В один из вечеров Джо принесла на крыльцо томик стихов Кэтрин «Призрак надежды». При виде книжки Гейб состроил кислую физиономию.
— Мне показалось, тебе будет интересно почитать вслух ее стихи, — сказала Джо. — Ты же не открывал этот сборник, верно?
— У меня были на то основания.
— Знаешь, некоторые стихотворения посвящены тебе. По-моему, стоит взглянуть.
Гейб раздраженно бросил книгу на пол:
— У нас есть более приятное занятие, чем обсуждать мою полоумную семейку.
— Видишь ли, множество семей можно назвать полоумными, — заметила Джо. — Но ведь важно не это, правда? Важно, сколько любви ты получаешь в семье. — Она подняла книгу и полистала ее. — У твоей мамы хватило мужества высказать в стихах свою любовь. Если не хочешь читать сам, послушай.
Гейб картинно откинулся на подушку и прикрыл глаза рукой, изображая вселенскую скуку. Джо выбрала для начала два стихотворения о маленьком Гейбе. Отсылки Кэтрин к плоду ее греховной страсти были метафоричны, но теперь Джо вполне их понимала, поскольку знала подоплеку отношений матери Гейба и Джорджа Кинни. Боль и сила материнских чувств Кэтрин тронули ее до самого сердца, до слез, невольно выступивших на глазах. Третье стихотворение было посвящено Джорджу: Кэтрин говорила о том, как сильно любит его. А в балладе «Призрак надежды» она изливала душу, в поэтической форме рассказывая о тяжести жизни «на два фронта» и призрачности девичьих надежд.
Гейб и сам с трудом сдерживал слезы, слушая откровения матери.
— Мне кажется, она написала это стихотворение после того, как ты подсмотрел их с Джорджем свидание, — сказала Джо. — Она понимала, что сама все испортила и невольно настроила тебя против отца.
— Он не мой отец.
— Он твой биологический отец, а ты его сын. Из твоих рассказов о детстве я поняла, что все трое обожали тебя. Сам подумай: они стремились развить твои таланты, но не перечили, когда ты выражал свое мнение. Так поступают только любящие родители.
— Ну да, развивали, любили, и что? — проворчал Гейб. — После того, что я увидел и узнал, меня с катушек снесло. Стыдно вспомнить, что я вытворял. Но они списывали все мои чудачества на переходный возраст. Никому и в голову не приходило, что я обо всем знаю…
Джо положила книгу на крыльцо и погладила парня по руке.
— Конечно, потом они решили, что у меня не все в порядке с головой.
— Если судить по твоим словам, ты сам уже не веришь, что болен.
— Просто с тобой я чувствую себя совершенно здоровым. Как ты думаешь, это временное явление?
— Откуда мне знать?
— Сегодня звонила Лейси.
— Что ей надо?
— Она беспокоилась, потому что мама с ней давно не связывалась. А мне кажется, мама просто не хочет говорить Лейси, что я провожу у тебя все вечера. Она боится, что дочурка все испортит. Знаешь, к концу дня мама буквально выпихивает меня из дома.
— Молодец! Я знала, что женщина, которая назначает любовнику свидание на кладбище и занимается любовью на могильной плите, в душе всегда остается неисправимым романтиком.
Гейб нахмурился.
— И не надо сверлить меня взглядом, Гейб, — улыбнулась Джо. — Любовь — не преступление.
— Она клялась в верности Артуру Нэшу. Почему бы ей не развестись, если она его разлюбила? Так было бы честнее, чем наставлять мужу рога с его лучшим другом!
— Мы же не знаем всех подробностей, правда? А вдруг Артур знал обо всем и не возражал?
— Что?! Это несерьезно.
— Вообще-то, полигамия вполне распространена в животном мире, да и среди людей тоже. Больше, чем мы думаем.
— Ага, а также изнасилование и детоубийство. Давай и этим явлениям воспоем хвалу.
Джо взглянула на тоненький томик, лежащий на досках крыльца. «Призрак надежды». А что стало с той, которая дала название этой книге? С Хоуп Лавитт, умершей в возрасте восемнадцати лет холодной ночью 1899 года? Любила ли она? Была ли хоть раз с мужчиной? Нет, в то время незамужняя девица вряд ли решилась бы на такое. В отличие от многих поэтов прошлого, Джо не видела ничего возвышенно-романтического в смерти юной девственницы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вместо ответа она подняла обе свечи:
— Следуй за мной!
— Куда это?
Джо повела его в дом. Они прошли мимо крепко спящей Урсы и завернули в спальню Джо. Поставив свечи на столик у кровати, Джо заперла дверь.
— Эй, что ты делаешь? Я не уверен, готов ли я…
— Да успокойся, — мягко улыбнулась Джо. — Не надо нервничать. Мы просто немного полежим вместе. — Она стянула шорты и опустилась на матрас, оставшись в розовых трусиках и белой майке. Гейб никогда еще не видел Джо в одном белье. Он задрожал, но остался стоять у двери.
Джо перекатилась на бок и поманила его к себе пальцем:
— Ну же, иди сюда. Не бойся, я не кусаюсь. Если, конечно, сам не попросишь.
Гейб улыбнулся, оглядывая ее тело, а Джо приглашающе похлопала рукой по матрасу.
Он снял сандалии.
— И джинсы тоже! — велела Джо.
— Мне почему-то кажется, что меня сейчас соблазнят, — пробормотал Гейб.
— Я сегодня работала двенадцать часов. Если ты сейчас же не ляжешь рядом, я могу уснуть.
— О нет, не засыпай! — Гейб поспешно освободился от джинсов и улегся на матрас.
Джо обняла его за шею и прижалась всем телом:
— Ты еще сердишься?
— Даже не думал.
Джо передвинулась и легла на него сверху:
— Тогда докажи.
Гейб нежно поцеловал ее в губы, потом в шею. Джо таяла от его поцелуев. Отсутствие опыта делало его очень внимательным и жадным до деталей. Например, его заинтересовала россыпь родинок у нее на плече: Гейб долго рассматривал их в свете свечи, трогая пальцем каждую.
— Они расположены в форме ковша Большой Медведицы, — шепнул он.
Кажется, Джо никогда с такой силой не желала мужчину. Какое счастье, что операции не убили в ней женскую сущность! Ничего не изменилось, кроме одного, самого главного: теперь она испытывала страсть вполне осознанно и благодарила судьбу за маленькие чудеса, которых раньше попросту не замечала.
Джо стащила с Гейба футболку и трусы и прижалась к его горячему телу. Он обвил ее руками.
— Я знаю, что ты делаешь, — прошептал он ей на ухо.
В ответ Джо поцеловала его и спросила:
— И что же?
— Я тебя насквозь вижу. Ты хочешь показать мне, как хорош секс, чтобы я простил маму и Джорджа.
Усмехнувшись, Джо села на него верхом:
— Давай не будем приглашать к нам в спальню посторонних, особенно сейчас. — Она приподнялась и медленно стянула с себя трусики: — Ну как, мы тут одни?
— Здесь никого нет… Мы одни, честное слово! — Он сел на матрасе и привлек ее к себе на колени. — А ты не хочешь снять и майку тоже?
— Мне-то все равно, но я не хочу тебя пугать.
Гейб взял в ладони ее лицо:
— Я люблю тебя такой, какая ты есть. Понимаешь?
Джо подняла руки и позволила ему снять с нее последнюю одежду.
— Знаешь, ты самый цельный человек из всех, кого я встречал, — сказал Гейб, целуя ее в шею. Он накрыл теплыми шершавыми ладонями шрамы у нее на груди. — А тебе не больно? Может, их нельзя трогать?
— Нет, все уже давно зажило.
Гейб нежно провел пальцем по безобразному рубцу над сердцем, и в глазах у него Джо не заметила ни жалости, ни страха. Он изучал ее шрамы с таким же любовным трепетом и удивлением, как и родинки на плече, — просто потому, что хотел знать все тайны ее тела, большие и маленькие.
Пальцы Гейба теперь гладили шрам с правой стороны груди.
— А ведь именно они и стали причиной нашей встречи, — тихо заметила Джо.
— Да, и мои шрамы тоже, хоть их и не видно… Что может быть прекраснее?
— Ничего. — Джо прижала его к матрасу своим телом: — Разве что вот это…
25
Первую неделю июля Джо прожила в мире грез. Она погрузилась во вселенную Урсы с головой, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с Гейбом и девочкой в их благословенном Небесном Гнезде. Казалось, внешний мир не в силах вторгнуться в пределы замкнутого пространства, построенного на бесконечной любви. Ни прошлого, ни будущего не существовало. Джо больше не проверяла интернет на предмет пропавших детей и не сомневалась, что Гейб тоже прекратил поиски.
