Шкатулка?
Да, она была.
Бабка просила не открывать пока край не придет. Вот он и не открывал.
Почему сейчас открыл?
Вот так масть легла.
Раньше как-то уматывался, да и жил под постоянным стрессом (хотя такого слова и не знал). Не до шкатулок было.
А тут образовалось свободное время, силы, интерес — ну и полез.
И обнаружил.
Кольца принадлежали его деду, дяде и матери.
Браслет — матери. Ей же принадлежал и портрет.
А Джейми — он был одно лицо с матерью. И больше был похож только на своего дядю. Или деда. Опять-таки, Лиля могла это только предполагать. Но…
— Ты говорил, патер Лейдер на тебя нехорошо смотрел… давно ли он в Альтвере?
— Да уж лет десять как…
— Мало. Но с другой стороны, мог знать что-то раньше…
Джейми пожал плечами. Мог — знать. Мог — не знать. Теперь уже не угадаешь. А значит, и гадать нет смысла.
Почему не рассказал раньше?
А зачем было языком трепать?
Ради Джейми никто не стал бы завязываться с бароном. Но раз уж тут есть варианты — почему бы и не воспользоваться?
Лиля подумала примерно так же.
Почему бы — нет?
Был у нее под боком вражина, а станет хороший друг. И сбежать к нему всегда можно, если что. и часть производства перенести. И вообще — надо делать добрые дела.
Графиня Иртон вздохнула — и вытащила на свет листок пергамента.
— Давайте писать, господа…
***
После долгих споров и оттачивания каждой фразы, на свет явилось следующее.
Ваше всемилостивейшее Величество.
С прискорбием сообщаю, что обитавший радом барон Донтер потерял рассудок. Только этим можно объяснить его попытку похищения моей дочери Миранды Кэтрин Иртон, к счастью — неудавшуюся.
Полагаю, что Альдонай покарал барона за грехи его отца, который вступил в противоестественную связь со своей сестрой и прижил от нее ныне покойного Клива Донтера.
В доказательство я прилагаю к этому письму копию свидетельства Марианны Донтер, также ныне покойной супруги старого барона.
Оригинал находится у меня и будет предъявлен по первому же требованию.
Также хочу сообщить, что сын Марианны Донтер, последней из рода Донтеров находится сейчас в моем поместье и ждет Ваших указаний.
Остаюсь преданная Вашему Величеству, Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон.
Вот так. А поместье пока доверим вирманам.
Например. Эрику.
Без королевского приказа отпускать туда Джейми было нельзя. А Эрик пусть побудет. У него не забалуешь и не забунтуешь.
Уж слишком горячими глазами смотрел на нее в последнее время вирманин. Слишком…
Не то, чтобы Лиля была настроена всю жизнь прожить монашкой, но до того ли сейчас?
И дел много, и сил мало, и законный супруг рогам не обрадуется… Хотя последнее — это уже отговорка. Плевать на его рога с высокой колокольни. Пусть хоть по кругу ими обрастет! Но пока есть возможность уладить отношения мирным путем — надо пробовать. Поругаться я всегда успею, говорила жена капитана Мельниченко — и без единого дурного слова глушила пьяного мужа тяжелой скалкой по чему придется.
Так вот.
Пусть Эрик побудет подальше…. От греха. А то ведь тоже блондин, как и Алёшка…
А если с супругом все будет плохо…
Ну что ж, вспомним классика — господина де Мольера.
И если у мужей рога растут на лбу, пускай винят себя, не жен и не судьбу.
Уж ежели тебе жених попался скверный, то как ты ни крепись — женой не будешь верной.[2]
Сколько лет словам — и какие верные!
Но пока — подальше от искушения.
***
Эдор был бледен, вымотан и изрядно потрепан. Только вот жалости у Лили не было. Сколько она уже за ним бардак разгребает?
А сколько еще разгребать?
Нет уж. Умел воровать — сумей и отсидеть! Во исполнение заветов великого Глеба Жеглова.[3]
Тару так и не нашли — и Лиля особо не переживала по этому поводу. Наоборот — смотрела на управляющего с нехорошим интересом.
— Вот мы и опять встретились, Эдор. Поговорим?
Мурлыкающий тон никого не обманул. Потому как Эдор побледнел еще больше и сделал попытку свалиться в обморок.
Стоящий сзади Олаф тут же отвесил ему подзатыльник. Помогло не хуже нашатыря. Эдор хрюкнул и выпрямился.
— Госпожа графиня…
— Я, любезнейший. И очень хотелось бы послушать, что вы мне скажете…
— О чем, госпожа графиня?
— А вот вы начните с начала. Давно вы в Иртоне управляли? — вкрадчиво поинтересовался Тарис.
Эдор было дернулся, но при виде внушительного кулака под носом, принялся говорить. Понимал, что его и в пыточную перетащат — не заморятся. А нагадил он точно не на одну пыточную, в это время и за меньшее головы рубили.
Конечно, он запирался. И приходилось стимулировать затрещинами.
Пытался врать.
Вилять.
Недоговаривать.
Но комплект Лиля — Лонс — Тарис — Лейф справились. Где не замечал лжи один — видел ее другой. И допрос шел медленно, но уверенно.
Эдор служил управляющим не первый год.
Сначала — у Джайса Иртона. Как оказалось, Джайс был отвратительным хозяином. У него нельзя было воровать. И вешал без промедления, и дело поставил так, что не своруешь.
Отвратительный тип.
Потом уже, когда Джайс умер, незадолго до свадьбы с Лилей, кстати, Эдор задумался. И пригляделся к наследнику.
Выходило так.
Джес был умен. Не отнять. Но — в рамках своего сословия. Аристократическая спесь позволяла ему торговать, но не позволяла даже подумать, что его могут обкрадывать. Априори, он считал всех простолюдинов глупее себя. И это давало Эдору неплохие возможности.
Он подумал, посоветовался с троюродным кузеном своей жены, Ширви Линдт идею одобрил — и Эдор отправился в поместье.
Зачем?
А из земли многое можно выжать. Если не жалеть ни землю. Ни людей, которые на ней работают. Предприимчивые подонки договорились с соседом-бароном, через него с пиратами — и процесс пошел.
Эдор достаточно быстро обнаружил, что семейство Грисмо копает янтарь, вошел в долю и ручеек прибыли стал наполняться вкусной водичкой.
Дальше все было весьма интересно.
Джерисон Иртон женился. И отослал в поместье свою супругу.
Сначала Эдор загрустил. Как правило, аристократки сами управляли поместьем. Ну, хотя бы замком. Но…
Лилиан Иртон оказалась тихой девушкой.
Много плакала, молилась, вышивала… часть вышивок была задарена церкви, а часть Лиля дарила супругу, когда он появлялся в замке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
