— Значит, ты… И все те вопросы… – сначала растерялся Шин, но быстро взял себя в руки. А может, растерялся еще сильнее. Он вдруг вытянул откуда‑то кожаную сумку через плечо, мою сумку, только заметно располневшую с того момента, когда я оставил ее в углу комнаты.
— Вот, – он протянул сумку мне. – Наверное, ты больше не вернешься в Гинну… Я осмелился положить туда немного моего печенья. Оно тебе, кажется, понравилось…
Кто принял решение взять эту сумку и повесить ее через плечо – я или демон, так и осталось для меня неизвестным, но я это все же сделал и, кажется, сказал спасибо Шину, хотя разум мой уже вовсю рвался к платформе, разметая в стороны рыцарей с башенными щитами.
— Надеюсь, – добавил на прощание Шин, глядя на меня с некоторой опаской, но и с нескрываемым восхищением, – что никому не удастся изменить тебя…
Я дождался, пока невысокая фигура алхимика, ведущего перед собой маленького Эвана, растает в толпе, и начал воплощать свой план. А он был довольно прост: как можно скорее попасть на платформу, а дальше – будь что будет.
Словно черный ветер я промчался по опорам сложенных прилавков, обмотанных яркими полотнами, едва ли не ступая по головам зевак. Меня никто не успел разглядеть, а те, кто заметил, удивленно протирали глаза, гадая, что же предстало перед ними. Ничто не могло меня остановить.
Словно заколотая свинья, завизжал священник. Факел вылетел из его руки и упал с платформы, прямо под ноги рыцарям, задравшим шлемы и вперившим взгляды прямо в меня. Какая‑то женщина истерично закричала и начала царапать себе лицо ногтями. Затем прорезался голос у стоящих близ платформы мужчин: глухой рев поднялся над площадью, становясь все громче и насыщенней.
Воспользовавшись паникой, я позволил себе осмотреться. Лилия, привязанная к деревянному столбу, стояла ровно за моей спиной, на ней была все та же белая кружевная ночная рубашка, что и в день пожара, только она стала заметно грязнее, появились мелкие порезы ткани и даже прожженные дыры. Голова была опущена, волосы закрывали лицо, я не видел ее глаз, возможно потому, что она была без сознания…
Но мой взгляд пробивался даже через сталь рыцарских шлемов! Нет, я просто не хотел видеть ее глаз, не желал знать, в сознании ли Лилия, потому что представил, что ей пришлось пережить, пока я расслаблялся в доме у Шина, поедая печенье. И от того, что я видел, что представлял, что чувствовал, у меня внутри все словно закипало. Но опасность несла не моя ярость, не ненависть, не гнев, а то, что демон по имени Эфир мог исполнить мое желание.
Но почему‑то я заговорил.
— Жалкие трусливые лицемеры, – мой голос звучал громко, раскатисто, мощно. Он заставлял трепетать. – Вы восхваляете бога и порицаете дьявола, но сами временами не способны отличить одного от второго. Вы прикрываетесь религией, прячетесь за заповеди, как за щит, но сами живете так, словно эти правила распространяются на всех, но только не на вас, на каждого из вас. Вы говорите «не лжесвидетельствуй», но сами готовы обвинить кого угодно в чем угодно, говорите «не убивай», но на ваших кострах сгорают невиновные, надеетесь не создать себе кумиров, но ваша твердолобая вера искривилась настолько, что становится сложно понять, во что вы действительно верите…
— Довольно! – неожиданно прокричал мужчина в тяжелых блестящих доспехах, остановившийся перед платформой, в центре полукруга из отступивших рыцарей. – Люди не должны слушать то, что изрыгает твоя мерзкая пасть, богопротивное чудовище!
Я прервался. Мужчина заметно выделялся на фоне остальных. Он не носил шлем и щит, как десятки рыцарей вокруг него, у него были короткие черные волосы, острая бородка и странный взгляд. Да, от остальных его выделял именно взгляд: решительный, властный, пламенный, фанатичный. Мужчина не боялся меня. Он держал руку на эфесе меча, лежащего в ножнах, готовый обнажить его и броситься на черное чудище, которое ненавидел больше всего на свете.
— Ты попался в мою ловушку, демон, – продолжал он, пока рыцари строились в боевой порядок и оттесняли толпу зевак, не успевших сообразить, что нужно убегать. – Я вижу, что сейчас ты еще недостаточно силен, чтобы противостоять нам. Поэтому я, герцог Арчибальд, сокрушу тебя! А братья и сестры помогут мне! Нашей силой, нашей верой, да с божьей помощью, мы низвергнем тебя назад, в геенну огненную!
Я решил возразить ему. Не для того чтобы образумить или объясниться, фанатики, вроде герцога Арчибальда не способны слышать ничего, кроме гласа своего помутненного рассудка, а для того, чтобы высказаться. Но не успел. Строй рыцарей неожиданно нарушил какой‑то мальчишка, выбежал вперед, скидывая шлем и отбрасывая щит, ловко запрыгнул на платформу и направил на меня меч.
— Франц! – взревел герцог Арчибальд, – Немедленно отступай! Не нарушать строй!
— Нет! – смело отозвался Франц, не спуская своего горящего взгляда с меня. – Бог говорил со мной! Он сказал, что именно я сражу демона. Я видел это! Я верю в это!
— Убегай, болван! – не унимался командующий. – Демона не победить мечом!
— Бог верит в меня! – бесстрашно произнес черноволосый мальчишка и бросился в атаку.
Семь метров. Деревянная платформа, на которой собрались сжигать «грешников», по диагонали была длиной примерно семь метров. По сути, это был огромный, аккуратно сложенный костер, который служил еще и сценой, на которой мог выступить священник перед казнью. Под каждым столбом тоже сложили дрова и хворост, но их было слишком мало, чтобы быстро сжечь человека заживо, но достаточно, чтобы жертва получила очень серьезные ожоги ног и нижней части туловища и страдала до тех пор, пока вся платформа не будет охвачена огнем. Я понимал, насколько рискованно держать позиции здесь, когда любой рыцарь мог запросто подпалить сухие дрова, но пока не видел иного выхода, и к тому же отчаянно надеялся избежать сражения.
Я не хотел убивать безрассудного мальчишку. Быть может, потому, что, увидев его лицо, на котором едва прорезался нежный пушок молодых усиков, пожалел парня. Хотя изначально никому из этих садистов, посмевших причинить боль Лилии, я не хотел сохранять жизнь.
Он сделал три шага, пробежал около двух метров, держа на изготовку меч, чтобы в любой момент парировать удар или провести стремительную атаку. Но он все равно был обычным человеком.
Мое движение оказалось стремительнее, я даже не стал уклоняться от его атаки и просто вышел вперед, ударив кулаком левой руки в живот противника. Стальная пластина прогнулась, смягчая удар, но недостаточно, рыцарь по имени Франц выпучил глаза от боли и удивления и повалился мне под ноги. Я поднял согнувшегося парня за доспех и скинул с платформы к замершим в нерешительности соратникам. Рыцари выдвинулись вперед, и не разрывая строя, перешагнули через раненого товарища. Когда они отступили назад, его на земле уже не было. Несмотря на фанатичность, подготовлены они были неплохо, рыцари ордена Львиной розы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
