— Я доселе не жаловался на память. И с головой у меня покуда все в порядке.
— Да, да, конечно. Но как вы путешествуете без какого-либо удостоверения личности? Вот это мне непонятно.
— Днем я сижу дома и никуда не путешествую, — уклончиво ответил Рэмзи, подумав, что давно прошли те благословенные времена, когда слово настоящего мужчины имело хоть какой-либо вес.
Задумчиво глядя на полицейского, он решал, нужно или не нужно дать ему взятку, но опасался сделать какую-нибудь глупость, так как уже давно убедился, что в этом нелепом столетии люди ведут себя совсем не так, как в его благолепное время. О'Киф чувствовал, что детектив в чем-то подозревает его. Но увы, не мог рассеять сомнения дотошного криминалиста. Тому казались подозрительными и его внешность, и его манера поведения, и то, что он проживает в доме кинозвезды. А его уклончивость при ответах на самые простые, казалось бы, вопросы только еще больше увеличивала подозрительность Даунинга. И его напарник разделял возникшие у него сомнения.
В комнату вошла Пенелопа, а за нею следом — Дон Джонсон — второй детектив, прибывший для расследования этого дела. Пенни держала в руке небольшой пакетик со льдом, прикладывая его время от времени к больному месту на щеке.
— Мистер О'Киф не бил вас? — спросил ее Джонсон, покосившись на этот импровизированный компресс.
— Конечно, нет, — ответила она, насмешливо прищурившись. — С чего вы взяли?
— Мы должны проверить все возможные версии. Ведь, может быть, когда вы вернулись с островов, мистер О'Киф из ревности изрезал чемоданы, чтобы найти доказательства вашей измены, а затем, ничего не обнаружив, избил вас, вымещая свою злобу.
— Это две пули, обнаруженные вами в настиле пирса, навели вас на такие соображения? — иронически прищурилась Пенелопа. Ей почему-то совсем не хотелось рассказывать, что она всего лишь четыре дня назад познакомилась с Рэмзи и все это время провела вместе с ним.
— Уж будьте уверены, — вмешался в разговор О'Киф, продолжая широко вышагивать из угла в угол, — если бы я решился на такой бесчестный поступок, то эта женщина давно уже была бы в лучшем мире. Ибо я ее скорее всего зашиб бы насмерть.
Пенни покосилась на его огромные сильные руки и, вспомнив завораживающую нежность его прикосновений, подумала о том, что он вряд ли позволил бы себе такую грубость в обращении с женщиной, В это время в комнату вошел Энтони в сопровождении еще одного полицейского.
— Послушай, Рэмзи, — сказал он, — тебе вовсе не нужно оправдываться перед властями. У тебя есть твердое алиби. И я надеюсь, мистер Мэтерс, — он кивнул в сторону своего спутника, — не станет возводить необоснованных обвинений на ни в чем не повинных свидетелей.
— Ох уж эти адвокаты, — проворчал вошедший с ними в комнату полицейский. — Некуда деться от их дотошной привередливости. Кстати, мистер О'Киф утверждает, что вчера упомянутая в деле старая дверь открывалась с большим трудом. Кто-нибудь еще может что-либо добавить относительно этой двери?
Он вопросительно оглядел присутствующих и, достав из кармана маленький темный блокнот, на обложке которого жирными синими буквами было выведено «следователь», приготовился записать показания свидетелей.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? — пожала плечами Пенелопа.
— А это уж мне самому позвольте решать, что имеет, а что не имеет отношения к следствию, — грубо перебил ее Мэтерс.
Рэмзи вдруг резко остановился и, повернувшись к нему лицом, зло прищурился. Его огромная фигура, словно готовая вот-вот рухнуть скала, грозно нависла над робко посторонившимся детективом.
— Сударь! — рявкнул О'Киф. — Поубавьте свою прыть, я никому не позволю проявлять подобную наглость в присутствии мисс Гамильтон.
— Вы мне угрожаете?
Губы Рэмзи искривила презрительная усмешка. Его смешили притязания на власть этого небритого сморчка.
— Тебе, рыбий сын? — Он засмеялся. — Много чести для такой затасканной креветки!
— Извините, — вмешалась Пенни, чувствуя, что это может плохо кончиться. Она подошла к О'Кифу и попыталась увести его в сторону. Но тот, похоже, не хотел уступать. — Не груби полиции, — тихо сказала она ему, а затем, обернувшись к Мэтерсу, произнесла:
— Долго вы еще будете нас мучить? Заканчивайте скорее свое следствие. И оставьте нас в покое.
Она взяла у него из рук блокнот и быстро написала в нем несколько фамилий, причем, как заметил Рэмзи, имени Тесс среди них не было. Затем, вернув блокнот хозяину, насмешливо добавила:
— А если вас интересуют интерьеры этого дома, вы можете свериться с музейным каталогом. Ведь, как известно любому младенцу, это здание — историческая достопримечательность. И о старой лестнице для прислуги знает каждый мальчишка в нашем городе. Кстати, те фамилии, что я вам указала, не должны появиться в печати. Я надеюсь, что хоть это-то вы понимаете?
— Кому они интересны? — пожал плечами Рэмзи, с любопытством наблюдая за этим словесным поединком.
— Публике, — с иронией заметил полицейский, — интересно не только то, что мисс Гамильтон ест, но и то, с кем она спит.
Не успел он произнести этих слов, как почувствовал, что его ноги отрываются от пола. Огромная мускулистая рука, схватив его за шкирку, как нашкодившего грязного щенка, рывком подняла в воздух, и перед ним возникло пышущее гневом лицо О'Кифа. Какой-то грозный утробный рев огласил будто сразу уменьшившуюся комнату, так что испуганная Пенелопа зябко повела плечами.
— Отпусти его, Рэмзи, — попросила она таким устало снисходительным тоном, словно хотела сказать, что не стоит всерьез относиться к выходкам этого щуплого бестолкового сыщика. И О'Киф, секунду поколебавшись, разжал побелевшие от напряжения пальцы, вернув детектива на грешную землю. Тот фыркнул, одернул китель и ошарашенно огляделся вокруг.
— Если еще раз… только попробуете… я не знаю, что с вами… — отдуваясь, бормотал он. — Я засажу тебя за решетку.
— Я надеюсь, что ты уберешься отсюда быстрее, чем я возьму в руки плеть, — холодно отозвался Рэмзи.
— Да, да, — сказала Пенни, — мы уже достаточно отвечали на ваши вопросы. Пора бы и честь знать.
— Вполне достаточно, — поддержал ее Энтони, протянув Мэтерсу свою визитную карточку.
— Ну что ж, — миролюбиво заметил Даунииг, — мы уже немало узнали. И думаю, можем вернуться я управление.
Торопливо собрав свои вещи, полицейские поспешно ретировались к двери, Рэмзи проводил их до крыльца и тут неожиданно обнаружил двух посыльных с огромным ящиком, стоявшим между ними.
— Что за чертовщина? — удивленно обернулся он к Пенелопе.
Мэтерс выхватил у посыльного сопровождающие документы, но тот тут же отобрал их обратно.
— Эй ты! — хлопнул по плечу полицейского О'Киф. — Тебя это не касается. Проваливай, пока цел.
К его удивлению, от этого легкого, как ему показалось, хлопка детектив кубарем вылетел из двери, словно наполненный воздухом шарик от пинг-понга. А его напарник, с опаской покосившись на внушительные кулаки раздраженного свидетеля, подчеркнуто вежливо поклонился и, принеся свои извинения, как-то неловко, боком, то и дело оглядываясь, осторожно спустился с крыльца. Когда полицейские удалились, Рэмзи распахнул обе створки двери и пригласил посыльных войти в дом.
— Наверх, пожалуйста, — сказала им Пенелопа, указывая в сторону лестницы.
— Извините, мисс, — отозвался один из них, — но нам приказано вручить вам посылку при свидетелях. Вы должны здесь же сломать первые печати.
Пенни согласно кивнула, а О'Киф с грохотом захлопнул входную дверь. Подойдя чуть ближе, Пенелопа с любопытством оглядела массивный ящик, обшитый тугой промасленной парусиной. «Постарались на века», — подумала она, оглядываясь и встречаясь взглядом с двумя парами с интересом наблюдавших за ней глаз. Причем больше всего нетерпения проявлял почему-то Тони. Тяжело вздохнув, она шагнула вперед и сорвала укрепленные на темных витых шпагатах большие восковые печати. Посыльные сняли с ящика, оказавшегося большим корабельным сундуком, промасленную парусину и открыли любопытным взглядам настороженно замерших людей бурую, потемневшую от времени древесину его крышки с приклеенной на ней небольшой желтоватой дощечкой, на которой большими латинскими буквами было написано: «L.L.».
— Боже мой! — удивленно выдохнула Пенни, прислоняясь спиной к стене и не сводя глаз с загадочного старинного сундука.
Прямо под крышкой на широкой золотой пластинке размашистым витиеватым шрифтом было написано ее имя. Когда Пенелопа увидела надпись, ей едва не стало плохо. Она, словно с перепугу, зажмурила глаза и устало провела рукой по лбу.
— Потрясающе! — прокомментировал событие Энтони, подходя ближе. Он задумчиво поскреб свою бороду и глубокомысленно склонился над старинной пластинкой.
Рэмзи тоже осматривал сундук. Все в нем было слишком хорошо знакомо ему: и темная крепкая древесина крышки, и небольшие медные замки, все еще блестящие и гладкие, как новые, и толстое железо гнутых ребер. Он посмотрел на Пенни и увидел, как та, все еще растерянная и недоумевающая, дрожащей рукой подписывает протянутую ей посыльным квитанцию и рассеянно кивает в ответ на глубокомысленные рассуждения Тони.
