class="p1">— Вкусно.
— Остро?
— Нет.
— Тогда почему необычно?
— Потому что необычно. Необычно и вкусно.
И все же Марьяна была уверена, что самым вкусным Герману показался зеленый чай. Но он был и в самом деле хорош. Именно за чаем Герман ее и огорошил.
— Мы с Костей сегодня были на кладбище.
Марьяну эти слова повергли в ступор, и она не сразу поняла, к чему они и о чем речь. А потом вдруг прозрение внезапно обрушилось на нее ледяной волной. Значит, пока она думала, как все это сделать поаккуратнее, Герман все сделал сам. Значит, ей не показалось, что сегодня у Германа что-то случилось. Герман принял правильное решение. Но сразу же на кладбище… Бедный Костя…
— Как он?! — едва выдохнула Марьяна.
— Просил передать тебе, что с ним все в порядке. И что шапку он надел.
Как можно шутить в такой момент?! Но одного взгляда на лицо Германа Марьяне хватило, чтобы понять — он не шутит. Эти слова — они и в самом деле сказаны Костей. Какой же ты, мальчик… Стойкий оловянный солдатик. Как и твой отец. Впрочем, в этом деле твой отец не солдатик. Он генерал. И не оловянный, а железный.
И все же Марьяне не смогла удержать порывистого жеста. Она схватила Германа за руку — ей надо было знать все точнее.
— Это правда?! Как он… воспринял… это все?! — возможно, это не ее дело — знать такие подробности, но… — Он… он… он правда в порядке?
— Насколько это возможно в данной ситуации — да. Обещал завтра позвонить. А сегодня ему надо побыть одному — он так сказал.
Герман произнес это негромко и ровным голосом. Но Марьяна вдруг поверила. Что это все случилось. Что Костя узнал правду.
Глава 11
Что он… он нормально это воспринял. Насколько слово «нормально» вообще можно употребить в таких обстоятельствах. Эти двое сильных мужчин справились. Они справились.
Марьяну вдруг накрыло опустошением — таким мощным, словно после какого-то колоссального физического и умственного напряжения. Когда после исполнения какой-то важной задачи, которая требовала огромных затрат, подгибаются ноги — если затраты были физические. Или резко теряется острота мысли и хочется спать — когда усилие было умственное. Вот и Марьяна сейчас чувствовала себя куском желе — ни искры мысли, ни малейшего мускульного усилия. И единственное, что она ощущала более-менее отчетливо — это пальцы Германа, которые гладили ее руку. А потом он их сжал.
— Поехали.
Она реально спотыкалась, когда шла — и Герман придерживал ее за локоть. Бережно усадил в машину. А там, в автомобиле, Марьяна позорным образом уснула.
Проснулась она от того, что ее гладят по щеке. Марьяна с трудом открыла глаза и увидела подъезд собственного дома. Она еще несколько секунд окончательно просыпалась. А потом острота мысли вернулась.
Герман привез ее к ее же дому. Значит, «Если хочешь — останься» ей сегодня с утра показалось. Ну, и к лучшему. Не надо голову ломать. Герман отстегнул ремень безопасности, вышел из машины, открыл ей дверь и протянул руку. Все-таки у него прекрасные манеры. И вообще все в нем прекрасно. Кроме одного. Их пути сегодня расходятся.
Марьяна вздохнула и вложила свою руку в ладонь Германа. В конце концов, вернуться домой — это бесценно.
* * *
В квартире царила идеальная чистота. Марьяна даже моргнула несколько раз, потому что не смогла поверить сразу — что это ее квартира. Та самая, которую она оставила позавчера в разгромленном состоянии, в беспорядке. Сейчас все было идеально чисто. И все же… Марьяна вела взглядом по гостиной… все же чуточку непривычно. Появилась новая ваза на стеклянном столике. И книги на полках расставлены не в том порядке. И… и на рабочем столе стоит ноутбук.
Марьяна повернулась к Герману. В его лицо она смотреть не могла. Она была уверена, что он заметит неуместные и глупые слезы признательности.
— Ты же сказал, что не удалось договориться о возвращении моего ноутбука.
— Это новый.
Это стало просто уже последней каплей. Герман врезал новый замок в ее дверь, заказал клининг ее квартиры, купил чертову новую вазу и ноутбук! И даже если он это делал не сам, не собственноручно — наверняка — то все равно…
— Тебе не стоило так беспокоиться… и тратиться…
— Это самое малое, что я мог для тебя сделать, Марьяна.
Она, преодолевая внутреннее сопротивление, все же подняла взгляд. Ну, да, так она и предполагала. Лицо Германа у нее перед глазами расплывалось. Еще не хватало расплакаться.
А он привлек ее к себе, прижал ненадолго ее голову к своему плечу. Марьяна только успела пару раз вдохнуть запах его парфюма, как Герман приподнял ее лицо за подбородок, наклонил голову — и поцеловал.
Плакать резко расхотелось.
И его и ее пальто мягко упали на идеально чистый пол, пока мужчина и женщина самозабвенно целовались.
* * *
Так устроен мозг человека. Или конкретно его, Германа Тамма, мозг. Что, вычерпав весь ресурс по какой-то теме, он переключается на другую.
В отношениях Германа и Кости за сегодняшний день произошел коренной переворот. И сейчас сделать чего-то большего нельзя. Началась реабилитация. Косте надо все осмыслить. Возможно, у него появятся вопросы — наверняка. Но пока… пока мысли Германа с сына переключились на Марьяну. И не думать о ней он теперь не мог.
Не мог не думать о том, как хочет ее. Как давно не хотел так женщину. Как мечтает снова раздеть ее, гладить. У Марьяны зрелое женское тело — но по-девичьи гибкое. И упругая грудь, и узкая талия, и изящный изгиб бедер. Но, самое главное, чего он хотел и что с каким-то совершенно юношеским нетерпением предвкушал — это ее наслаждение. Теперь оно заняло все его мысли. Герман вспоминал, как ласкал Марьяну. Нежность и влажная упругость под пальцами — тонкие лепестки и гладкий взлет самой чувствительной части. Движения ее бедер навстречу его пальцам. Ее всхлипы и стоны. Ее дрожь в конце.
Все это хотелось повторить. Непременно. И ртом.
— Знаешь, о чем я думал последнюю пару часов? — они прервались в поцелуях, и сейчас Герман с наслаждением чувствовал, как пальцы Марьяна скользят по его затылку. Это же совершенно умопомрачительное чувство — женские пальцы на твоем затылке.
— Даже не догадываюсь, — гортанно, с хрипотцой отозвалась Марьяна, часто дыша ему в шею.
— Пообещай мне…
— Что именно?
— Что если моя борода будет колоться, когда я буду целовать тебя между ног, ты мне об это скажешь.
Она
