Во время представления королеве все мужчины должны были опуститься на одно колено и поднять вверх правую руку. Королева накрывала ее своей рукой, после чего гость должен был прикоснуться к ее руке губами. При этом они должны хранить молчание, а потом, медленно поднявшись на ноги, должны были отвесить поклон ее величеству королеве Англии и его королевскому высочеству принцу Альберту. А дамы, прежде чем приблизиться к королеве, обязаны были отпустить длинный шлейф своего платья, а после традиционного реверанса им приходилось делать несколько шагов назад и при этом не упасть, наступив на эти шлейфы.
Королева Виктория, которая со временем стала такой же настойчивой в вопросах соблюдения придворного этикета, как и принц Альберт, особенно придирчиво относилась к одежде приглашенных. Все замужние женщины должны были носить букли, а незамужние — вуаль. При этом и те, и другие должны были иметь головной убор, украшенный тремя белыми перьями. Те женщины, которые по состоянию здоровья или по каким-либо другим уважительным причинам не могли носить платья с высоким воротом, должны были испросить разрешения лорда-казначея на ношение платья с вырезом под шеей. Как правило, такое разрешению они получали, но королева требовала неукоснительного соблюдения остальных правил — наличия вуали, буклей и белых перьев на головном уборе. Так, например, когда миссис Себастьян Гассиот, которая по причине болезни волос не могла прикрепить к ним оперение и букли, попросила разрешения подстричь коротко волосы, а к шляпке с перьями приделать букли, королева сказала «свое решительное «нет».
Все те мужчины, которым по долгу службы нельзя было носить мундир, должны были одеваться в придворный костюм бордового цвета, бриджи до колен, длинные белые носки, черные башмаки с пряжкой и непременно иметь при себе шпагу или саблю. В более поздние годы правления королевы Виктории пожилым джентльменам было позволено появляться при дворе в бриджах не до колен, а до лодыжек, которые при этом застегивались на пуговицы. В таком случае они производили «то же впечатление, что и длинные носки».
Особые проблемы возникали с одеждой американских министров и других официальных лиц. По старым обычаям, установленным еще государственным секретарем Уильямом Марей, все американские чиновники должны были находиться за границей в «простой одежде американских граждан». В то время американским послом в Англии был Джеймс Бьюкенен, будущий президент США. Королевский церемониймейстер сэр Эдвард Каст не преминул напомнить Бьюкенену, что королева готова принять американского послав любой одежде, однако ей будет крайне неприятно видеть его в простом сюртуке. Поэтому Джеймс Бьюкенен вынужден был появиться при дворе в черном фраке, панталонах, белой жилетке и галстуке. Королева осталась довольна и встретила посла со «снисходительной, но все же доброжелательной улыбкой».
Если взгляды королевы Виктории на одежду своих придворных и гостей вызывали в прессе лишь сатирические, но при этом вполне добродушные отклики, то ее отношение к «дворцовому циркуляру» способствовало уже появлению язвительных упреков. Газеты не без удовольствия смаковали каждую минуту жизни придворных и прежде всего самой королевы и ее семейства. Каждый раз, когда королева и принц отправлялись гулять в сад или парк Виндзорского дворца либо когда принц уезжал в королевские лесные угодья пострелять дичь, все газеты тут же сообщали об этом, не упуская ни малейшей возможности позлословить относительно тех или иных пикантных подробностей. Особый интерес, разумеется, вызывали регулярные приемы высокопоставленных гостей в королевском дворце, которые описывались в мельчайших подробностях. «Ужасный холод, — комментировал один оппозиционный журнал, - никоим образом не навредил черепахообразным голубкам в их новых голубятнях. Правда, слегка пострадали бесхвостые кошки, которых бессердечные хозяева оставили на стенах замка».
А иногда в таких пародиях не было никакой надобности. «Ее Королевское Величество, — сообщала одна из газет, — была чрезвычайно довольна своим пребыванием в Виндзорском дворце и с нескрываемым удовольствием наслаждалась превосходным самочувствием и душевным покоем». А другая газета сообщала, что «Ее Королевское Величество приняла у себя виконтессу Джойслин, после чего они грациозно покатались в парке на двух маленьких пони».
«Я не знаю, — писала своему отцу одна из служанок королевы Виктории, — почему при дворе установилась такая страшная скука. Вечера здесь настолько скучные и тоскливые, что нет слов, чтобы описать их. Королева и ее придворные леди усаживаются за огромным круглым столом и болтают ни о чем, а мы с Флорой сидим за своим столом и работаем. А принц Альберт в это время обычно находится в другой комнате и до позднего вечера общается с джентльменами. Затем он входит в нашу комнату с одним или двумя джентльменами и садится за стол королевы. И так они сидят до половины одиннадцатого, когда по знаку королевы начинают быстро прощаться и расходиться по домам. А мы в это время с облегчением прекращаем работу, и на этом все заканчивается».
Посетители Виндзорского дворца часто жаловались на отсутствие того замечательного и веселого общения, которое обычно присутствует в «настоящем английском сельском доме». Во дворце отсутствовала какая-нибудь специальная комната, где гости могли бы собраться и поговорить на интересующие их темы, причем сделать это добровольно, а не по принуждению. Помещение для игры в бильярд было маленьким и практически непригодным для этого. Правда, библиотека дворца «до отказа забита книгами», однако в ней всегда холодно, а мебель оставляет желать лучшего. Словом, и в библиотеке нет того «комфорта», который хоть немного напоминал бы «уютную жилую комнату». Даже когда в королевский дворец приглашали очень интересных людей, их практически никто там не видел, поскольку царящая при дворе система общения диктовала свою моду.
Разумеется, некоторые гости предпочитали, чтобы их оставили в покое, и вплоть до ужина пытались вести себя так, как им заблагорассудится, но таких было немного. Лорд Кларендон поделился с герцогиней Манчестерской, что лично ему нравится бывать в Виндзорском дворце больше, чем в любом загородном доме, поскольку здесь «дают полную свободу действий и никто никого при этом не пытается развлекать». Однако для большинства других гостей навязчивое ухаживание, необходимость притворяться, делать из себя счастливого гостя и постоянно выражать благодарность хозяевам дома представлялись слишком утомительными процедурами, убивающими хорошее настроение.
Лорд Маколи с удивлением обнаружил во время ужина, что гости, впервые собравшиеся вместе за большим столом, не могут вести задушевный разговор, поскольку начинается игра военного оркестра, который «играет громко и так заунывно». К тому же во время ужина он оказался рядом с «какой-то иностранной женщиной, которая и двух слов не могла связать по-английски». А лорд Эшли как-то заметил, что военный оркестр был призван заполнить слишком длинные паузы в разговоре и создать впечатление естественного и непринужденного времяпрепровождения. Чарльз Гревилл обратил внимание, что даже торжественный банкет в зале Святого Георгия, который хотя и отличался «великолепием, золотой посудой и яркими огнями», все же был «утомительно скучным». Наибольшую скуку на гостей наводил своим присутствием престарелый герцог Веллингтон, который плохо слышал и поэтому громко, кричал. «Очень красивый молодой человек, — кричал он как-то в ухо леди Литтлтон, показывая на русского царя Николая I, который сидел напротив него и прекрасно понимал английский. — И всегда был таким, — продолжал меж тем герцог. — Он почти не изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Только немного возмужал, а в остальном остался прежним. Очень красивый молодой человек, не правда ли?» В ответ на это громогласное замечание леди Литтлтон вынуждена была так же громко отвечать ему в ухо: «Да, действительно очень красивый молодой человек!»Порой герцог Веллингтон говорил так громко, что это напоминало раскаты грома. Причем он делал это даже тогда, когда речь шла о каких-то весьма деликатных вопросах государственной важности, которые можно было обсуждать только на заседаниях кабинета министров. При этом королева Виктория покрывалась густым румянцем и вынуждена была просто-напросто прерывать его и быстро переключать разговор на другую тему.
После ужина в Виндзорском дворце часто устраивали концерт королевского оркестра или отдельных выдающихся музыкантов, которых приглашали сюда специально для этой цели. А иногда, только по самым торжественным случаям, во дворце играли оперные спектакли. Оперу ставили, как правило, в Галерее Ватерлоо, где акустика была не очень хорошей и где артистам приходилось напрягать свои голосовые связки. Говорят, что когда в этом зале пел Франческо Таманьо, королева, сидящая, как и обычно, в первом ряду, чуть было не оглохла от его громоподобного голоса.
