Лонг-Лейк: Рейчел была богата. Вид из окон на Центральный парк, терраса с цветущими растениями, паркетные полы и светло-голубой глянцевый холодильник с винтажными ручками. Квартира была не то чтобы огромной, но все же достаточно большой. И Рейчел жила здесь одна.
Я была благодарна ей за то, что она не оправдывалась за свое жилище. Она не говорила: «О, не обращай внимания на беспорядок, у меня не было времени на уборку» или «Я знаю, что это выглядит дорого, но это была квартира моей бабушки». Она просто впустила меня в квартиру и указала на подносик, куда я могла бросить ключи, и на свободную спальню, где я могла оставить свою сумку.
Кухня и гостиная были частью одного большого открытого пространства для отдыха, разделенного обеденным столом – старым деревянным предметом меблировки с замысловатой инкрустацией и множеством царапин. Я оценила, что, хотя практически все в квартире выглядело безукоризненно, здесь нашлось место и для несовершенства. Я позволила себе задержать руку на материалах: гладкое дерево, мягкая кожа, нежное серебро рамок для фотографий – все было прохладным на ощупь. Потом подошла к широким прозрачным окнам, выходящим на парк. Внизу я увидела непрерывную вереницу такси и людей, появлявшихся из-под зеленого навеса Центрального парка или скрывавшихся под ним. Кондиционер в квартире Рейчел гудел тихо, почти неслышно.
– Прежде чем ты спросишь, – проговорила она, – мои родители жили в этом же доме. На последнем этаже. Я выросла здесь. И нет, я не покупала квартиру сама. Они купили ее для меня, когда я была еще в начальной школе. В качестве инвестиции.
– Я не собиралась спрашивать.
– Люди обычно хотят знать.
– Тебе решать, Рейчел, чем ты хочешь поделиться.
– Знаю, – отозвалась она, а затем, преодолев разделявшее нас расстояние, протянула руки и обняла меня – сильнее, чем в первый раз, когда мы встретились. Почти отчаянно. – Я просто не хочу, чтобы у нас были секреты друг от друга.
Глава 15
На следующее утро я впервые посетила библиотеку Моргана на Мэдисон-авеню, особняк XIX века из бурого камня, в позолоченных внутренних помещениях которого хранились редкие рукописи, оригинальные черновики симфоний Моцарта и рисунки Рубенса. В 2006 году за счет крупной кампании по сбору средств к особняку было пристроено современное здание, включающее стеклянный атриум и аудиторию. В тот день в атриуме собрались ученые и деятели мира искусства для участия в ежегодном моргановском симпозиуме, который в этом году назывался «Искусство и оккультизм: гадание в Европе эпохи Ранней Современности». Мы пришли вместе, Рейчел и я, после того как Патрик сказал нам, что встретит нас там.
Библиотека Моргана была закрыта для публики, и здесь царила неповторимая клубная атмосфера – повсюду люди поднимали в знак приветствия руки или чашки с кофе. Здесь можно было встретить группы женщин в строгих черных юбках-карандашах и с яркими ожерельями на шеях, мужчин в костюмах с галстуками-бабочками, а также людей обоих полов, одетых с разной степенью небрежности. Присутствующие кучковались со знакомыми и сплетничали о незнакомых. Если б мне удалось подслушать хоть один разговор, наверняка это было бы похоже на приватный язык: секретный список имен, мест и курсов, призванный отсеять любых индивидуумов, достаточно наглых, чтобы попытаться проникнуть сюда. Из кофейного бара донесся звук вспенивателя молока «Ла Марзокко».
Я узнала некоторых из присутствующих и уже через несколько минут поняла, что получила отказ по крайней мере от десяти из них. Отказы в участии в практике – дело сугубо индивидуальное, и мне было интересно, сколько из них пересмотрят свое прежнее мнение обо мне, о моей работе после этого лета, после того как мы с Рейчел найдем оптимальный способ сообщить о нашем открытии.
В списке выступающих в тот день было много светил и начинающих преподавателей: приглашение на симпозиум в библиотеку Моргана было признаком того, что вы добились успеха. Преподаватели из университетов Чикаго и Дьюка читали лекции о пророчествах в каролингских евангелиях и о средневековом мистицизме как женском культе. Говорили об истории игральных костей и детском гороскопе Изабеллы д’Эсте, о роли астрологии и геомантии, о предрассудках и толковании снов. А мы пришли, в частности, на лекцию Герба Диболда о Таро и на сеанс вопросов и ответов, модератором которого будет Патрик.
Аруна тоже присутствовала здесь и по прибытии подошла к нам, заговорщицки склонилась и сказала:
– Я так и думала, что увижу вас обеих здесь.
– Да. Мы бы не пропустили этого, – ответила я.
– И Патрик нам не позволил бы, – добавила Рейчел так тихо, что я не была уверена, услышала ли Аруна.
Та разгладила переднюю часть своего платья. Оно было сшито из белого шелкового крепа, с большими квадратными карманами спереди. Фасон, который на ком-то другом выглядел бы неуклюже, но на ней смотрелся просто и элегантно.
– У вас еще не было возможности поговорить с кем-нибудь из этих сплетников о том, что может ожидать нас сегодня? – спросила Аруна.
– Я думаю, они предпочитают, чтобы их называли учеными, – ответила Рейчел.
Прежде чем Аруна успела ответить, нас прервал сильно загорелый мужчина с оливковой кожей, который расцеловал Рейчел в обе щеки и сказал:
– Она права. Мы предпочитаем зваться учеными. Хотя «сплетники», пожалуй, более точное определение.
– Я думала, вы должны были все лето провести в Берлине, – произнесла Рейчел едва разборчиво, потому что ее лицо все еще было прижато к его щеке.
Я знала, что это профессор Гарварда Марсель Лионне, наиболее известный своим новаторским исследованием, в результате которого была создана типология символов ранней итальянской современности, а также тем, что бросил жену и трех детей ради одной из своих аспиранток, Лиззи, которая была на несколько десятилетий моложе.
– Я там был. На самом деле я и сейчас там. Просто приехал на несколько дней. Провести немного времени с Лиззи. Она чувствует себя забытой… – Марсель умолк и неохотно переключил свое внимание на меня. – Вы, должно быть…
Я протянула руку, и он пожал ее; его ладонь была мягкой.
– Энн.
Я хотела не просто назвать свое имя, а намекнуть ему, что я тоже нахожусь внутри этого мира, представляю ценность, но море тел вокруг нас начало смещаться в сторону лестницы, давая понять, что светские беседы придется отложить до окончания конференции. И пока мимо меня проталкивались люди, одна фигура показалась мне знакомой. Сначала я не узнала ее, как не сразу узнаёшь знакомые лица вне привычной обстановки, но через мгновение протянула руку, положила ладонь на ее плечо и спросила:
– Лора?
Лора училась в Уитман-колледже
