переехала куда-нибудь, – доверительно произнесла Маргарет. – Это большие деньги, знаешь ли. Ее мать была, как мы привыкли говорить,
богатой наследницей, а отец… ну, он тоже очень хорошо зарабатывал. Сейчас Рейчел живет на выплаты. Этим распоряжается семейный адвокат. Именно он платит нам и оплачивает все расходы на недвижимость. Все мы просто ждем, когда Рейчел решит, что она хочет делать – когда-нибудь в будущем.
Маргарет придвинула ко мне сэндвич. Он оказался толще, чем я ожидала, полон светлого хрустящего латука и прослоен жареной курицей и сортовыми помидорами.
– Спасибо, – сказала я.
Сидя на лужайке, Рейчел наблюдала за водой; в дальнем конце озера собирались облака.
– Выглядит неплохо, – сказала она.
Когда я поставила тарелку, Рейчел быстро взяла половину сэндвича и откусила – на ее щеке осталась полоска горчицы.
– Очередная летняя гроза, – отметила я, садясь напротив нее.
Мы молча жевали, пока не послышался раскат грома. Размытые, высокие облака сгустились в ночную тьму, которая надвигалась на нас.
– Я скучаю по жизни здесь, на севере штата, – произнесла Рейчел.
– Разве тебе здесь не тяжело? – Слова вырвались прежде, чем я успела спохватиться.
– Маргарет рассказала тебе, верно? – Рейчел вздохнула. – Я стараюсь не делиться подробностями. Не люблю. Каждый раз, когда это делаю, я как будто заново переживаю это. Иногда я все еще чувствую холод, тот пронизывающий до костей холод, который настиг меня в ту ночь…
Я протянула руку, чтобы положить ладонь ей на плечо, утешить ее. Я знала, что сказать нечего. Слова не могли заполнить эту пустоту. Но я знала, каково это – потерять родителя. И после вчерашнего я знала, каково это – чувствовать подобный холод.
– Это единственное, что я помню, понимаешь? Холод. Люди всегда спрашивают меня о подробностях, но наша память защищает нас от самых страшных травм. Ты и твой отец были близки? – спросила Рейчел.
Я тоже помнила лишь немногое из того дня, когда умер мой отец.
– Он был очень похож на меня, – произнесла я. – Или, может быть, это я была похожа на него… Иногда мне кажется, что маму это расстраивало. Она не всегда понимала нас.
– Мои родители тоже не всегда понимали меня, – подхватила Рейчел. – Но я все равно всегда надеялась, что у нас все наладится. Хотя, думаю, я была не такой дочерью, какой они хотели меня видеть. Не совсем такой. Они хотели, чтобы ребенок был более легким, более веселым. Менее серьезным.
– А мне кажется, что моя мама хотела менее амбициозного ребенка, – отозвалась я, потому что это была правда. Мне всегда казалось, что она воспринимает мои амбиции как обвинение в ее адрес. Возможно, так оно и было.
– Ожидания могут быть бременем, – сказала Рейчел. – Мои родители всегда думали, что я перерасту Таро, перерасту мир науки. Они даже пытались стимулировать меня – так они это называли – уволиться. Пойти работать в сфере финансирования, выйти замуж молодой, сделать то, что они не могли: иметь больше детей.
– Они хотели заплатить тебе?
– Скорее, они собирались уменьшить поддержку, если я продолжу. В финансовом плане, конечно. Жить после смерти родителей – это как начать все с чистого листа.
– Но слишком дорогой ценой.
Рейчел кивнула и перевела взгляд с лужайки на озеро. Я подумала, что каждый раз, когда созерцает этот пейзаж, она видит разбитую яхту, бурю, которая разрушила ее жизнь. Но я понимала, что время позволяет вернуться даже в те места, где мы пережили страшные события.
Едва мы покончили с перекусом, как к дому подкрался ливень; влажные порывы ветра хлестали по страницам наших книг. Буря налетела стремительно, ветви больших вязов скребли по черепичной крыше дома. И хотя мы с Рейчел укрылись внутри, обе мы знали, что буря пройдет быстро, достаточно быстро, чтобы не возникло никаких проблем, когда через час приземлится наш самолет, который унесет нас обратно в город, сквозь оранжевую дымку заката.
* * *
Оглядываясь назад, я думаю, что было бы мудрее завершить мое лето в Клойстерсе именно тогда. Навсегда уехать из Нью-Йорка, собрать чемодан и бросить то, что не влезет в него, в моей арендованной студии. Но теперь мне понятно: это не было моим выбором.
Когда самолет приземлился на Лонг-Айленде, Рейчел повернулась ко мне и предложила:
– Почему бы тебе не остаться у меня до конца лета?
И поскольку мне казалось, будто мы заодно не только в этом, но и во всем остальном, я согласилась без колебаний. Да и в конце концов, почему я должна была отказываться? Оставаться в своей тесной квартирке, когда Рейчел предлагала мне выход?
– У меня не одна комната, – сказала Рейчел, когда мы погрузились в ожидающий нас автомобиль, – и мы каждый день ездим на работу в одно и то же место. Я же видела дом, в котором ты живешь. Похоже, у тебя даже нет кондиционера. Я знаю, что уже август, и мне следовало бы попросить тебя раньше, но…
Рейчел не нужно было убеждать меня в правильности принятого решения. Во многих отношениях мы уже чувствовали себя как соседки по комнате, как близнецы, которые пережили одно и то же, находясь за тысячи миль друг от друга.
– Бери машину и захвати все, что тебе нужно, – сказала Рейчел, глядя на меня. За ее спиной расстилалось Вестсайдское шоссе. – Я попрошу нашего швейцара сделать тебе комплект ключей.
Хотя мы были знакомы всего чуть больше двух месяцев, меня поразило, что я провела с Рейчел больше времени, чем с кем-либо за пределами моей собственной семьи. Семьи, с которой я бы с радостью проводила меньше времени, если б могла позволить себе жить в общежитии. А дружба в колледже всегда была для меня чем-то труднодостижимым, особенно когда стало ясно, что я предпочитаю тратить больше времени на изучение языков, от которых мало толку, чем ходить на вечеринки или собираться в тесных комнатах общежития, по десять девушек на одной кровати. Рейчел это не волновало. Потому что мы были одинаковыми. Мы были разными во многих отношениях, но вещи, которые вдохновляли нас, были одинаковыми.
Итак, я отправилась на машине на север, в арендованную квартирку-студию, где упаковала свою одежду и книги в сумку, которую привезла с собой из Уолла-Уолла, и переписала остальные переводы отца в блокнот. Я выбросила из крошечного холодильника оставшиеся продукты, сунула ключ в карман, а потом постояла в коридоре под мигающими флуоресцентными лампами, не уверенная, вернусь ли сюда когда-нибудь.
Когда водитель доставил меня обратно в жилище Рейчел, трехкомнатную квартиру в Верхнем Вест-Сайде, я снова вспомнила о том, что почувствовала в
