— А вот я тебе сейчас растолкую. На тебя даже пули тратить не станут. Довезут до штаба да вздернут на виселице, и каждый, кто пройдет мимо, будет плевать в твою мертвую рожу… Но до штаба нужно еще будет дойти, а я сейчас для тебя и судья, и палач. У тебя есть шанс выжить, но для этого тебе нужно будет ответить на несколько вопросов. Ты готов?
— Да, — прошелестели разбитые губы.
— Первый вопрос: как тебя зовут и кто здесь старший?
— Меня зовут Терехин Федосей Глебович. Я старший в этой группе.
— Для начала неплохо. Из какой ты разведшколы?
— Из разведывательно-диверсионной школы города Штеттин.
— Кто начальник школы?
— Подполковник Литке. Он же лично занимается комплектованием школы.
— Какая задача у вашей группы?
Сержант отвел взгляд. Не утруждая себя ожиданием, Ермолаев ударил диверсанта кулаком в грудь. Окровавленный рот беспомощно открылся, пытаясь глотнуть спасительную порцию воздуха. Теперь у него вполне достаточно времени, чтобы оценить допущенную им ошибку. Вытащив из кармана пачку папирос, Ермолаев небрежно сунул одну в уголок рта. Теперь не стоит опасаться, что кто-то заприметит вспыхнувший огонек. Задача выполнена, диверсанты захвачены, осталось только качественно провести форсированный допрос (уж этому, слава богу, учат в первую очередь), и можно собираться в обратную дорогу.
Пленный уже успел отдышаться и теперь затравленно и зло глядел на капитана. Остальных диверсантов отвели на значительное расстояние. Вряд ли они слышали, о чем идет разговор с командиром их группы, но по коротким взглядам, обращенным в его сторону, было понятно — его участи они совсем не желали.
В какой-то момент Ермолаеву захотелось погасить папиросу о лоб диверсанта. Не из садизма, а для ускорения процесса допроса. Он должен прочувствовать, что находится в полной власти врага, и сполна осознать собственную беспомощность. Но Глеб раздумал, не та ситуация, чтобы прибегать к столь крайним мерам.
Отшвырнув папиросу, Ермолаев жестко спросил:
— Задача вашей группы?
Взгляд Терехина вильнул, губы неестественно сжались, но в следующую секунду он заговорил низким глуховатым голосом, нелепо подергивая правым уголком рта:
— Нам нужно было выйти на станцию Ковали. Это километров пятьдесят от Смоленска. Сейчас там скопилось много военных эшелонов. Мы должны были провести ряд диверсий и блокировать железнодорожный узел.
Диверсант смотрел прямо, может, поэтому его слова вызывали доверие. В последнее время крушение поездов — не редкость. Но в сказанное мешали поверить стиснутые губы и уголок рта, что насмешливо кривился.
— А ведь ты врешь. Придется поговорить с тобой по-другому. Приготовь колья! — кивнул он старшине, стоявшему рядом.
— Сделаю, — кивнул Егоров и, взяв в напарники высокого смершевца, пошел к лесу.
Старшина с помощником вернулись минут через десять, держа в руках несколько вырубленных кольев. Не обращая внимания на пленных, загнанно посматривающих в сторону допрашиваемого, они вбили колья в землю, привязав к ним по длинной веревке.
Нашлось время, чтобы выкурить еще одну папиросу. Глеб посмотрел на диверсанта, крохотные, поросячьи глаза Терехина бегали по сторонам, как бы выискивая поддержку. Ладно, сейчас он поймет, что находится в сравнительной безопасности, — может покачать головой, пошевелить ногами, куда страшнее пребывать в полнейшей неподвижности, да еще с завязанными глазами.
Вот только тогда по-настоящему чувствуется полная беспомощность! Пытку неопределенностью выдерживает только самый стойкий человеческий материал…
Диверсанту завязали глаза черным платком и, заламывая руки, повалили на землю. Крепкий, коренастый, состоявший из сплошных мускулов, Терехин попытался сопротивляться, но кто-то из разведчиков несильным, но точным ударом в живот заставил его присмиреть. Руки и ноги диверсанта растянули в разные стороны, привязав их к четырем вбитым кольям. Распластанный, не имеющий возможности двигаться, он теперь был удобной добычей для воронья. Прилетят злыдни, поклюют посрамленное тело да рассядутся вокруг на деревьях переваривать проглоченные куски.
Пленник должен буквально пропитаться страхом, неопределенностью своего положения, а потому Ермолаев не спешил продолжать допрос.
После пятиминутного ожидания Ермолаев подошел к парализованному страхом пленнику.
— Итак, я повторяю свой вопрос: задача твоей группы?
Кусок непрозрачной ткани должен создать ощущение, что ты находишься в пространственном вакууме. Чувства обостряются неимоверно, и даже шорох мыши воспринимается в такую минуту как опаснейшая из угроз.
Диверсант сглотнул, показав острый кадык на короткой толстой шее.
— Основная задача нашей группы номер триста двадцать семь — подготовка аэродрома, — диверсант неожиданно замолчал.
— Для чего? — поторопил капитан.
— Мы должны были встретить… одного человека…
Это уже лучше, хотя паузы могли бы быть и покороче.
Ермолаев тежело наступил на грудь диверсанту и почувствовал, как его тело, враз сжавшись от страха, ожидает следующего безжалостного шага. Пусть знает, что в следующий раз это будет не тяжелая обувка русского контрразведчика, а могильный камень.
Многие ломаются именно в этот момент, когда давишь сапогом на грудь. Но сержант оказался крепким орешком, и совсем не случайно он оказался руководителем диверсионной группы.
— Что это за человек?
— Я ничего не знаю о нем. Мне известно лишь только то, что он выполняет какое-то секретное задание.
— Как его зовут?
Терехин отрицательно покачал головой:
— Не знаю. Нам известно, что самолет, в каком его доставят, будет какой-то необычный, поэтому мы должны подготовить площадку. И еще у этого человека будет мотоцикл.
— Для чего ему нужен мотоцикл?
— Для того чтобы как можно дальше отъехать от места выброски.
— Какой у него оперативный псевдоним?
— Мне его называли как Полипова.
— Из какой он разведшколы?
— Мне точно неизвестно… Могу только предполагать. Скорее всего, из рижской террористической школы. Эту школу курирует лично Шелленберг.
— Какие задания получают выпускники этой школы?
Ермолаев надавил сапогом на горло диверсанту. Весьма неудобная позиция для существования, но довольно полезная, чтобы оценить свое место в этой жизни. Мысли проносятся со скоростью молнии, и как никогда остро начинаешь осознавать, что с окружающим пространством ты связан всего лишь тоненькой ниточкой, которую в любую секунду может разорвать каблук ялового сапога.
Диверсант захрипел. Глеб слегка ослабил нажим.
— Чаще всего они проводят террористические акции, направленные против высших военачальников.
— Кто может быть в этот раз? Какова цель этого диверсанта? Ну!
— Я не знаю! — в отчаянии захрипел Терехин. — Я должен был только его встретить!
— Когда должен прибыть самолет?
— Через два дня, если все будет в порядке.
— Когда ты выходишь на связь?
— В четыре утра.
Ермолаев посмотрел на часы. До эфира оставалось тридцать пять минут. Времени вполне достаточно, чтобы развернуть и настроить портативную рацию.
— Развяжите ему глаза.
Старшина умело срезал ножом повязку с лица диверсанта, дав ему возможность ощутить холодное прикосновение стали на своей щеке. Прищурившись, Терехин посмотрел на обступивших его смершевцев. Он по-прежнему не мог пошевелиться, но по азартным чертикам, забегавшим в его глазах, было понятно, что жизнь не казалась ему теперь столь уж отвратительной.
— Где радист?
— Вон тот высокий, с длинной челкой.
Подвели радиста. Молодой, не более двадцати лет. Взгляд у парня был затравленный, как у волчонка, угодившего в капкан, на скулах кровоподтеки. Видно, пытался оказать сопротивление, а такие вещи подавляются сурово — пара ударов сапогом в лицо даже самого непримиримого сделает послушным ягненком. В распахнутом вороте был виден серебряный крестик.
— Веруешь, значит.
— Верую.
— Это хорошо. Больше тебе ничего не остается. Жить хочешь?
В ответ неловкая улыбка.
— Передашь радиограмму так, как надо, останешься жить. Если отстучишь какой-нибудь предупреждающий сигнал и самолет не прилетит… Тебя не спасет никакая молитва. Тебе все понятно? — спокойно спросил Глеб.
— Да, — сдавленно ответил радист.
— Распаковывай рацию!
Глава 28 ФУГАС НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ТРАССЕ
Виктор Семенович Абакумов отвечал за охрану Сталина.
В действительности его функции были значительно шире. Это ведь не просто собственно охрана физического лица, но еще контроль над многочисленными объектами как на территории Кремля, так и за его пределами. Кроме того, надо было тщательно охранять территорию и дороги, по которым проезжал Иосиф Виссарионович. Дело осложнялось тем, что Сталин не любил менять маршруты, предпочитал передвигаться до места кратчайшим путем, по привычным для него улицам.
