61
«Луна, братья, — квохтал Блант, — падает в темноту ночи и тем самым символизирует человека, человека, который не сияет собственным светом, но спасается от тьмы, получая его от Бога, как Луна от Солнца. Человек должен умереть точно так же, как умирает, исчезает Луна, чтобы потом переродиться в вечное божественное сияние восхода. Иерихон был разрушен по седьмому сигналу трубы. Равно и мы будем уничтожены, когда Бог сочтёт нужным обратить к нам глас пронзительнее труб иерихонских. Мы глупы, как Луна, мудры, как Луна, мы, по ком вот-вот зазвонит колокол! Потому что Господь сделал мудрость глупой, а глупость мудрой! Кто-то из вас очень скоро окажется в доме Господнем, и бесполезно ворчать там, в глубине, вы, канальи. Подумайте, что двумя часами ранее вас не пожалела бы даже плаха. Я говорю, что скоро кто-то из вас будет там, и да пребудет Бог милостив к этому человеку в последний час его жизни. Остальным же ещё предстоит долгое плавание перед возвращением в порт. Мир — море горечи, захлёстывающее небольшой кораблик: куда ни посмотри — в бескрайней темноте отражается лишь образ смерти.
Горе тому, кто слишком уверен в собственных силах и в своей ловкости кормчего, тому, кто проплывал среди скал и сквозь бури, тому, кто, несмотря на ярость ветров, дважды обогнул мыс Горн. Господь может расколоть надвое корабли из Фарсиса. Ужасен шторм моря мирского, нет ничего хуже него: он не сравнится ни с каким ураганом в океане. Однако если ты крепко держишься за мачту, за этот крест, тебя не собьет ни один адский ветер и ни одна темная волна не сможет утянуть тебя в пропасть. Не бойтесь, держитесь рядом. Вы увидите, что ваш корабль пересечёт великие воды, подобно Ноеву ковчегу.
Да, вы потерпите, мы потерпим кораблекрушение, братья. Христианская правда — это не медовые мелодии, которыми сирены завлекают путешественников и заставляют их гибнуть в смертоносных водоворотах. Христианская истина — это лекарство, горькое, как смерть, как море, но оно лечит, избавляет от шлаков и желчи, вызывая рвоту, выворачивая нутро, и только тогда, когда вы вытошните всё за парапет, освободите трюм вашего сердца от всего гнилья и яда, вы достигнете порта. Конечно же, вы потерпите кораблекрушение! Порт — это смерть. Нет иного спасения, кроме веры. Не потонув в вере, как возглашает Апостол, суждено вам погрузиться в мрачные воды вечности!
Старик Адам должен погибнуть, чтобы вновь родиться. Моряк должен упасть в море, чтобы вплавь достигнуть желанного берега блаженства. Не жалуйтесь, ибо только Господь может гневаться на волны, укоряя их; возрадуйтесь, ибо трепетание ветра в парусах есть предвестье последней битвы и приближения к заветному порту. Возможно, что мир о вас не вспомнит, так бывает: корабль не оставляет следов на поверхности моря за кормой. Но о вас не забудет Спаситель, приведший вас в порт капитан…».
Я тоже зачитывал эти слова, диктуя текст, перед тем как услышать их на следующий день в церкви. Порой Блант приходил слишком рано и ждал, пока я допишу необходимую ему проповедь. Он был тяжело дышавшим маленьким человечком с небольшим выступающим пузиком, тонкой линией рта и жирным потным лицом, к которому то и дело прилипали росшие из ушей волосики. Он тупо смотрел в окно, время от времени облизывая губы. Время от времени у него дёргался глаз, и было непонятно, тик ли это или сопровождение плутовских умозаключений, своеобразный диалог с самим собой. Однажды я увидел на кухне следующую сцену: преподобный Блант спиной ко мне, шарящий рукой под юбкой посудомойки. Увидев меня, никто из них ничего не сказал, казалось, тот момент длился вечность, к щекам пастора прилила кровь. Блант даже не шелохнулся. Я взял хлеб и вышел, не произнеся ни слова, как, впрочем, и они сами. Получасом позже он зашёл ко мне за текстом, но абсолютно не казался пристыжённым или смущенным. De profundis clamavi ad te, Domine[58]. Тело покрывается потом и поддаётся коррозии, мясо, которое мы носим на своих костях, портится и тухнет, как и то, что хранится на тюремных складах. Рука под юбкой у Мари? Как же это до омерзения невинно.
Пастор Блант путает страницы и растягивает слова и фразы, поэтому его проповеди всегда сопровождаются гулом и галдежом: кто-то ухмыльнётся, кто-то, особо расчувствовавшийся, врежет тому за это кулаком, чтобы помалкивал, кто-то затягивает песенку про Мэри и Тома, который только с веревкой на шее смотрится как должно.
Колокол Сан-Сеполькро звонит часто. Обычно список приговорённых вывешивают по средам. Таким образом, он становится для тебя сродни результатам скачек или номерам лотереи. Почти все поднимаются на помост сами, но кого-то подталкивают и поддерживают, затем молитва и повешение. Всё мигом, только бы отделаться поскорее. Даже Блант заявлял о своём недовольстве: слишком многих вешают в один день, в результате он не успевает с надлежащей торжественностью произнести молитву. А сколько человек в мире умирает каждую минуту?
Однажды мир был полностью покрыт чёрными волнами, всё представляло собой сплошную тёмную воду ночи. Земля была одиноким островом, который мог пойти ко дну в любой момент. Изумительный южный океан: одно только море и совсем нет земли, как было изначально. Цветущие коралловые островки, рискующие исчезнуть в любой момент, ливневые дожди, увлажняющие всё вокруг. Страшный суд свершится под водой. Человек — всего лишь наживка, на которую Господь поймает дракона, исконного Левиафана. Это будет просто: так рыбаки закидывают в глотку рыбам кусочки мяса на крючках, которые затем впиваются и разрывают их плоть изнутри.
62
А пока я хочу сказать, что серьёзно влип с этими обвинениями в коминформизме, то есть атеизме. Самый позорящий донос — за отсутствие веры. Веровать необходимо. В Бога ли, в Партию ли, во флаг… Тому, кто не верует, здесь места нет. Как я могу доказать правду? Как я могу заставить вас понять, что я верую и верил во всё всю свою жизнь? Я знаю, это трудно: перед Народным трибуналом редко можно услышать свидетелей защиты, а если бы они и были, то их бы поставили к стенке ранее самого подсудимого.
Кто может мне помочь? Возможно, о моих заслугах помнит лорд Каслри, он меня и вытащит. Вообще-то он просто обязан это сделать, хотя бы ради очистки собственной совести, после того, как разбомбил мой Копенгаген, его слово могло бы стать своего рода услугой за услугу, возмещением ущерба. Но лорд Каслри уходит в тень. Он повсюду видит вражду и заговоры и бредит ими дни и ночи в своих апартаментах. Однако хитрость, с которой он манипулировал министрами и коронованными особами доброй половины Европы, теперь нужна ему лишь для того, чтобы обмануть спрятавшего от него бритву врача. Звонок колокольчика. Доктор Банкхед вбегает в палату и находит там человека с перерезанным от уха до уха горлом. Последние слова умирающего не ясны: их затапливает кровь.
Протест против моей атеистической книги попадает на стол министру внутренних дел Роберту Пилю, которому не нужны осложнения и хлопоты вокруг религиозных тем: ему это не интересно. Он отдает приказ привести приговор в исполнение немедленно и отправить меня на каторгу в Австралию первым же рейсом.
Я уезжаю, но без сожалений. Единственное, что я сделал, это попросил Хукера убедить Мари в моей смерти в море. Ещё во время транспортировки в Вулвич я написал в Копенгаген своему брату Урбану. Комендант Ньюгейта, опасаясь гипотетического побега, хорошо тогда позаботился о моём сопровождении. Оно и к лучшему: мне казалось, что я где-то в Исландии, путешествую вместе с эскортом личной гвардии. Я почти сам верю адресованным брату словам о важности доверенной мне миссии на Мадагаскаре. Экипаж проезжает мимо «Спред Игл Инн», Собора Святого Павла, по Лондонскому мосту, но мне отнюдь не жаль расставаться с этими местами. После месяца, проведённого на борту плавучей тюрьмы «Юстиция», где плеть-девятихвостку используют намного чаще, чем в самом Ньюгейте, хоть моей спине и досталось меньше прочих, меня вместе с другими ста пятьюдесятью каторжниками перегружают на «Вудман». Кораблём с водоизмещением в четыреста девятнадцать тонн командует капитан Дэниел О'Лири. Мы выходим в море из устья Медуэя 6 декабря 1825 года. «Нелли» же снялась с якоря 15 августа 51-го.
63
Прекрасное путешествие, шикарное, настоящий круиз. Мне смешно слушать жалобы по поводу дряхлости таких кораблей, плесени в каютах, жары, грязи и непригодных для потребления продуктов. Для человека, побывавшего в концлагере, это истинный рай, приют аристократов. Так называемые Лазаревы корабли везут в Австралию триестинцев, выходцев из Истрии и Далмации. Оно и верно: корабли, возвращающиеся домой из царства смерти. Лазарь, возвращайся из Дахау, восстань же из трюма судна «Пунат». Круглый могильный камень отодвигается, из люка поднимается мертвец, из тёмных пещерных вод выходит ребёнок, восставший из ада.
