Это караван. Телега Уилфа замыкает длинную вереницу других телег, в которых едут мужчины, женщины и, если меня не обманывают залитые вонючей дрянью глаза, маленькие дети. Их Шум и тишина парят над караваном, точно огромный гудящий рой.
Армия, то и дело слышится в нем. Армия, армия, армия.
И проклятый город.
— Брокли-фоллз? — спрашиваю я.
— И Барвиста, — отвечает женщина, быстро-быстро кивая. — И другие деревни. Слух прошел: мол, на нас двигается армия из проклятого города, и с каждой завоеванной деревней она растет. Все мужчины встают на ее сторону.
Идет и растет, вспоминаю я слова Уилфа.
— Их бутто уже несколько тысяч.
Уилф презрительно фыркает:
— Да между Брокли-фоллз и проклятым городом и тыщи людей не наберется!
Женщина кривит губы:
— За что купила, за то и продаю!
Я оглядываюсь. Манчи бежит за телегой с высунутым языком, и мне вспоминаются слова Ивана — того человека, что работал со мной в сарае. Мол, у некоторых людей другой взгляд на историю, и у Прен… у моего города до сих пор есть союзники. Может, их не тыщи, но армия всетаки растет. Идет и растет, идет и растет. Однажды она увеличится настолько, что никто против нее не выстоит, так ведь?
— Мы едем в Хейвен, — говорит женщина. — Авось там нас защитят.
— Хейвен, — бормочу я себе под нос.
— Ходят слухи, в тех краях даже лекарство от Шума выдумали. Хотела б я на это посмотреть! — Она заливается смехом. — Верней, послушать! — И хлопает себя по ноге.
— А спэки там есть? — спрашиваю я.
Женщина удивленно поворачивается:
— Спэки к людям не лезут, ты чего! Давно уж такой порядок. Мы не трогаем их, они не трогают нас — так мы сохраняем мир. — Последнюю фразу она, кажется, вызубрила наизусть. — Да и вапще, их почти не осталось.
— Мне пора. — Я упираюсь руками в пол телеги и пытаюсь, подняться. — Я должен ее найти.
Но ничего не выходит, я только валюсь с телеги на землю. Женщина кричит Уилфу, чтобы тот остановился, и они вместе затаскивают меня обратно, а заодно и Манчи прихватывают. Женщина расчищает немного места, меня укладывают, а Уилф снова подстегивает быков. Я чувствую, что едем мы теперь быстрее — а уж на своих двоих я бы точно так быстро не пошел.
— Поешь, — говорит женщина, поднося к моему рту кусок хлеба. — Куда ты собрался, не поевши?
Я беру у нее хлеб и откусываю кусочек, а потом так жадно набрасываюсь на остальное, что даже забываю поделиться с Манчи. Женщина достает еще и дает нам обоим, удивленно и внимательно следя за каждым нашим движением.
— Спасибо, — говорю.
— Меня Джейн звать. — Глаза у нее по-прежнему широко распахнуты, как бутто ей не терпится что-то сказать. — Вы видали армию? Своими глазами?
— Да, — отвечаю. — В Фарбранче.
Она со свистом втягивает воздух:
— Выходит, все правда! — Это не вопрос.
— Говорил же, что правда, — кряхтит на облучке Уилф.
— А еще говорят, бутто они отрывают людям головы, а потом выковыривают глаза и варят!
— Джейн! — обрывает ее Уилф.
— Да чего? Я просто сказала.
— Они убивают людей, — тихо говорю я. — Этого достаточно.
Глаза Джейн внимательно изучают мое лицо и Шум.
— Уилф про тебя рассказывал.
Что бы значила ее улыбка?
Капля грязной воды попадает мне в рот, и я начинаю давиться, плеваться и кашлять.
— Что за мерзость такая? — спрашиваю я, морщась от вони.
— Примочка, — отвечает Джейн. — От озноба и лихорадки.
— Воняет!
— Злой жар злого запаха боится. Клин клином, — говорит она таким тоном, бутто это все знают.
— Злой жар? Жар не злой. Просто жар.
— Ага, и примочка его прогонит.
Ну дает тетка! Она не сводит с меня широко распахнутых глаз, и вскоре мне становится не по себе. Так выглядит Аарон, когда пришпиливает тебя к стенке, когда кулаками вбивает проповедь тебе в голову, когда своими наставлениями загоняет тебя в яму, из которой можно и не выбраться.
Безумный взгляд.
Я пытаюсь отогнать эту мысль, но Джейн не подает виду, что все слышала.
— Мне пора, — повторяю я. — Огромное спасибо за еду и примочку, но я должен идти.
— Нетушки, сэр, по энтим лесам бродить нельзя, — возражает женщина, все еще таращась на меня немигающим взглядом. — Опасно там, опасно!
— Что значит «опасно»? — Я чуть отползаю назад.
— Впереди такие деревни, — поясняет Джейн, еще сильней выпучив глаза, как бутто ей не терпится рассказать, — в которых все жители свихнулись! От Шума, вестимо. В одной все носят маски, чтоб никто их лиц не видал. А в другой народ только и делает, что целыми днями поет. В третьей у всех домов стены из стекла, а сами люди голышом ходят — мол, никаких секретов у них в Шуме нету, понял?
Джейн придвинулась ближе, и я теперь чувствую ее вонючее дыхание — хуже примочки, честное слово, — а за словами слышу тишину. Как это возможно, а? Как тишина может быть такой громкой?
— В Шуме можно хранить секреты, — говорю я. — Какие угодно и сколько хочешь.
— Да оставь ты пострела в покое! — прикрикивает Уилф на Джейн.
Ее улыбка опадает.
— Ну, извиняй, — чуточку брюзгливо говорит она.
Я приподнимаюсь — сил у меня теперь побольше: поел всетаки. А может, и вонючая тряпка свое дело делает.
Мы немного приблизились к каравану, такшто я теперь вижу чьи-то спины и головы и слышу Шум болтающих мужчин, перемежаемый тишиной женщин, — она похожа на валуны в ручье.
Время от времени кто-нибудь из них, обычно мужчина, оглядывается на нас, и я чувствую, как меня изучают, как пытаются понять, из какого теста я сделан.
— Мне надо ее найти, — снова говорю я.
— Девчушку-то? — спрашивает Джейн.
— Да. Спасибо вам большое, но мне пора.
— Да у тебя ведь жар! И деревни впереди чудные!
— Будем надеяться, мне повезет. — Я развязываю грязную тряпку. — Пошли, Манчи.
— Нельзя тебе идти! — Глаза Джейн распахиваются еще шире, на лице тревога. — Армия…
— Это моя забота. — Я поднимаюсь и уже хочу спрыгнуть с телеги, но меня по-прежнему шатает, такшто приходится немного перевести дух.
— Тебя схватят! — повышает голос Джейн. — Ты ж из Прентисстауна…
Я резко поднимаю взгляд.
Джейн хлопает себя по губам.
— Женщина!!! — вопит Уилф, оборачиваясь к нам с облучка.
— Я не хотела… — шепчет она.
Но поздно. Слово уже скачет от одной телеги к другой: как мне знакомо это чувство, когда не только слово, но и все сопутствующие чувства передаются от человека к человеку. Все, что они обо мне знают или думают, что знают. Изумленные взгляды буравят нашу телегу, быки и лошади постепенно останавливаются.
И вот к нам прикованы уже все взгляды и Шум.
— Ты кого там везешь, Уилф? — спрашивает мужской голос с ближайшей телеги.
— Хворого мальчика! — кричит в ответ Уилф. — Совсем спятил от жара. Не знает, что несет!
— Правду говоришь?
— Да конечно! Хворый пострел, только и всего.
— А ну покажите, — раздается женский голос. — Мы хотим на него взглянуть.
— Вдруг он шпион? — чуть не визжа, спрашивает мл женщина. — И приведет армию прямо к нам!
— Не нужны нам шпионы! — доносится голос еще одного мужчины.
— Да это Бен! — упорствует Уилф. — Он из Фарбранча родом. Кошмары ему снятся: как армия проклятого города убивает его родных. Я ручаюсь за мальчишку!
Примерно на минуту воцаряется тишина, но Шум гудит в воздухе, как рой пчел. Все смотрят на нас. Я пытаюсь вызывать в голове лихорадочный бред, думая о завоевании Фарбранча — это несложно, и сердце сразу заходится от боли.
Тишина громкая, как рев толпы.
А потом все кончается.
Медленно-медленно быки и лошади снова трогаются с места: люди еще оглядываются, но они уже двинулись в путь и скоро перестанут слышать мой Шум. Уилф тоже трогает, вот только его быки идут медленней остальных, чтобы наша телега отстала.
— Ох, прости! — опять шепчет Джейн. — Уилф велел мне помалкивать, но я…
— Ничего страшного, — говорю я, лишь бы она замолчала.
— Ты уж прости, сынок, прости…
Телега вздрагивает: Уилф остановил быков. Он дожидается, пока караван отъедет подальше, спрыгивает с облучка и подходит к нам.
— Никто не слушает Уилфа, — говорит он, выдавливая еле заметную улыбку. — Но если уж слушают, то верят!
— Мне надо идти!
— Ага. Тут таперича небезопасно.
— Простите меня… — все твердит Джейн.
Я спрыгиваю с телеги, Манчи за мной. Уилф берет сумку Виолы и открывает. Джейн понимает его без слов: набирает полные горсти сушеных фруктов, хлеба и складывает все это в сумку, а сверху добавляет вяленого мяса.
