Мы с Сигурдуром говорили на одном языке. Он был идеальным проводником для моих идей, практическим воплощением всех моих усилий воздать должное «волшебной палочке счастья».
И я решил донести до него эту мысль: облечь её в форму вопроса, которого, как мне представлялось, никто никогда ему ещё не задавал:
— Скажите, а вам хотелось бы дожить до того светлого дня, когда Рейкьявик назовут мировой столицей пениса?
Задумавшись на секунду, причём вполне серьёзно, мой собеседник ответил:
— Я бы гордился этим… правда, не знаю, как отреагировал бы наш мэр. Городской совет выделил мне небольшой грант, но это мизер. Я никогда не мог позволить платить себе зарплату. Зато сейчас наконец-то вышел в ноль. Моё предприятие перестало приносить одни лишь убытки. Недавно я встречался с нашим министром по туризму. Мы раньше учились в одной школе: он на два класса старше, но всё равно меня помнил. Встречу назначили на 9: 30 утра. Министр был в ужасном настроении — должно быть, из-за похмелья, а может, из-за чего-то ещё Он жестом предложил мне сесть, но когда я сказал, что пришёл просить субсидию на музей пенисов, тут же вскочил и указал мне на дверь. Так что беседа наша продлилась всего 15 секунд. Более короткой встречи с министром, наверное, ни у кого ещё не было… очень, очень смешно.
Да разве может быть такое, чтобы кому-то не нравился этот человек? Его абсолютно не интересовали финансовые вознаграждения, и всё же он абсолютно правильно понимал, что Исландия привлечёт гораздо больше туристов, если как следует разрекламирует его удивительную приманку (и заодно урежет вполовину цены на пиво). Если вы, читатель, живете в Исландии, то я хотел бы попросить вас об одной услуге: постарайтесь повлиять на свой парламент: сделайте всё от вас зависящее, чтобы труд мистера Хьяртарсона на благо отчизны был признан на самом высоком уровне. Как предложение, можно поставить (в буквальном смысле слова) что-нибудь вроде статуи на центральной площади вашего города.
Мы говорили о членах уже больше часа, но я не мог закончить интервью и откланяться, не спросив о Поле Арасоне — человеке, пообещавшем музею первый человеческий экспонат.
Сигурдур показал мне фотографию: двое мужчин, плечом к плечу. Арасон оказался низеньким, седовласым человечком. Похожим скорее на чьего-нибудь дедушку (каковым, вероятно, и являлся), чем на пионера фаллологических экспозиций.
— Вот. Это и есть Арасон. Ему 87. Очень известный человек здесь, в Исландии. И, кстати, знаменитый бабник: пожалуй, один из самых знаменитых за весь век. Плюс к тому, жуткий хвастун. От скромности Арасон не умрёт, это точно. В политике он примыкает к ультраправым. Считает себя нацистом и бахвалится этим на каждом углу!
Я был потрясён, но Сигурдур слегка подтолкнул меня в бок и рассмеялся:
— Не пугайтесь! Арасон очень забавный человек! Просто ему нужно всё время быть в центре внимания. Я думаю, его поступок — тоже часть имиджа.
И показал на официальный с виду сертификат в рамочке, висевший на стене комнаты. Это был контракт, формально закреплявший договорённость между двумя столь непохожими друзьями. Карточка крайне специфичного донора. Там были даже подписи двух свидетелей.
— Это доктора. Они отвечают за оперативную доставку его органа, когда придёт время, — пояснил Сигурдур. — Мы все — мистер Арасон, оба доктора и я — договорились, что пенис должен быть ещё тёплым!
ЧЛЕНОФАКТ
Самым большим пенисом среди сухопутных млекопитающих обладает слон: длина его члена составляет порядка шести футов. Видимо, не зря всё-таки говорят о взаимосвязи между размером носа и длиной пениса.
Однако голубой кит (или синий полосатик) утрёт нос любому слону. Длина его пениса достигает десяти футов. Так что можете сами придумать какую-нибудь шутку из серии «Моби Дик». Лично я, к сожалению, настолько выдохся, что на такое уже просто не способен.
Сигурдур бок о бок с неутешительно здоровым на вид Полом Арасоном, своим будущем пенисодонором.
Это необходимо, чтобы сначала выкачать из него кровь, а затем с помощью инъекций снова поднять. Вопрос достоинства имеет для мистера Арасона очень, очень большое значение.
Я в очередной раз едва не расхохотался, но вовремя сообразил, что Сигурдур не шутит:
— Нет, серьёзно, стоит пенису остыть, кровь в венах свернётся, и сделать ничего будет уже нельзя. Он станет вот таким.
И продемонстрировал согнутый крючком мизинец.
Мне показалось, что, когда Сигурдур перешёл к заключительным деталям, от предвкушения глаза его подёрнулись поволокой:
ЧЛЕНОФАКТ
Длина пениса гориллы в эрегированном состоянии составляет всего лишь два дюйма (5,08 см.). Согласно утверждению нашей старой знакомой, доктора Терри Гамильтон, «гориллы живут устойчивыми гаремами, впечатляют соперников крупными размерами своих туловищ и никогда не испытывали эволюционной потребности в развитии больших половых органов». Не знаю, справедливо ли то же самое в отношении здоровенных гориллоподобных детин, работающих вышибалами в ночных клубах. По крайней мере, я лично не собираюсь задавать им этот вопрос в лоб.
— Короче говоря, врачи отчикают у него пенис и принесут мне, а я помещу его в красивый стеклянный шкафчик. Он станет самым ценным экземпляром моей коллекции (Перед тем как книга ушла в печать, я отправил Хьяртарсону электронное письмо, справляясь о здоровье мистера Арасона и втайне надеясь, что за прошедшие несколько месяцев старикашка благополучно отошёл в мир иной. Но Сигурдур ответил, что «мистер Арасон жив, здоров и прекрасно себя чувствует». Терпеть не могу желать кому-либо смерти, но умри Пол за это время, у восьмой главы было бы просто идеальное окончание. Однако — нет, дедушке хочется продолжать жить дальше. Всё-таки есть ещё люди, у кого напрочь отсутствует чувство человечности.).
У Джеффри Дамера, знаменитого «милуокского монстра», был, кстати, очень похожий план: устроить усыпальницу человеческих пенисов. Но Дамер совершил роковую ошибку: не подумал заручиться у своих доноров подписанным в присутствии свидетелей контрактом. Вообще, после того как мистер Арасон подписался под будущим пожертвованием, на подобное отважились ещё трое или четверо мужчин. Один из них, как я заметил, проживает в Балхэме — том же районе Южного Лондона, где живу я. Однако я не готов увидеть в таком совпадении знак, чтобы расстаться с моим «маленьким дружком» в момент кончины.
— А вы? Вы сами хотите, чтобы ваш пенис поместили в музей после вашей смерти? — спросил я Сига.
— Конечно. Я передам его своему музею, — ответил он. — Моя жена знает об этом. И, очень надеюсь, поступит так, как я попрошу. Выполнит мою последнюю волю. Моё последнее желание.
Вот что значит «преданность делу»! Хотя лично у меня такое подозрение, что после кончины Сигурдура его супруга первым же делом устроит (причём совершенно случайно) из коллекции гигантский костёр и примется выплясывать вокруг, хохоча от восторга. А может, я и ошибаюсь. Кто знает?
На обратном пути мистер Хьяртарсон продемонстрировал кое-что из сувениров, предназначенных для продажи посетителям музея. Большинство из них представляли собой пенисы, вырезанные из дерева: например, шампуры для барбекю или скакалки с ручками в форме члена. Были там и абажуры из растянутой кожи с бараньих яичек. Для двери музея Сигурдур лично вырезал ручку в форме пениса, той же формы был его телефон, и даже настенные часы имели форму члена. С некоторой гордостью и хитринкой во взгляде он признался, что использовал собственный пенис в качестве натуры для своих творений. То есть можно считать, что мистер Хьяртарсон стал частью своего музея ещё при жизни.
Перед самым уходом я задержался в дверях, вдруг вспомнив ещё об одном вопросе, который собирался задать:
— Скажите, а повлияло ли то, что вы держите музей пенисов, на ваше отношение к собственному члену?
Сигурдур на мгновение задумался, а затем посмотрел мне прямо в глаза:
— Да. Мне кажется, я стал ещё больше им гордиться.
И, улыбнувшись, пожал мне руку. Я покинул музей и,
пройдя сквозь вагиноподобную арку, вновь оказался на улицах Рейкьявика, который больше не казался мне зловещим и угрожающим.
После аудиенции с современным Энки я чувствовал себя словно заново родившимся и полностью обновлённым. Мои мысли будто выкупали в одном из исландских гейзеров, и теперь они были чистыми и свежими. Мне не терпелось как можно скорее вернуться к своим исследованиям. Мистер Хьяртарсон словно увидел, что я вот-вот выбьюсь из сил, не дотянув до финишной черты, запрыгнул мне на спину и погнал вперёд, хорошенько охаживая по заднице бычьим «пиззлем». В метафорическом, естественно, смысле, несмотря на все мои былые опасения.
