Родосцы старались избегать абордажа и затяжной перестрелки, реализуя принцип "ударил – убежал". Из возникшей свалки им удалось выйти победителями.
Однако понтийцы все же смогли утащить на буксире одну пентеру островитян. Дамагор не знал об этом, думал, что она просто потерялась в суматохе боя, и села на мель. Он вышел на поиски на шести легких быстроходных кораблях. Понтийцы его заметили. Митридат бросил на перехват двадцать пять триер. Вот тут-то Дамагор и проявил все свое искусство моряка и наварха. Его корабли не уступали понтийским в скорости, умело маневрировали и виртуозно уходили от преследования. Понтийцы безрезультатно гонялись за отрядом Дамагора до темноты, но едва спустилась ночь, родосский наварх сам напал на противника.
Он прекрасно знал расположение глубин и мелей, без труда ориентировался по черному береговому силуэту. Понтийцы в темноте действовали неуверенно, в результате Дамагор потопил два их корабля, остальные смогли бежать, некоторые удирали столь проворно, что остановились лишь у берега Ликии, на другом конце пролива между островом и материком.
Во время дневного боя случился инцидент, из-за которого Митридат крепко обиделся на своих союзников. В корабельном столпотворении хиосская триера, неосторожно маневрируя, протаранила наус стратегис, понтийский флагман, на котором в этот время находился сам царь. Пробоина оказалась неопасной, но мнительный Митридат не поверил в случайность происшествия, заподозрил попытку покушения, жестоко наказал кормчего и проревса хиосского корабля, и затаил злобу на всех хиосцев. Позже он разорил их остров.
Все дальнейшие попытки взять Родос ни к чему не привели, и царь вынужден был отступиться, а Дамагор по праву заслужил славу лучшего флотоводца этой войны. Впрочем, несмотря на успех, родосцы по-прежнему сидели в глубокой обороне, и Митридат сохранил за собой контроль над большей частью Эгейского моря.
Родосский наварх располагал сведениями, что силы Неоптолема составляют более ста пятидесяти кораблей. Флот союзников был в два с половиной раза меньше. Дамагор советовал избегать сражения, предлагал действовать наскоками, поочередно вырывая из рук Митридата один остров за другим и топя транспорты, осуществляющие снабжение армии Архелая в Греции. В этом его поддержал Ласфен, что неудивительно – пираты только так и привыкли воевать. Однако Лукулл настоял на том, что необходимо дать понтийцам бой всеми силами. Затягивание войны римлян не устраивало.
Повиновавшись, Дамагор повел союзный флот на север, к проливам, и в сентябрьские календы остановился у берегов Троады, возле мыса Лект. Неподалеку от этих мест, согласно сказкам слепого старца, более тысячи лет назад две рати, подначиваемые богами, упоенно истребляли друг друга из-за женщины.
Родосец предложил не лезть в Геллеспонт вслепую, а провести разведку. Лукулл согласился. В пролив отправились несколько гемиолий критян. Они вернулись через два дня, похваляясь трофеями – пираты дошли до Дардана и не упустили случая нагло, посреди бела дня, прямо в порту на глазах у всего города ограбить нескольких купцов. Никто не смог им помешать. Неоптолема в Геллеспонте не было.
– И где теперь его искать? – недовольно спросил Лукулл.
Дамагор, невысокий муж, совершенно не похожий на воина, чему особенно способствовало чрезмерно округлое брюшко, покачал головой.
– Может быть, ушел к Боспору. Но что ему там делать? Скорее, двинул на запад. А это может означать, что он...
– Везет подкрепления для Архелая, – закончил Лукулл.
Дамагор пожал плечами.
Союзники не ошиблись в своем предположении. В начале секстилия[67] Неоптолем действительно доставил в Грецию новую армию под командованием стратега Дорилая.
Определенно, в этой войне Фортуна дала немало поводов Сулле называться Счастливым. Она явно покровительствовала не только ему самому, но и его сторонникам, благодаря чему проблема поиска Неоптолема вскоре отпала сама собой. Обсуждая дальнейшие действия, союзники простояли у Лекта всего день, а ближе к следующему полудню дозорный береговой пост обнаружил приближающиеся корабли. Множество кораблей. Понтийский флот шел к проливу с юга, со стороны Лесбоса.
– Сколько? – спросил Лукулл.
– Насчитали восемьдесят, – поглаживая серьгу в виде древней критской секиры, ответил Ласфен, загорелый дочерна крепкий бородач средних лет, одетый чрезвычайно пестро и пышно.
– Твои люди не ошиблись? – недоверчиво поинтересовался Дамагор.
Пират смерил родосца презрительным взглядом и бросил:
– Не веришь, считай сам.
– Не ссорьтесь, почтенные, – поспешил вмешаться Лукулл, который в отличие от родосца критянину сразу поверил. Действительно, разбойные охотнее преувеличили бы силы врага, ведь так больше шансов, что начальство придумает уклониться от драки, лезть в которую алифорам не очень-то хотелось.
Союзники не знали, что половина понтийского флота, семьдесят кораблей, осталась у берегов Эвбеи.
– Где стоял этот пост? – спросил Дамагор.
– В двадцати стадиях.
– Дозорные ждали, пока корабли достигнут их, или сразу отправили гонца? – спросил Лукулл.
– Полагаю, ждали, – ответил доселе молчавший египетский наварх Тимофей, сухощавый старик, когда-то черноволосый красавец, а ныне совершенно седой, покрытый шрамами и морщинами, но по-молодому подтянутый, – иначе как бы они их пересчитали?
– Под парусами идут? – продолжал расспросы Лукулл.
– Ветер неблагоприятный, – покачал головой Тимофей.
– Стало быть, сразу смогут вступить в бой, – твердо заявил Дамагор.
– Когда они здесь появятся?
– Двадцать стадий... – Дамагор пожевал губами, прикидывая, но Тимофей опередил его:
– Где-то через четыре клепсидры[68], если гребут обычным походным темпом.
– Пока будем выбирать якоря и строиться, они уже будут здесь, – заметил Дамагор, – с преимуществом в маневре. А, учитывая небольшой численный перевес, я бы на месте Неоптолема постарался охватить фланги и вытолкать нас на берег.
Он рассуждал спокойно, без какого-либо напряжения в голосе.
– Что ты намерен делать? – спросил родосца Лукулл.
– Разбить Неоптолема, – спокойно ответил Дамагор, – нужно не дать им развернуть строй.
– Каким образом ты воспрепятствуешь этому? – спросил Лукулл.
– Пошлю в бой небольшой передовой отряд, который смешает их ряды, не даст им перестроиться из колонны, или хотя бы замедлит развертывание.
– Припоминаю... – задумчиво проговорил Лукулл, – что ученые мужи пишут о битве при Липарских островах в первую нашу войну с пунами. Очень там все похоже было на наше нынешнее положение и твой совет, почтенный Дамагор. Не знаю, слышал ли ты о ней. Пуны там, выйдя походной колонной из-за мыса Тиндарид, не ожидали встретить стоящие на якоре корабли консула Гая Атилия, но не стушевались и пошли в атаку. Атилий бросился навстречу с десятью квинкверемами, пока остальные выстраивались для сражения. Это едва не стоило консулу жизни. Победили наши тогда за счет превосходства в кораблях, которого мы не имеем.
Образованный Луций Лициний знал и о другом сражении той войны – о битве при Милах, где Республика одержала свою самую первую морскую победу. Только вот у берега тогда стояли пуны, и не помог им передовой отряд, призванный смешать ряды римских квинкверем.
Идея Дамагора Лукуллу не нравилась, но никто ничего лучше не предложил, а действовать следовало быстро.
– И кто возглавит передовой отряд? – спросил легат.
Тимофей посмотрел на Ласфена, тот поймал его взгляд и усмехнулся.
– Чего уставился? Нашел добровольца, старик? – поинтересовался пират.
Тимофей перевел взгляд на легата.
– Критские гемиолии смогут выйти быстрее. Маневрировать на них проще.
– Тимофей прав, – сказал Дамагор, повернувшись к критянину, – послать вперед лучше всего именно твои корабли, почтенный Ласфен.
– В случае нашей победы твои люди получат право первыми выбрать трофеи, – добавил Лукулл.
– А кабан-то не знает, – усмехнулся пират, – что шкуру его уже поделили.
На совете присутствовали несколько трибунов. Один из них, Гай Постумий, видя колебания вождя критян, выступил вперед.
– Легат, позволь мне пойти в бой на корабле Ласфена, – обратился он к Лукуллу.
Пират удивленно покосился на трибуна. На лице Ласфена явственно отразилось сомнение в душевном здоровье римлянина, соседствующее с уважением.
– И охота тебе, парень, в самое пекло лезть?
– Чтобы ты не думал, будто римляне предпочитают таскать каштаны из огня чужими руками, – ответил Постумий.
– Ишь ты... – сверкнул зубами критянин, – а я уже решил, что ты опасаешься, как бы трусливые алифоры не сбежали.
