так как? Согласна?
Киваю, не представляя до чего доиграемся, но предвкушаю любопытный раунд…
Приносит монету из куртки, усаживается обратно на ковёр, показывает, перекатывая на ладони,
— Выбирай, орёл или решка.
— Орёл! — выпаливаю.
— Так и думал, — усмехается. Боже, до чего же я предсказуема!
— Правила просты, — поясняет, хотя мне и так всё ясно, — выпадает орёл — твой выигрыш, а я проиграл, снимаю одну вещь. Если решка — ты проиграла, значит, снимать тебе, — киваю, наверное, слишком нетерпеливо, потому что вижу, как хитрая улыбка мельком скользнула по его манящим прекрасным губам. Эльф, меж тем, снова наполняет бокалы, я вынуждена приблизиться, принимаю бокал и усаживаюсь напротив него на ковре, надо быть внимательной, а то с него станется, орла на решку подменить!
— Поехали! — подбрасывает монетку высоко в темноту, легко ловит и выкладывает себе на тыльную сторону кисти собранной в кулак, гляжу,
— Решка… — обидно, конечно, но покорно стаскиваю толстовку, и так бы сняла, около камина жарко. Отпиваю пару глотков, спрашивает,
— Готова? — киваю, он осушает бокал, снова подбрасывает монетку, всё повторяется, гляжу на его кулак, опять,
— Решка! — думаю ровно секунду: со своими спортивными штанами с начёсом я бы уже рассталась по причине жары, но пока останавливаюсь на носках, — а носки — это одна вещь или две? — уточняю.
— Да, как захочешь! — посмеивается. Храбро стаскиваю оба носка, нечего смеяться!
— Давай-ка, я буду теперь кидать! — подозреваю, что эльф мухлюет.
— Держи, — отдаёт монету, словно секретик в детстве, касаясь моей раскрытой ладони своей, от чего тепло разливается по всей руке вверх, но собираюсь, раскрываю ладонь, изучаю денежку: монета, как монета, а то думала, у него с обеих сторон решки. Подбрасываю, ловлю не так ловко, но, всё-таки, двумя руками не промахиваюсь, немного трясу и выкладываю себе на кулак, да что же за проклятье!
— Опять решка! — ворчу, но расстаюсь со своими шароварами. Забирает у меня монетку с лисьей ухмылкой,
— Готова? — киваю уже уныло, около камина хоть и жара, но сидеть перед самоуверенным, мало знакомым мужиком в кружевных трусиках, бюсте и символической маечке на тонких бретелях немного некомфортно. Допиваю вино. Слежу за приземлившейся на его кулак монеткой, обречённо ожидая снова решку. Глазам не верю,
— Неужели орёл?!
— Как видишь! — ухмыляется и, ничтоже сумняшеся, начинает расстёгивать ремень на вельветках. Интересно, отделается только им или брюки снимет? Похоже, играет с размахом, остаётся в одних трусах. А они у него занятные: довольно узкие чёрные плавки, лаконичные, но с шёлковой нитью, поэтому немного бликуют, наверное, очень приятные на ощупь, нарочито подчёркивающие содержимое, едва в них помещающееся. Взгляд невольно липнет к внушительной выпуклости, тушуюсь, смущённо вскидываю глаза. Серж внимательно изучает мою реакцию, делаю вид, что увлечена разглядыванием татуировки,
— А, я-то думала, что за хвосты у тебя из-под брюк высовываются, а это крылышки! — констатирую, — не иначе, ангельские?
— Можно сказать и так, — кивает с одобрением.
— А, там, значит, ангел? — указываю взглядом на то, что от меня скрыто под тканью.
— О-оо, — смеётся, — там такой ангел! Хочешь, покажу? — предлагает великодушно.
— Спасибо, не надо, — мотаю головой. Мы уже близко у опасной черты, волнение опять начинает натягивать нервы, и вино не берёт.
— Продолжим? — возвращает в реальность. Соглашаюсь, надеясь уже на решку, у меня хоть майка в запасе осталась, а если орёл выпадет, так ведь, он трусы снимет и глазом не моргнёт!..
Подбрасывает, ловит, смотрим, слава Богу,
— Решка! — снимаю майку, совсем неуютно становится.
— Расслабься, — наливает снова мне и себе, — отставляя в угол опустевшую бутылку, — предлагаю новую игру.
— Ну, не знаю… — чего он там задумал ещё! Но, похоже, до трусов мы не дойдём, и на том, спасибо!
— Я же понимаю, что тебя беспокоит, — говорит вкрадчиво, уверенно, поднимается с ковра, устраивая свой полный фужер на камине. Господи, какие же у него красивые длинные ноги, не колесом и не иксом, абсолютно прямые, с пропорционально развитыми мышцами, и при этом, чисто мужские, в свете камина в ореоле светлых, почти прозрачных волосков. Но я отвлеклась, что он там говорил о беспокойстве?
— И, что же? — спрашиваю, психолог тут выискался.
— Ты нервничаешь, потому что не контролируешь ситуацию, поэтому не можешь расслабиться.
Угадал, стервец, киваю, спрашиваю,
— Это можно изменить? — поднимаю глаза, он стоит рядом, я сижу, свет камина доходит ему до пояса, выражения лица не вижу.
— Легко, — отвечает, — хочешь доминировать, доминируй!
— Как? — теряюсь совсем.
— Ты — госпожа, я — раб… Устраивает?
— Так и знала, что, что-то с тобой не то! — осеняет догадка, — извращенец!
— Ого! — восторгается, — так меня ещё не называли!
— Вижу, любишь садо-мазо, теперь ясно, зачем бижутерией обвешался, — вскакиваю, начинаю искать в темноте свои бронированные шаровары с начёсом.
— Ты не поняла, Ксень, — кладёт успокаивающе ладонь на плечо, сжимаюсь невольно, — никакой не извращенец, просто, во всём приветствую творческий подход, тебе сейчас это только на пользу!
— Спасибо, обойдусь, как-нибудь без такого творчества, — буркаю.
— Просто, предлагаю побыть главной, докуда захочешь, дотуда и дойдёшь, — поглаживает по плечу ласково, — тебе решать.
— А, если я дальше совсем не хочу? — вру, конечно, заинтриговал сукин сын так, что ни на что другое переключиться не могу. Внутри сливаются воедино два чувства: одно холодит в районе солнечного сплетения, будто перед прыжком с высокого трамплина, а другое поднимается снизу, обволакивая жаром, потому что физически не могу отказаться даже созерцать такого мужика, что уж говорить о возможности осязать… тем более, владеть!
— Трусиха и врунья! — смеётся.
Убила бы! Почему по нормальному нельзя? Он меня дразнит и бесит, а главное, видит насквозь! Ну, сам напросился, ныряю, отбросив последние сомнения,
— Ты мне настолько доверяешь? — взглядываю испытующе.
— Абсолютно! — кивает уверенно, — весь в твоей власти, госпожа! — уже всё решил сам, опускается на колени, глаза в пол и руки за спину! Надо же, какое смирение.
— Ну, давай поиграем, раб! — раз решил и доверяет, чего же отказываться. Какая-то дурная сила, выросшая из слияния двойственных чувств, его провокаций и подначек, начинает
