Поэма — «большая лироэпика» в стихах… или прозе
Поэзия не в том, совсем не в том, что светПоэзией зовет. Она в моем наследстве.Чем я богаче им, тем больше — я поэт.Я говорю себе, почуяв темный следТого, что пращур мой воспринял в древнем детстве:Нет в мире разных душ и времени в нем нет!
Иван Бунин, из стихотворения «Поэзия темна, в словах невыразима…»
Следующим шагом от лирики к эпике стал жанр поэмы, представляющий собой крупное стихотворное произведение с повествовательным или лирическим сюжетом. Поэма так плавно перетекла в эпос, что вплоть до Средних веков эпопею тоже часто называли поэмой. Эпопея была обширным циклическим собранием лиро-эпических сказаний и песен либо чрезвычайно «разбухшим» народным преданием или мифическим сюжетом, как «Илиада», «Махабхарата», «Песнь о Роланде», «Старшая Эдда» и другие авторские и народные шедевры.
Поэмы бывали героические или назидательные, сатирические или комические, романтические или лирикодраматические. Главным типом поэмы долгое время было национальное осмысление религиозной картины сотворения мира — «Энеида» Вергилия, «Божественная комедия» Данте, «Лузиады» Камоэнса, «Освобожденный Иерусалим» Тассо, «Потерянный рай» Мильтона, «Генриада» Вольтера, «Мессиада» Ююпштока, «Россияда» Хераскова и др.
Постепенно развилась также и романтическая поэма, чьими вершинами стали «Витязь в тигровой шкуре» Руставели, «Шахнаме» Фирдоуси и «Неистовый Роланд» Ариосто, представлявшие поэтические версии рыцарского романа. Со временем жанр поэмы нашел свой срединный путь, обратившись к нравственно-философским проблемам, находящимся между религиозно-вселенской и глубоко индивидуально-романтической картинами мира. Шедевр этого рода — конечно, «Фауст» Гёте.
В эпоху романтизма поэма расцвела как вершина лиро-эпического жанра, приобретя социально-философский и даже символический характер в «Паломничестве Чайльд Гарольда» Байрона, «Медном всаднике» Пушкина, «Дзя-дах» Мицкевича, «Демоне» Лермонтова или «Германии. Зимней сказке» Гейне.
Однако не надо думать, что поэма — это обязательно стихотворное произведение. Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, хотя планировал ее как трехтомное сочинение в совершеннейшей прозе. Однако «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух» — это, конечно, поэтические строчки.
Это парадоксальное сочетание лиризма и социальной остроты произведения расцвело в литературе с конца XIX века, когда увлечение жанром поэм пошло на спад. И тут Лонгфелло написал «социальную» поэму под названием «Песнь о Гайавате», а Некрасов — не менее общественно-политические «Мороз Красный нос» и «Кому на Руси жить хорошо». В XX веке эта социальная тематика в поэмах усилилась, примером чему стали, например, «Облако в штанах» Маяковского или «Двенадцать» Блока, где глубоко личные переживания даны в суровом революционном контексте. Эпоха социальных потрясений и войн естественно вернула к жизни поэму героическую: Маяковский написал «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!», Пастернак — «Девятьсот пятый год», а позднее Твардовский — «Василия Теркина».
Однако сложные времена XX века заставили творцов обратиться и внутрь себя, что дало новую жизнь экспериментам с формой. Параллельно футуризму развивался акмеизм Николая Гумилева и Георгия Иванова, пришедший из Франции символизм расцвел в творчестве Бальмонта, Брюсова, Белого, Блока и др. Сила альтернативного поэтического течения сознания даже в революционные годы была так велика, что в борьбе с ним поэт революции Маяковский вместо агиток вдруг взял и написал «Про это» — о любви:
…Эта тема ко мне заявилась гневная, приказала:— Податьдней удила! —Посмотрела, скривясь, в мое ежедневноеи грозой раскидала людей и дела.
В тридцатые годы грозой людей и дела раскидывало уже иначе, и Осип Мандельштам писал: «За гремучую доблесть грядущих веков, // За высокое племя людей // Я лишился и чаши на пире отцов, // И веселья, и чести своей… // Уведи меня в ночь, где течет Енисей // И сосна до звезды достает, // Потому что не волк я по крови своей // И меня только равный убьет». А Анна Ахматова в те годы создала поэтическую сагу «Реквием», в предисловии к которой указала: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): «А это вы можете описать?» И я сказала: «Могу». Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».
Тем временем зарубежные поэты XX века увлекались модернизмом, экспрессионизмом и экзистенциализмом, сочиняя философские и исторические поэмы, в которых по-своему сочетали голос сердца и стихии мировых потрясений в лиро-эпическом жанре. Американец Фрост выразил себя поэмой «В бурю», француз Перс обозначил поэтические «Ориентиры», жителя Британии Элиота волновали «Полые люди», а великого путешественника Элюара — «Непрерывная поэзия». Чилиец Неруда сочинил «Всеобщую песнь», а любимец женщин турок Назым Хикмет приехал в СССР, где синтезировал свое видение века в поэме «Зоя».
Эпос как форма малой прозы и поэзии
Эта книга несет на себе бремя великого духа, простого и безжалостного как огонь. Эгиль Скаллагримм был воином, поэтом, заговорщиком, вождем, пиратом и чародеем. Его жизнь вобрала в себя весь север Европы: Исландию, где он в начале десятого века родился, Норвегию, Англию, Балтийское море и Атлантический океан. Он был искусен во владении мечом, которым убил множество людей, а также во владении стихотворным размером и запутанной метафорой. В семилетнем возрасте он сочинил свое первое стихотворение, где просит мать подарить ему большой корабль и красивые весла, чтобы он мог бороздить море, не давать покоя берегам и нести смерть каждому; кто встанет у него на дороге.
Исландский поэт и политик Снорри Стурлусон, из введения к своей с Саге об Эгиле»
Итак, мы добрались до эпоса, который представляет собой обширное и обычно героическое повествование о событиях прошлого, как их — сквозь призму своего мироощущения и зачастую социального заказа — видит повествователь. Эпос вырастает из поэтического жанра, как гора на разломе Земли, и, согласно «Поэтике» Аристотеля, должен быть по мере сил автора беспристрастен и объективен — в отличие от лирики и драмы, откровенно несущих позицию автора. Хотя вряд ли можно быть объективным, описывая жизнь Богов и героев в масштабной исторической перспективе, многократно превышающей длительность жизни автора и обычно происходящей за пределами его земной жизни…
Эпос рождается во времена панегириков и плачей о погибших героях, и часто это поэтическое, гиперболизированное видение мира, и внутренний ритм их настольно универсален, что, например, русский и тюркский плач пишется почти в одинаковом стиле и теми же словами. Несмотря на то, что он очевидно мифологичен, эпос обычно претендует на объективность и правдивость своего рассказа, и читатель принимает эту игру. Поэтому, например, в прологе к своему сборнику эпических саг «Круг Земной» исландский скальд Снорри Стурлусон пишет: «Хотя сами мы не знаем, правда ли эти рассказы, но мы знаем точно, что мудрые люди древности считали их правдой».
Средневековый эпос состоял из 30–50 строф по 8 строк в каждой и был предназначен для пения под музыку арфы или маленькой скрипки «виола». Французская поэтическая «Песнь о Роланде» XII века считается эпосом, и Роланд в ней идеален, как и положено эпическому герою: справедлив, всеми любим, великодушен и безумно смел, совершает необыкновенные подвиги и гибнет, чтобы не нарушить клятву верности своему сеньору.
Немецкий эпос примерно того же времени «Песнь о Нибелунгах» отражает события и мифы времен Великого переселения народов, где герои совершают богатырские подвиги, но не для защиты родины от захватчиков, а ради личных, семейных или племенных интересов. Существенная часть этой эпической поэмы — пышные праздники у феодалов, пиры и турниры рыцарей. Понятно, что такие эпосы просятся на сцену. И вправду, порой актеры инсценировали содержание эпоса в виде представления. Однако в эпоху Возрождения жизнь стала интенсивней и эпосы перестали нравиться людям из-за длительности и медлительности жанра. Заметьте, что в наше время они возродились в виде сериалов и мыльных опер.
