— Пора устраиваться на новом месте жительства, — сказал он. — Как у тебя с энергией?
— Остаток ресурса — восемнадцать процентов, — ответил Сапсан. — Почаще бывай на солнце. Отключай усилитель мышц, ты достаточно окреп. Найди ручей с холодной водой возле деревни и забирайся в него минут на пять, чтобы я мог вести подкачку за счет разницы температур. Тогда я сумею зарастить дыры в комбезе — зверь ничего важного не повредил.
Агизекар возник рядом абсолютно бесшумно.
— Могу я остаться с Лесными людьми? — спросил Герман. — Жить в вашем поселке вместе с вами?
— Герман из рода Левицких желанный гость в моем доме, — улыбнулся Аги. — Идем обратно. Флиенти уже готовит тебе ужин.
* * *
Разум вернулся к Паго Нвокеди значительно раньше, чем это заметили врачи. Даже раньше, чем это понял он сам.
Паго попытался открыть глаза, но не смог. Он хотел позвать на помощь, но язык и губы не слушались. Он просто не чувствовал их.
Пожалуй, Нвокеди испугался бы столь полной изоляции сознания от тела, если бы не обнаружил вдруг, что может видеть прямо сквозь закрытые веки. Палата была как палата, разве что зависший над ложем оператор медкомплекса, похожий на помесь многорукого Шивы с осьминогом, поражал своими размерами и числом манипуляторов, а само ложе превосходило по площади двуспальную кровать. На одной его половине покоилось в углублении залитое стабилизирующей жидкостью тело Нвокеди, а другую занимал голем — идеальная биомеханическая копия человека, до отказа накачанная энергией, способная поддерживать жизнедеятельность человеческого организма гораздо лучше, чем обычный реаниматор, и настроенная сейчас, как догадывался Паго, на его биоритмы.
Из увиденного следовало сразу несколько выводов: во-первых, это не обычный медцентр — там оперблоки попроще; во-вторых, плохи дела культуролога Нвокеди, раз понадобился голем; в-третьих, всю картину он видит, конечно, не сквозь собственные веки, как ему показалось вначале, а откуда-то сверху, с потолка палаты — следовательно, душа все же существует, а он сам уже мертв, скорее всего.
От полной уверенности в последнем Паго удерживало лишь два соображения: в загробную жизнь он никогда не верил, и, конечно, настоящего покойника нельзя оживить даже с помощью голема — в случае смерти пациента киб-мастер палаты уже отключил бы биогрегат и перенаправил его туда, где он нужнее.
Реалистичный бред — вот что это.
Однако и такое объяснение не выдержало проверки временем, поскольку помимо сверхестественной способности видеть самого себя сверху, больше ничего бредового в окружающей обстановке не было.
Иногда в палату заходил врач, однажды пришли сразу двое, и один из них раздраженно сказал другому, что хватит заниматься глупостями после того, как картина окончательно прояснилась. И нечего ехидничать!.. Последние данные с Ульмо получены? Получены. Имевшиеся данные они подтверждают? Полностью! Сомнения остались? Нет, не осталось, а у меня их и не было, коллега… Берка уже пытались подтянуть големом; Капширо пытались подтянуть големом; Лукашова и Зильбера тоже; а Девидсон три месяца пролежал в этом свинарнике на Альт-7, без големов, без стабилизатора, вообще без ничего — и очухался как миленький. Нет, я не прошу вас превращать медцентр в свинарник! Просто начните рассуждать здраво. Синдром Тихой, милый мой… Да никто не вводил — я введу, если надо! Страшитесь такой перспективы, так вводите сами — я специалист по недугам человеческим, а не изобретатель новых терминов…
После визита ехидного и раздраженного врачей голем убрали, а Нвокеди извлекли из стабилизатора и перевели в палату попроще. Вскоре ему стало лучше, он снова ощущал свое тело именно как свое и перестал видеть себя со стороны. Но еще раньше из разговоров медперсонала понял, что якобы потерял память.
Это его немало позабавило. Дело в том, что чем дольше он пребывал в сознании, тем яснее припоминал все, что произошло с ним на Тихой, включая вынос его бесчувственного тела из шлюзовой камеры катера. Он даже частично помнил разговоры смотрителей между собой. Одного из них звали Герман, и этот здоровяк относился к нему, Паго Нвокеди, явно неприязненно. Потом его уложили в переносной реаниматор и увезли на главную базу СОЗ… Нвокеди немного пугало, что в такие моменты он снова начинал видеть сцены откуда-то сбоку или сверху, но в остальном они были настолько правдоподобны, что в их подлинности он не сомневался. Бегство от обезьяноподобных монстров с хвостами ящериц, ночевка в лесу и утро следующего дня вспоминались отчетливо. Однако медицинский киб, регулярно проводящий сканирование его психики, этих воспоминаний не видел — соответственно, не знали о них и врачи. Подавив первое желание их порадовать, Паго, как несколько раньше до него — Джонатан Берк, пришел к выводу, что так лучше.
Не придется ничего объяснять. Не придется оправдываться.
Не придется сесть в тюрьму за незаконный отстрел многоногих броненосцев, и ради этого стоило признать, что доктора в деле диагностирования и лечения пострадавших понимают больше, чем пациенты.
Самое главное — не придется объяснять, для чего он стрелял в этих животных.
Нвокеди сразу почувствовал себя лучше и быстро пошел на поправку. Вскоре его лечащий врач (ехидный) и заведующий отделением (раздраженный) сочли, что он в состоянии перенести космическое путешествие и отправили Паго долечиваться на Ульмо — планету, прославившуюся благоприятным климатом, целебным биополем и полным отсутствием крупных хищников.
Никто его ни о чем не расспрашивал, учитывая опыт лечения людей, прибывших сюда с Тихой с похожими симптомами. Нвокеди наслаждался пятиразовым питанием, полным покоем и прогулками в ухоженном больничном парке. Парк являлся естественным продолжением мирных лесов Ульмо, отличаясь от них только наличием дорожек с указателями, мостиков через ручьи, отсутствием валежника да камерами на деревьях. Через каждые двести шагов — стоянки с миниатюрными карами, заранее запрограммированными везти не рассчитавшего свои силы пациента к главному корпусу, а далее — по его желанию.
Часами просиживая на скамейках в тени деревьев, Нвокеди кормил с рук больших и добродушных, похожих на кенгуру животных, беззаботно забредавших сюда из настоящего леса. Застенчивые серые птички непрерывно сновали в ветвях над головой, прячась в листве всякий раз, когда на них падал взгляд человека, а любопытные ульмонийские белки с огромными пушистыми хвостами умело и деловито проверяли карманы Паго на предмет наличия там припрятанных орехов. Трудно было представить себе, что еще сто лет назад полторы тысячи активистов Лиги защиты природы в кровопролитных схватках с командами промысловиков отстаивали право Ульмо пребывать в своем первозданном, нетронутом состоянии.
Нвокеди размышлял. Наверное, впервые с начала карьеры исследователя у него появилась возможность остановиться и подумать — что, как и зачем он делал до сих пор, что делать дальше, и стоит ли.
Когда-то давно, еще будучи студентом, он обожал веселые вечерние сходки в общежитии — с хорошо или плохо сваренным чаем, с хорошо или плохо приготовленным кофе, с руганью в адрес барахлящего кухонного комбайна, с бутербродами из того, что под руку попало, и бесконечными спорами на тему — что есть основная задача культурологии, каковы приоритетные направления культурологии в двадцать пятом веке, и почему все остальные науки хуже, чем культурология. Последняя тема преобладала в том случае, если на их второй уровень забредали чужаки с других факультетов. Нвокеди очень ярко помнил один вечер — студент-археолог с простоватым лицом фермера, большую часть вечера сидевший молча, вдруг высказал неожиданную мысль: слово «культура» происходит от слова «культ», о чем нынче многие забыли. Культура в своей первоначальной составляющей тождественна зародившейся у народа религии, следовательно, понимания значения религиозных догматов для этноса в целом и верной оценки степени влияния этих догматов на сознание масс достаточно для понимания сущности любой культуры и прогнозирования развития цивилизации.
Не то чтобы это было особенно оригинально — или особенно нелепо. Однако студент (действительно выходец из фермерской семьи с Хапи, как оказалось), высказал мысль в такой категоричной форме, словно был не жалким первокурсником, а самим профессором Шлезингером — сверхгениальным, обронзовевшим, недосягаемым и непререкаемым. Что тут началось!.. Вначале деревенщину попытались опровергнуть сразу на восемь голосов, а когда не получилось, выставили в качестве экзекутора Нвокеди. Паго самым издевательским тоном обрисовал археологу широту круга задач культурологии, глубину самого определения «культурология», не забыв беспощадно проехаться по происхождению истязуемого. Должно быть, с урожаями на Хапи неважно, раз сыновья фермеров вынуждены изучать археологию для того, чтобы найти и выкопать из земли посаженное их отцами? Без этого никак?.. Билл Дуглас с улыбкой слушал, а потом встал и ушел, на прощание обозвав собравшихся спесивыми недоумками. Студенты бросились к двери, за которой скрылся нахал, но оказалось, что тот успел заблокировать дверь с другой стороны, оставив своих оппонентов бесноваться внутри.
