Тем временем ушедшие на запруду поняли, что творится что-то неладное и бои в небе с горящими и падающими самолетами никак не походят на боевые учения. Они быстро двинулись в обратный путь, яростно споря по поводу происходящего. Но через полтора часа у небольшого холма, прозванного местным населением «жопой» за очевидное сходство с последней, натолкнулись на Трофимова с хромым летчиком. Прятаться от своих Трофимов, конечно, не стал и подробно рассказал, как было дело. Известие о войне, конечно, потрясло отдыхающих, но еще больше их потряс факт новой власти и убийство офицера. Мнения разделились. Кто-то считал, что это ничего не меняет и надо возвращаться, кто-то говорил, что, как это ни печально, но возвращение в село, где орудуют немцы, предприятие рискованное. Было принято решение двинуть к селу, но в само село не заходить, а сначала узнать, как там обстоят дела. Правда, кого послать на разведку, не знали. Собрались было тянуть жребий (исключив, конечно же, женщин), но Пашка Кузьмин, желая потрясти своим героизмом Ольгу, сам вызвался пойти в село и все разузнать. Агроном Гуляшов раскусил маневр соперника и решил тоже предложить себя в качестве разведчика, но потом подумал, что если Кузьмина убьют, то где-то это будет даже к лучшему. Для него, конечно. Для мертвого Кузьмина, понятно, что к худшему. Трофимов с хромым Кантюковым сказали, что останутся в районе «жопы» в ожидании вестей – не тащиться же обратно. Впрочем, Кузьмину так и не пришлось проявить свою героическую натуру. Не дойдя до села, они встретили сестру счетовода Гузько, Антонину, пасущую колхозных коров. От нее и узнали, что Гузько в знак благодарности за свое примерное поведение (то бишь донос) был определен в немецкую комендатуру на должность писаря. А дом Трофимова (видимо, в назидание остальным) сожгли. Найду же пристрелил какой-то солдат. Видимо, тоже в назидание. Хотя собака была совершенно ни при чем. И более того, вроде как тоже пострадала, поскольку в считаные часы лишилась и будки, и хозяина. Но ее мнения, как водится, никто не спросил. А Гузько первым делом заставили отпечатать приказ, обязывающий каждого жителя Куркова незамедлительно оповещать обо всех возвращающихся домой односельчанах, поскольку те являются врагами рейха. Кроме того, он узнал, что параллельно с этим приказом было составлено донесение в штаб. В нем немцы сообщали о гибели офицера и докладывали, что, по их сведениям, неподалеку от села Курково сформирован партизанский отряд. Ну и далее по именам список сбежавших. О чем сам Гузько, вернувшись из комендатуры, и сообщил сестре под большим секретом.
Таким образом ситуация сложилась патовая. Мнения снова разделились, но теперь уже подавляющее большинство возражало против возвращения в село. К тому же было понятно, что решивший вернуться в одиночку подвергнется жесточайшему допросу относительно местонахождения остальных. И поскольку ничего связного он сказать не сможет, его молчание будет истолковано как запирательство и свидетельство наличия заговора. Дальнейшую судьбу такого молчуна можно легко представить.
Покумекав, но так и не найдя никакого решения, вся компания двинулась обратно к Трофимову. Тот, узнав о сожженном доме, сильно расстроился, но еще больше расстроился, если не сказать, разозлился, узнав об убийстве Найды. С изменившимся лицом он процедил:
– Хотят партизанский отряд? Будет им отряд.
После чего предложил проголосовать за создание отряда. Немного поколебавшись, курковцы проголосовали «за». Во-первых, деваться было некуда, а единоличничать было боязно – выживать все-таки проще в коллективе. Во-вторых, хотелось как-то поддержать Трофимова – мужик он был неплохой и многим в свое время помогал. Войдя в раж, Трофимов тут же выдвинул свою кандидатуру на должность командира. На этот раз голосование прошло еще быстрее, поскольку других вариантов как бы и не было. К тому же механик отлично знал здешнюю географию и, что называется, ориентировался на местности.
Новоиспеченных партизан немного смущал контуженный Кантюков, который вел себя не совсем адекватно – в частности, сразу после голосования почему-то выхватил табельный пистолет и потребовал ото всех дать клятву верности Родине, но поскольку к тому моменту все знали, что при падении бедолага стукнулся головой, то списали это на временное помрачение ума.
Сначала было принято решение догнать Красную армию и влиться в ее ряды – лесная жизнь с неопределенными сроками представлялась все-таки не слишком заманчивой. К тому же назвать их отрядом можно было с большой натяжкой – оружие имелось только у летчика с механиком. Но вскоре стало ясно, что Красная армия слишком далеко, а посему курковцы предоставлены сами себе. Стали просто ходить от деревни к деревне, ища, куда приткнуться. По ночам воровали живность у местного населения и изредка портили немецкую технику, чтобы как-то оправдать свое существование. За испорченную технику немцы расстреливали местных жителей, поэтому неудивительно, что трофимовский отряд быстро возненавидели все: как фашисты, так и свои. Дальше пошло по нарастающей. В селе Горелки, куда трофимовцы забрели случайно, но которое, как оказалось, являлось центром местного подполья на оккупированной территории, с трофимовцами связалось партийное руководство. Оно распорядилось снабдить отряд рацией и оружием. После чего стало давать новоиспеченным партизанам всякие боевые задания, обещая в обмен продовольствие и всяческую поддержку. Трофимовцы честно пытались следовать приказам, но поскольку партийные товарищи плохо знали обстановку и географию, то и приказы были один нелепее другого. Так, однажды руководство потребовало, чтобы партизаны взорвали мост через речку Курчаевку неподалеку от села Кировское. Трофимовский отряд в течение двух дней честно искал этот мост, но так и не нашел. Пришлось взорвать пристань, где местные бабы стирали белье, и доложить, что мост взорван. Проверить былое существование отсутствующего моста было невозможно, и за выполненное задание Трофимов был представлен к медали. В другой раз отряду было приказано сжечь немецкую комендатуру в селе Стрижи. Комендатуру сожгли, но не учли сильный ветер, благодаря которому огонь перекинулся на соседние дома. В итоге сгорела добрая половина села и погибла уйма мирного народа. Позже это зверство приписали фашистам, и в 70-е годы писатель Дорошин выжал из этого эпизода целый роман под названием «Пламя борьбы», по которому к 30-летию победы был снят двухсерийный фильм «Огонь войны». На премьере, кстати, присутствовал двоюродный племянник легендарного Трофимова, который, выступая перед показом, почему-то заявил, что «все так и было», хотя на момент операции в селе Стрижи не только не родился, но даже и в планах, что называется, не стоял.
Наконец, у отряда появилось оружие, и он стал представлять серьезную угрозу не только для мирных жителей, которые то и дело недосчитывались живности и продовольствия, но и для немцев. За поимку отряда Трофимова было назначено вознаграждение в семь тысяч рейхсмарок, но поскольку жители оккупированных территорий еще не очень понимали, много это или мало, то сумма не произвела на них никакого впечатления. Тем более что и без вознаграждения многие мечтали изловить «трофимовскую банду» – настолько партизаны надоели своим бесконечным грабежом и диверсиями, из-за которых немцы расстреливали ни в чем не повинное мирное население. Однако отряд был неуловим.
В это самое время нашими разведчиками было перехвачено донесение о том, что вермахт отчаянно пытается завладеть деревней Невидово. В Генштабе Красной армии резонно рассудили, что раз немцам позарез нужно какое-то там Невидово, то и нам оно тоже нужно и тоже позарез, хотя и не очень понятно зачем. Узнав через связных, что отряд Трофимова находится в районе Кузявиных болот, минское подполье немедленно приказало партизанам двигаться в направлении Невидова и выбивать оттуда немцев любой ценой.
Трофимова приказ совершенно не удивил, потому что он давно понял, что военное руководство ничего не понимает ни в дислокации войск противника, ни в стратегии, ни в задачах текущего момента. Вначале он даже подумал, а не плюнуть ли ему на приказ, но летчик Кантюков, ставший к тому времени фактическим заместителем Трофимова, сказал, что приказы не обсуждаются, и если надо погибнуть героической смертью ради общего дела, то надо делать это, не задумываясь. Трофимов хотел было напомнить, что и сам Кантюков предпочел выпрыгнуть из горящего самолета вместо того, чтобы погибнуть той самой героической смертью, но решил не спорить с контуженым летчиком.
Невидово искали долго – почти неделю. Кое-кто в отряде слыхал это название, но точное местонахождение деревни из штаба не прислали, а Кузявины болота были столь обширны по площади, что без карты на деревню можно было наткнуться только случайно.
