тот человек, которого ищут: им оказался некто Валерий Максимов, проживавший на окраине Москвы, по улице Успенской вместе с сожительницей, фактически с женой, на которую квартира и была оформлена.
Прослушивание телефонных разговоров объекта ничего существенного не дало. Видимо, этот самый Максимов был человеком опытным и понимал, что о серьезных вещах в наше время по телефону лучше не распространяться.
За домом организовали оперативное наблюдение, результаты фиксировались видеокамерой, но ничего подозрительного вроде бы замечено не было.
Во всяком случае - пока. Тяжелая, глухая тишина глубокой ночи повисла над столицей. За окнами непроглядная мгла, лишь кое-где разреженная тусклыми огоньками уличных фонарей.
Невысокий, чуть сгорбленный мужчина, подойдя к огромному письменному столу, включил настольную лампу, и ровный зеленоватый свет залил кабинет.
Уселся, ключом открыл выдвижной ящик стола, достал картонную папку с тесемками, развязал их и, поправив абажур, погрузился в чтение.
