Лариса горько заплакала про себя, слыша запуск взрывного механизма. Слова подкатывали ко рту кислой изжогой, ими тошнило, будто Лариса переела сала. Если сейчас не сблевать, речевая рвота встанет колом в горле и просто задушит. Немного утешила мысль, что Ниночка живет в том мире, в котором Ларисе предстоит жить в недалеком будущем, поэтому должна понять… простить… Да конечно поймет! А прощать, может, и не за что. Лариса чуть помешкала, нагнулась и зашептала Песковской в ухо…
Ниночка засомневалась:
– Тебе поручили партийное задание? Кто поручил? Блошка?! Да ну!
Ниночкино недоверие показалось Ларисе оскорбительным. Разговорный зуд мгновенно расчесал и распалил ее язык до предела каления. Она уже не способна была остановиться.
Вначале Ларисин горячечный шепот на фоне атеистической философии почудился Ниночке бредом. Вслушавшись, она напряглась. А Ларису растащило не на шутку. Фраза за фразой оголилась тайна, оберегаемая ею всю зиму и до сих пор. Под учащенное тиканье неотвратимых секунд Лариса в истерическом раже признавалась, как записывала Ксюшины простодушные обмолвки, как подслушивала и подсматривала за друзьями, собирала сплетни о них. И как относила подробные записи парторгу. Именно так. По его заданию.
Лариса отчаянно надеялась, что Ниночка, будучи дочерью управленцев – ответственных лиц! – увидит в ее искренности отблеск маленького геройства. Разве абсолютная открытость не бесстрашна? Мысль о своем чистосердечии вселила в Ларису уверенность: она сделала выбор! Нечаянный рассказ исполнился острого смысла, а чувство вины притупилось.
Ой, да перед кем она виновата? В чем? В том, что борется с ядовитой шелухой, мешающей друзьям быть добросовестными комсомольцами? Ах, способ непригляден?! А какой еще есть? Лариса честно их предупреждала. Указывала на манипуляции сознанием советских людей со стороны запрещенных поэтов, развратной музыки, боролась с заблуждениями… говорила об этом в лицо!
Лариса одновременно гордилась своей правдивостью и холодела от примет Ниночкиной неприязни. Не по собственной инициативе она пришла к Борису Владимировичу, сам вызвал и расспросил, а потом предложил понаблюдать за группой. Да, не отказалась. Почему? Чтобы предотвратить худшие ошибки друзей.
На лице слушательницы застыло похоронное выражение. До Ларисы наконец дошло: ее непритворная откровенность оценена неверно, и каждое слово падает горстью земли над какими бы то ни было добрыми отношениями. Глаза Ниночки ответили на Ларисину честность таким же честным омерзением.
– Тебе не стыдно было писать на ребят «телеги»?
– Иди на фиг, – взвизгнула Лариса, чуть не плача, и преподаватель на миг недоуменно прервал речи о массовом истреблении ведьм германскими князьями-епископами.
Лариса бесхитростно доверила тайну совсем не тому человеку! Все погибло из-за глупой, изнеженной, влюбленной в Гусева Песковской. Ощущая аварийную непоправимость произошедшего, Лариса думала, что сейчас у нее разорвется сердце.
Возмездия не пришлось долго ждать. Ниночка не вняла просьбе хранить партийный секрет. Сразу поставив точку над i, заявила, что в перерыве выложит товарищам эту зеницу ока.
Вопреки Ларисиным опасениям, однокурсники не заклеймили доносчицу презрением и бойкотом. Курс был безмятежен. Ниночкино известие ограничилось узким кругом непосредственных жертв. Если бы компания устроила суровые разборки, Ларисе бы полегчало. Друзья поступили хуже: сделали вид, что ничего не случилось. Одна Ниночка не мудрствуя лукаво начала игнорировать Ларисино существование, как до дружбы… Впрочем, была ли дружба и стоило ли дружить с сомнительными людьми?
Привычная к слежке в любых обстоятельствах, Лариса заметила: Гусев в ее присутствии стал осторожнее относиться к своим словам. Это он-то, испорченный насквозь! Ксюша, баптистка, успела побывать замужем за дезертиром, прилипла к иностранцу с мечтой рвануть за рубеж, а тут огорченно отводила глаза – осуждала, осуждала! Зная о трагедии в киевской Куреневке, Иза явно сочувствовала. Непрошеные ее попытки оправдать и простить были невыносимее всего при том, что Лариса давно догадалась: Иза имеет тайные связи с цыганами. Не зря же говорила о чем-то на рынке с цыганкой на их языке. Может, она сама цыганка? А еврейкой притворяется из-за фамилии. Лариса, кстати, не сказала об этом Борису Владимировичу. Иза прятала драгоценности – золотой кулон, роскошные серебряные серьги, чистила их зубным порошком. Не ворованные ли? А деньги у детдомовки? Действительно ли материнское наследство? Мать-то где их взяла? Большая пачка была и вдруг как будто исчезла…
Лариса терзалась. Промучилась с неделю, нашла комнату у частницы и переехала из общежития.
…Производственные кирпичные отходы, прорвавшие дамбу Бабьего Яра, убили многих. Лариса осталась жива и здорова. Снаружи увечье не всегда видно. В первый раз Ларису ранило, когда она увидела в селе труп отца, которого очень любила. Во второй – когда осознала, что жизнь в стране недорогая. В буквальном смысле недорогая: папина жизнь была оценена в сто тридцать рублей. За потерю кормильца осиротевшей семье выдали единовременное пособие – тридцать рублей и предложили сто кредита.
«Простые люди для них – дерьмо на лопате», – вздохнула мать.
«Для кого?» – удивилась Лариса.
Мать сказала – для муниципалитета, однако дочь поняла: в горестно ропщущие слова вложено нечто большее. В трамвайном депо отец был среди водителей на хорошем счету, и, если за его жизнь муниципалитет дал так мало, значит, незначительная жизнь школьницы Ларисы стоила сущие копейки. Дешевизна ЧЕЛОВЕКА потрясла ее душу до основания.
Отец сперва мечтал о квартире, хотел забрать бабушку из деревни, но квартирная очередь вечно отодвигалась то из-за многодетных, то у кого-то тяжело заболел ребенок. Благополучная во всех отношениях семья могла подождать. Мама вынудила отца сходить к большому городскому начальнику, немного знакомому ему по фронту. Отец потом ругал маму – секретарша в приемной не пустила просителя даже на порог. Лариса узнала, что загадка: «Не лает, не кусает, а в дверь не пускает» вовсе не о замке на дверях. Загадка о секретаршах.
Отец начал мечтать о собственном клочке земли с домом и садом и большую часть своей зарплаты откладывал на сберкнижку. По отцовским расчетам, через восемь лет семья сумела бы приобрести приличный дом и стала бы копить на машину. Ларисе строго-настрого запретили рассказывать подружкам о будущей частной собственности.
«Почему?»
«Потому что твои подружки разболтают мамам и папам, те – другим, и слух дойдет до моей работы. Люди скажут, что я – мещанин. Перестанут меня уважать, – ответил отец. Он стыдился своей маленькой мечты. Порицал какого-то начальника, который построил себе дачу за счет государства: – А нам твердит: «Нет слова «хочу», есть слово «обязан».
На трудовые сбережения отца мама украдкой исхитрилась справить по нему поминки в отчищенном, отмытом от дикой грязи общежитии, хотя поминать новых жертв Бабьего Яра, как предупредил участковый милиционер, горсовет запретил. Коллеги говорили о прекрасном человеке, работнике и семьянине. Лариса приглядывалась к ним и думала, во сколько бы их оценили. Кто-то через третьи уши слышал, будто отец пытался спасти школьника. Папу называли героем, а Лариса потихоньку на него обижалась. Вместо того чтобы бежать к родной дочери, спасать ее, жить и работать дальше для исполнения мечты, он зачем-то нырнул в топь за чужим ребенком. Мог бы подать руку, палку – нет, полез сам! И оба погибли бесславно и бесполезно.
В безымянном городе, куда отчим перевез семью из Киева, люди по секретным причинам умирали чаще, чем в городах с названиями. Располагая сведениями о сравнительной статистике из неведомых закрытых источников, обитатели «ящика» тем не менее не торопились бежать из колючего оцепления во внешний мир. Жили меньше, зато по Ленину: «Лучше меньше, да лучше». Отчима здесь повысили в звании и положили ему двойной оклад.
С первой получки отчим купил холодильник. За сто тридцать рублей… Лариса подойти не могла к холодильнику без того, чтобы не вспомнить отца и цену его жизни.
Поскольку стоимость водителя трамвая была теперь известна, стало любопытно, по каким денежным ставкам могут быть определены люди других специальностей. Лариса принялась вычислять приблизительный человеческий прейскурант с учетом профессий и трудовых навыков. Пульсом в висках стучали костяшки счетов: сколько стоят сотрудники отчима: в процентах? в розницу? оптом?..
Исследование оказалось увлекательным и выявило, что труд мало влияет на зажиточность работника. Иногда цена должности человека значительно превышала его деловые качества. Лариса обнаружила, что высокооплачиваемые посты занимают люди непременно партийные. Они строят себе дачи за государственный счет. Они сами оцениваются в повышенных баллах, даже если им не соответствуют. Способности управления народом находятся вне общепринятых представлений о талантах. Этот дар не врожденный, как, например, голос у певца, его можно развить самому и довести до высокой степени руководительского искусства.
