— Это весьма трогательно, что Вы так заботитесь о благополучии моего сына, дорогой принц, — сказала, иронически улыбаясь, Наталия, — но я не могу избавиться от подозрений, что все это лишь изощренный маневр вынудить его к отречению. Неужели Вы верите, что он станет паковать чемоданы и бежит отсюда, если я его изрядно напугаю?
— Но, Наталия! — ее сестра вскочила с кресла. — Ничего подобного принц никогда бы не сделал. Ты говоришь так, потому что совсем его не знаешь.
— Ты, стало быть, знаешь его лучше? — спросила королева с издевкой.
— По правде говоря, да. — Княгиня стремительно подошла к сестре. — Уже довольно давно я имею удовольствие быть с ним знакомой. У нас есть общие друзья. Нельзя предвзято относиться к человеку только из-за его фамилии. Он рожден Карагеоргиевичем, и это чистая случайность. С таким же успехом он мог бы родиться евреем или индусом.
Принц поклонился, стараясь подавить при этом улыбку.
— Я благодарю Вас от всего сердца, княгиня.
Королева недовольно посмотрела на свою сестру.
— Это довольно милый сюрприз. Конечно, я давно должна была понять, что не могу рассчитывать, как прежде, на преданность, даже в собственной семье.
Не обращая внимания на упрек, княгиня продолжала:
— Тебя невозможно понять, Наталия. Ты непрерывно повторяешь, что Обреновичи тебя форменным образом распяли, и, однако, набрасываешься на каждого, кто хотя бы слово скажет против них. В этом нет никакого смысла, не так ли? Во всяком случае, я не вижу никакого.
— На мое доверие ты можешь впредь не рассчитывать, Елена. Я обсуждала с тобой наши чисто личные дела, потому что никак не думала, что ты начнешь трубить о них при первой же возможности.
Княгиня на это лишь повела своими полными плечами.
— Позвольте мне сказать Вам, мадам, — вмешался Божидар, — что принц Петр неоднократно выражал свое возмущение тем, как с Вами обращались со стороны министров вашего покойного супруга.
— Я бы не хотела ничего слышать ни о моем покойном супруге, ни о его министрах.
Принц, однако, не обращал внимания на враждебность ее тона.
— Мой кузен видел в Вас не только благородную, осознающую свой долг королеву, но необычайно умную женщину, чья политическая мудрость могла бы способствовать тому, чтобы исправлять допускаемые разными правительствами короля Милана ошибки. Принц Петр был вне себя, когда узнал о том, что Вас высылают из страны, и ему было известно, как возмущались сербы этим фактом. Народ любил Вас, мадам, он любит Вас и поныне.
Сама того не желая, она постепенно стала теплеть к этому человеку. Инстинкт подсказывал ей, что он хотя немного наивен и претенциозен, но искренен.
— Не хотели бы Вы присесть? — сказала она совершенно непроизвольно и сама опустилась на софу.
Манера, с которой он присел и прогладил полу пиджака, словно платье, внушила ей подозрение, что он мог быть гомосексуалистом.
— Время поджимает, мадам, — заметил Божидар. — Вы должны действовать, иначе потеряете сына.
Она нервно встала и принялась расхаживать по салону. Принц в свою очередь тоже встал и наблюдал прищуренными глазами за диким изяществом ее движений. Она остановилась подле него.
— Вы сказали, что жизнь моего сына в опасности. Допустим, я Вам верю. Что же я могу, Господи Боже мой? Как его спасти? Приди Вы на несколько дней раньше, я бы села на поезд и отправилась туда. Вы правы, сербы все еще любят меня, и мое присутствие защитило бы его. Только дело в том, что меня бы арестовали. Его суды обвиняют меня во враждебных династии происках, и, едва я ступлю на землю Сербии, буду арестована и приговорена за государственную измену. Я оскорбила его королеву, и за это заслуживаю смертной казни.
— Пошлите ему шифрованную телеграмму. Уговорите его переехать в Землин и там переждать бурю. Австрийцы должны его защитить после всего, что он для них сделал. Александр не туп, он поймет, что у Вас должны быть веские причины для такой телеграммы — после трех лет отчуждения. Кроме того, он наверняка знает, что затевается неладное, и, если все это сможет хорошенько сложить, поймет и то, что для него сейчас самое время уехать из страны.
Княгиня покинула свой наблюдательный пункт на другом конце салона и подошла к сестре.
— Ты должна ему телеграфировать, Наталия. Представь, как ты будешь себя чувствовать, если с ним что-то случится, а ты даже не попыталась предупредить его. Ты должна это сделать — если не для него, то ради своего душевного спокойствия. — Голос княгини дрожал от волнения, по щекам катились слезы.
Наталия раздраженно протянула ей шелковый платок, который был у нее в рукаве, — инстинктивный жест еще из детства, когда чересчур экзальтированная Елена часто действовала ей на нервы своей слезливостью. Сейчас же ее больше всего раздражало вмешательство сестры. Это была ее, Наталии, проблема, и она сама должна была принимать решение.
— В любом случае, я благодарю Вас за Ваши усилия, — сказала она Божидару, давая понять, что аудиенция окончилась. — Я благодарна Вам за участие и непременно сообщу моему сыну о Вашем визите. Это уникальный жест в столько лет продолжающемся столкновении между нашими семьями.
— Ничего особенно уникального, мне кажется, в этом нет, мадам, в конце концов, все мы сербы.
— Он сказал, что ты должна послать сыну шифрованную телеграмму, — напомнила Елена сестре, после того как консьерж проводил принца Божидара к его карете. — Ты помнишь шифр наизусть? Если нет и если шифровальная книга не при тебе, то я позвоню, что нам нужна машина.
Она протянула руку к телефону, но сестра резко ее остановила.
— Какого дьявола ты так меня торопишь, Елена? Дай мне спокойно все обдумать!
— О чем тут думать? Ты же слышала — каждая минута на счету.
Королева в изнеможении опустилась в кресло.
— Я просто не верю этому человеку. Его клан хочет убрать Сашу с пути. Каким способом, им абсолютно все равно. Он должен уйти, все остальное неважно. Предположим, действительно запланирован переворот — можно ли знать наверняка, что он удастся? Пожалуй, ничего и не выйдет. И из-за этого я должна нагонять страх на Сашу? Если он убежит, то только освободит дорогу для захвата власти Карагеоргиевичами.
Княгиня смотрела на нее в полной растерянности.
— Значит, ты не пошлешь телеграмму?
— Я этого не сказала. Я только просила тебя не торопить меня.
— Ты сама вновь и вновь повторяла, что Саша не удержится на троне и что он из-за этой женщины плохо кончит. Принц не первый, кто сообщил о волнениях в Сербии. Саша все-таки твой сын, ты же не хочешь его потерять только потому, что терпеть не можешь его жену.
— Его потаскуху, — пробормотала Наталия.
— Можешь так считать, Наталия. Значит, он женился на потаскухе. Он не первый, кто так поступил, и даже не первый король. Если бы он ну хоть чуть-чуть поумнел за эти три года! Ты же знаешь — царь отнюдь не торопился дать свое благословение, хотя и прислал потом ей в подарок брошь с бриллиантами и пригласил обоих в Ливадию. Если бы Саша не проводил такую идиотскую политику, царь принял бы Драгу с распростертыми объятиями, а затем и Франц-Иосиф с Вильгельмом не стали бы долго ломаться, а скорее всего, и Виктория приняла бы ее. По мановению руки никто бы больше не вспомнил, что она была его любовницей. — Елена подождала какой-нибудь реакции со стороны своей сестры и, не дождавшись, упрямо продолжала: — Мне она, вообще-то, всегда нравилась, такая добрая душа. А тот, кто смог выдержать девять лет возле тебя, просто не может быть плохим человеком, Наталия.
Едва произнеся эти слова, она мгновенно поняла, что их не следовало говорить. Кровь бросилась в лицо королеве, но тут же оно стало белым как мел.
— Я неважно себя чувствую, — сказала Наталия и медленно встала. Сестра испуганно поспешила ей на помощь, но получила резкий отпор.
— Ты не могла бы оставить меня одну?
— И куда же ты собралась? — подавленно спросила княгиня.
— В мой номер. Мне нужен покой. И прошу меня ни в коем случае не тревожить.
— Значит, ты не хочешь телеграфировать?
Королева стояла уже у тяжелых бархатных портьер, висевших перед входом в ее спальню. Не повернувшись, она бросила сестре короткое «да», затем раздраженно раздвинула обеими руками портьеры и исчезла в царящей за ними темноте.
Княгиня, глубоко огорченная, смотрела ей вслед, нервными пальцами теребя шелковый платочек. Глаза Елены наполнились слезами, а на кончике носа образовались две блестящие капли.
4 часа дня
Обед удался на славу, хотя старший лейтенант Янковски, австрийский военный атташе, и русский посланник Чариков не появились. Свои извинения они прислали в самый последний момент, когда все собирались идти к столу. Для королевы было явно неприятно, что их карточки убирали со стола в присутствии других гостей. Она пригласила этих двух джентльменов, так как они входили в число тех немногих интеллектуалов в Белграде, кто свободно говорил по-французски и был в курсе литературной жизни за рубежом. Драга хотела произвести впечатление на почетных гостей — французского профессора, читавшего курс современной литературы в Сорбонне, и его жену, которая сама была писательницей, — и доказать, что Сербия не населенная варварами страна, даже если с этой парой накануне грубо обошлись на вокзале. Случилось так, что едва супружеская чета сошла с венского поезда, как была тут же арестована пограничной полицией — в багаже обнаружили книги двух запрещенных в Сербии авторов. Выдвинутые обвинения тем более поразили профессора и его жену, что они сами в обоих безобидных романах ничего подрывного найти не смогли. Их отпустили, только когда жена вытащила лежавшее в ее чемодане меж белья приглашение Драги, из которого следовало, что они прибыли в Сербию на королевский обед в Конак, и отнюдь не затем, чтобы взорвать дворец.
