подкрасться к укреплениям или вынырнуть из ниоткуда и нанести неожиданный удар. И вот уже несколько дней глубоководные авгуры фиксируют колыхание водных масс, вызванных, по предварительным данным, плавательными разведывательными аппаратами. А главы ордена знают, что, у острова Крит плавают три атомных подлодки, способных обрушить на островок Анафи ядерный шквал, если бы не средства противоракетной обороны.
На берегах Анафи так же были посеяны авгуры, чтобы предотвратить скрытое проникновение или ещё какую-нибудь «прелесть». В виде серых прибрежных непримечательных камней, в виде муляжей выброшенных рыб или просто наглядно установленных устройств они целой россыпью усеивали берег, давая исчерпывающее представление о том, что сейчас происходит на уютной песчаной поверхности.
И те, кто сейчас наблюдают за берегом взорами тысячи глаз, прекрасно видят, как по одному из многочисленных песчаных заливов бродит пара. Это без всяких сомнений Эмилия и Карамазов, что безмятежно гуляют по берегу, наслаждаясь прекрасными видами, которые уже скоро окажутся во власти пожарища. Весёлые и наполненные жизнью, счастливые и неунывающие, вселяющие ощущение немножко приторного тепла в сердца окружающих, они весьма удивляют Данте.
Магистр никогда не видел этих двух человек такими радостными и наполненными любовью, ибо раньше они были суть отражения своей работы – серые и унылые, словно придавленные каменной плитой. Эмилию он знал всего чуть больше года, с тех самых пор, когда он пришла в полк-орден, а с Карамазовым он общался довольно долго и ещё никогда не смог узреть хотя бы улыбки, рождённой не сквозь боль или безумие, которое часто накатывало на Верховного Инквизитора.
Да, Рейх таков, что каждый, кто исполнял важную миссию и был ответственен за жизни миллионов, рано или поздно наполнялся горем за содеянное, ощущая как падает в бездну, вырытую личным сумасшествием. Чувство вины за загубленные души, подгоняемое и многократное усиленное, проповедями Империал Эклессиас, гложет души. Суровая имперская действительность диктовала свои правила: радость от пьянящего религиозно-политического никотина для низов, ощущение беспомощности перед той системой, на которую они работают и повинности для верхов, обречённых носить бесконечные маски.
Исключением из всей этой околесицы не стал и Карамазов. Настал момент, когда с его губ также пропала улыбка, стала похороненной под жуткой внутренней душевной болью. Данте на секунду даже подумал, что Верховный Инквизитор станет таким же, как и он. Но потом, в час величайшего отчаяния появилась Эмилия. «Верная дочь полк-ордена», как её называли офицеры, и именно такой она пыталась себя показать. Именно она спасла Карамазова от медленно надвигающегося отчаяния, вырвала его из пучин. И эта любовь стала для бывшего инквизитора сущим эликсиром жизни.
Данте, сидя у себя в кабинете, что был расположен в древнем дворце Сарагона Мальтийского, построенного в самом конце замка, временами не бог себе отказать в просмотре на гуляющего Карамазова и Эмилию.
Что ж, если Магистр Валерон был лишён многих чувств, подобно тому, как сгорают авточувства в механизмах от перенапряжения, то он прекрасно знает, что эта чувственная партия пришлась как нельзя вовремя, ибо она вернула в строй целую Тетрархию, которой в будущем Данте отвёл довольно важное место.
Внезапно в простенький кабинет Магистра ордена входит человек, скрипя дверью, и отвлёк его от созерцания экрана компьютера, в котором были несколько картинок с данными, приходивших с разных авгуров, вкупе с открытыми вкладками отчётов.
Рабочее помещение Магистра представляет собой обычную квадратную комнату, в которой имелось одно единственное окно, один выход, прикрываемый тяжёлой деревянной дверью. Внутри кабинета было множество книжных полок, что закрывали стены, рабочий стол, где вся информация собиралась в новейший компьютер, гордо стоявший на тёмном, покрытым блестящим лаком, дубовом столе. Под ногами был изумрудный ковёр, древнего шитья, из эпох, когда за эти земли сражались копьями и мечами праотцы демократии и дети великого персидского царства.
– Магистр Данте, – важным голосом, в котором Валерон прочёл стойкую обеспокоенность, заговорил человек, – у нас проблемы.
Глава ордена взглянул на парня, что был одет в обычную солдатскую одежду воинов Лампады, и только его лицо оставалось открытым, показывая весь в карих глазах букет смущения и крадущегося в душе страха воина.
– Что случилось, солдат, – прохладно потребовал доложить Магистр.
Мужчина вытащил из небольшого кисета на поясе свёрнутую вчетверо бумажонку и спешно передал её своему господину. Данте развернул её и внимательно всмотрелся в содержимое, что было изложено в каждой строчке.
Взгляд Валерона никак не передавал его душевного состояния и он, оставаясь таким же невозмутимым, отдал приказ:
– Солдат, донесите до Андрагаста Карамазова, Сантьяго Морса и Флорентина Антинори, что я хочу их видеть у себя через полчаса. Приказ Магистра.
– Так точно, – Покорно ответил воин и вышел прочь, дабы исполнить приказ своего господина.
В кабинете главы ордена тут же установилось полнейшая тишина. Только звуки моря, доносимые слабейшим, еле уловимым эхом, доносились из-за окна, оставаясь практически не слышимы, прерываясь звучанием компьютерной механики.
Данте погрузился в пристальный поиск. Весь свой ум, навыки и внимательность направил в изучение того, что передают «глаза и уши» ордена с дальних позиций. И в этот же момент он открыл для себя новую действительность, совершенно ужасающую и знаменующую вполне печальное начало следующего этапа этой партии. И Магистр проводил время в изысканиях до тех пор, пока в его комнату не пожаловала вся тетрархия в её неполном составе, и Данте подловил себя на мысли, как быстро они сюда добрались или это он уже теряет связь с действительностью.
– Вы нас вызывали? – прозвучал вопрос с порога кабинета.
Валерон оторвался от компьютерного экрана и посмотрел на пришедших. Его холодный взгляд рассмотрел Карамазова, одетого в свои привычные чёрные одежды; Отца Флорентина, что нацепил на себя один из церковных балахонов; бывшего инспектора Морса, который надел на себя серое пальто, и Флоренсу Эмилию. Последняя вызвала у Данте всплеск негодования, пробежавший по душе ледяной и приглушённой волной, никак не отразившийся.
– Госпожа Флоренса Эмилия, я попрошу вас покинуть это совещание, – мягко, если можно машинную речь назвать таковой, попросил хозяин кабинета. – Это вам не романтическая прогулка, что бы на неё идти со своим избранником.
– Магистр, я имею полное право находиться здесь, – запротестовала девушка и попыталась что-то добавить, но Валерон её своей безжизненной речью оборвал:
– Оперативный разведчик, покиньте мой кабинет. Приказ Магистра ордена, – и увидев, как её возлюбленный собирается защитить девушку, Данте ответил и ему. – Господин Андрагаст, примите это как вынужденную меру. У нас сейчас очень важная ситуация, требующая сухого формализма.
Ответом на просьбу хозяина этого помещения стал хлопок дверью. Эмилия резко вышла из кабинета, с гневом задвинув дверь так, что по коридорам побежало
