class="empty-line"/>
Спустя двое суток. Новая Кирена.
Небесная твердь над северной Африкой выкрашивалась постепенно в оранжевые цвета, которые половиной часа позже станут фиолетовыми, возвестив всех о том, что сам день скоро будет окончен, предоставив своё место кромешной тьме, рассеиваемой только серебряным лунным светом.
Слабый прибрежный ветер веял со стороны побережья и доносил стойкий тухлый запах отходов и мертвечины, смешанный с морскими ароматами, что практически не ощущались. Эта фантасмагория сильной вони могла довести до тошноты каждого человека, который тут долго не жил. Но всё же, самый сильный смрад стоит именно на побережье. Тысячи тонн мусора и трупов сбрасывали мигранты в морские пучины, чтобы избавиться от него. И так год за годом и вся южная часть Средиземного моря превращалась в одно единое болото, где навечно сцепились самые различные останки жизнедеятельности людей. Рейху, Турецкому Султанату и Аравийским Эмиратам пришлось выстроить массивные водные очистители, похожие на подводные стены, чтобы не пустить мусорную гниль в своё водное пространство.
Так же и тут. На месте старого города, очень древнего, построенного ещё в эпоху, которую называли «Античная», остались лишь руины, средь которых теплится убогая жизнь. В Автократорстве это название тактично заменили на «Эпоха Духовно-Морального Упадка», так как имперские учёные и философы считали, что вся культура, вся жизнь людей той эпохи пропитана была развратом, отступничеством от моральных идеалов и декадентством. Этот город теперь носит иное название, нежели раньше. Теперь это не просто Кирена, а «Новая Кирена».
Когда-то над этими местами развивались штандарты Рейха. Тут была оперативная база «Пурпурного Креста», до его падения, а когда же орден канул в вечность, базу тут свернули, и она досталась Северному Синдикату. Но несколько недель назад эти места были очищены огнём и кровью. Воины синдиката повержены и отброшены вглубь континента. Никто не скрылся от справедливой кары. Бандитские группировки не собирались мириться с таким позорном поражением и собирались в самоубийственную контратаку, но тут к ним явился странный человек. В обмен на спокойствие предложил золото и оружие. Те, кто выжил в этой бойне, рассказали, чем может закончиться операция по возвращению базы, что она может для нападающих обернуться кровавой баней. Бандиты согласились и забрали золото с оружием, оставив базу в покое, а тем временем там уже развивались новые белые знамёна, на которых красовался полукостлявый ворон.
За считанные дни с этим местом произошли самые невообразимые метаморфозы. Оно было превращено в неприступную крепость с тренировочными площадками и укреплёнными артиллерийскими позициями, где гордо стояли, задрав дуло к небу, старые сто пятидесятимиллиметровые гаубицы.
На месте старого города и бывшего склада наркотиков и оружия возникла укреплённая полевая крепость, словно извещавшая о возвращении старых времён, когда тут стоял некогда гордый и несокрушимый орден. Теперь тут развивается мёртво-живая птица на белом полотнище, заменив золотисто-пурпурный крест.
Тит стоит и смотрит далеко в континент, скрупулёзно изучая виды на пустоши. Он находился на самом краю полевой крепости, встав на пост в сторожевой башне, сменив часового на несколько минут, дав тому отдохнуть. Башенка, собранная из стальных балок, обшитая крепкими листами металла, выкрашенного в цвет ночи, стояла подобно грозному неутомимому стражнику, смотрящему за тем, чтобы никто не проник на базу.
Мужчина, сменивший одежду на привычный тёмно-зелёный камуфляжный костюм, с высокими берцами, стоял и всматривался в саму Африку, словно он там пытался увидеть её суть. Впереди он мог углядеть лишь нищету, голод, бедствия, страдания и первобытный страх перед надвигающейся ночью. Тит вспомнил, что и Рим некогда был такой. Вечный Город, жалкий и сломленный Великой Европейской Ночью, превращённый в локальный ад, не щадивший даже самых светлых душ. Но потом пришёл «Первый Канцлер», ставший ярким светом в этой кромешной темноте. Он вознёсся над народом и стал подобен посланнику Божиему, который над судьбами миллионов зажёг солнце новых истин и испепелил жаром этого светила всех тех, кого считал недостойными жизни в новом мире. Именно так преподносили имперские историки – как бардовский рассказ у костра, как высокую оду. Что ж, в чём-то они и были правы. В глазах уставшего от разврата и насилия, отчаянного народа он действительно стал тем, кем его описывают хвалебные поэмы и имперские саги.
Но вот весь остальной мир не стал таким, каким его хотел видеть «Первый Канцлер». На севере все аспекты старого Содома, вся суть Великой Европейской Ночи воплотилась в единый монолитный кошмар, став называться Либеральная Капиталистическая Республика. Ну а между «Новой Россией» и ними возникла Директория Коммун, чей народ свято уверовал в идеалы коммунизма.
Африка. Она осталась той же. Ничего не изменилось с момента начала величайшего планетарного кризиса. Кто знал, что вложенные в её развитие деньги, ресурсы в один момент могут обесцениться? Одна ошибка политиков, ставшая привычной чередой, положила начала этому ужасу, породив самый негативный вариант развития событий. «И теперь над этим континентом витает старый костяной ворон и пожинает тысячи душ каждый день, относя их на своих крыльях своей хозяйке – смерти». – Как говорилось в одном из старых повествований раннего Рейха.
– Тит, – зазвучало имя откуда-то сзади, – как ты?
Мужчина повернулся назад и увидел, как перед ним стоит Дюпон. Для одежды он выбрал один из офицерских нарядов давности. Это был короткий зелёный пиджак, похожий на жакет, такого же цвета монохромные брюки и кожаные туфли, чёрного окраса.
Зрелое лицо маршал-командора погибшего ордена не выражало ничего, кроме усталости. Несколько утончённые черты лица провисли от утомления, а в прохладных глазах так и читалась апатия. Даже серебристая седина немного поникла от гнетущей действительности.
– Не знал, что у вас есть связи в Имперской Морской Пограничной Службе. Думал, мы будем прорываться с боем, – без эмоций произнёс Тит.
– Мы чуть не попались, – с явным напором усталости начал Дюпон, – когда отъезжали на катерах от порта в Новой Спарте. Нас едва ли не обнаружили прожектора и локаторы. Если бы не датчики заглушки отражающих сигналов, и неразбериха у них на постах, то мы сейчас говорили бы в камере.
– Что-то я не помню этого, – чуточку смущённо сказал брат-лейтенант.
– Ты всё ещё находился в бессознательном состоянии. После операции. Я из тебя столько осколков достал, ты, словно был ими нафарширован. Благодаря только твоей броне ты и остался жив.
– Как мы вообще до этого места добрались?
Дюпон ничего не ответил. Он лишь взглянул назад и посмотрел на свою командную палатку, развёрнутую посреди старых золотистых руин. Её стенки и потолок слегка колыхались от зловонных поветрий, которые вызывали чувство тошноты у всех, кто тут находился.
– Пойдём, переговорим у
