— Ты прав, придется отложить, — вздохнула я. — Жаль, изучать в этих покоях нечего…
— Изучай меня, — предложил сидхе.
Я усмехнулась. Почему бы и нет?
Устроившись на диванчике поудобнее, я спросила рыжего о том, когда и как он родился. Ириан, как и Скендер, был рожден самим холмом. Крепкий, рослый и сильный, он был определен к сидхе-кузнецам, усмиряющим пламя и железо в пещерах Файдкамена. Шло время, но мастерства в кузнечном деле Ириан так и не достиг. Железо слушалось его, но не достаточно хорошо: принимало несовершенную форму, а пламя, горящее в горне, при появлении Ириана становилось непослушным, плевалось огненными искрами и обжигало мастеров. Тогда Ириан был отправлен к риорам, воинам сидхе. Это было верное решение; среди них рыжий нашел свое место. При всей своей крупности и силе Ириан обладал ловкостью и плавностью движений, поражавших даже бывалых риоров. Он быстро научился владеть всеми видами оружия, как магического, так и обычного, но и без оружия был способен одолеть троих нападавших.
— …Можно вопрос? — не удержалась я. — Когда ты был еще кузнецом, у тебя тоже были длинные волосы, и ты носил их распущенными?
Ириан откинулся на спинке дивана и, взяв прядь своих волос в руки, пропустил их меж пальцев; шелковые, они засияли роскошным гранатовым оттенком.
— Волосы — часть нашей сути. Если они достигают земли, это считается признаком особой силы. У слабых сидхе волосы порой не отрастают даже до поясницы, и выглядят блеклыми.
— Но носить такую длину очень неудобно.
— Волосы не доставляют сидхе хлопот. Они не путаются, не рвутся, не пачкаются, их не срезать ничем, кроме волшебного оружия. Кузнецы волосы убирают в косы, как и риоры.
— А могу я потрогать твои волосы? Чисто в исследовательских целях!
Ириан встал со своего места, а сидел он на диванчике напротив моего, и присел передо мной, опустив голову. Волосы занавесями прикрыли его лицо. Я протянула руку и несмело коснулась волос сидхе: они оказались гладкими и мягкими. Я запустила пальцы глубже, захватила густую прядь и зажала в пальцах.
— Какая роскошь, — промолвила я, разжимая пальцы; волосы шелком скользнули по коже, и я покрылась мурашками, до того это были приятные ощущения. — Вы, сидхе, можете считаться прекрасными из-за одних только своих волос.
Ириан поднял голову, и мне открылось его лицо.
— Волосы, кожа, взгляд… Эти черты древних богов еще проявляются в нас, но все реже. Последние рожденные сидхе уже не совершенны. Некоторые имеют хвосты, чешуйки по телу, лишние конечности, острые уши… мы вырождаемся до обычных эльфов, — с сожалением проговорил он. — Люди становятся все сильнее, многочисленнее, ваш технический прогресс замедляет магию, сдерживает, и фейри чахнут. Мы не можем уже покинуть холмы без опасений заболеть, как прежде.
— Чтобы и людям, и фейри хорошо жилось, нужно поддерживать Равновесие.
— Нужно. Ибо если не сохранять Равновесие, оно восстанавливается само, непредсказуемым образом добавляя в мир элемент, ему не достающий. Иногда это врач, создающий лекарство, способное остановить пандемию, иногда блестящий ученый, реализующий технический переворот…
— … а иногда и сидхе, обладающий столь мощной силой, что трясет и мир людей, — добавила я.
— Или друид, — вкрадчиво произнес Ириан, выразительно на меня глядя.
— Вернемся к твоей биографии, — сказала я, потому что ни с кем, кроме дяди, обсуждать вопросы Равновесия не хотела.
— Я стал лучшим из риоров, — продолжил рыжий, вернувшись на свое место. — Мне было дано больше, чем обычно дается сидхе. Физическая мощь, магическая мощь, ум, характер…
— И скромность, — едко вставила я.
— При таких достоинствах трудно быть скромным, — пожал плечами Ириан. — Я из младшего поколения сидхе, поколения, считающегося самым слабым. Все мои товарищи, все наставники были гораздо старше меня, гораздо опытнее, но они проигрывали мне, и все чаще я замечал недоумение в их глазах … и зависть.
— Зазна-а-а-лся ты, Огарок.
— Зазнался, — не стал возражать Ириан. — Все мне удавалось, кровь кипела, я жаждал перемен, у меня было чувство, что я родился изменить мир, склонить чашу Равновесия на сторону неблагих фейри. И не у одного меня было такое чувство. Многие фейри Неблагого двора были недовольны внешней политикой короля Торикса. Он пошел на уступки людям, согласился на позорный договор с ними, и мы потеряли влияние, став в глазах всего мира просто кучкой монстров, изолированных в холмах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Будто вам есть дело, что думают о вас люди.
— Мы боги, Магари. Если мир меняется, это отражается на нас. В древности именно страх людей делал нас сильными. Благим фейри достаточно восхищения, чтобы жить и процветать, но мы, неблагие, питаемся страхом. Когда люди перестали нас бояться, мы сильно ослабли. Последней каплей стало то, что слуа, всадники Дикой охоты, стали разлагаться, как обычные мертвецы, и некроманты ничего не смогли с этим сделать. Тогда мы решили свергнуть Торикса.
— Мы? — уточнила я.
— Мы. Я и многие другие из младшего поколения сидхе. Мы явились к Ториксу и потребовали передать права достойнейшему из неблагих. Он обвел нас взглядом и заявил, что среди нас достойных нет.
— Постой-ка. Разве не один Элидир вызвал Торикса на поединок?
— Элидир был тем, кто нанес смертельный удар. Но фактически против короля выступили многие. Торикс был сильнейшим и старейшим сидхе, его защищали лучшие риоры… но я уже говорил, что побеждал лучших. Естественно, не только я способствовал победе; среди нас было много сильных сидхе.
— Но все-таки следующим королем стал Элидир.
— В одиночку Элидир даже не пробился бы к королю, — возразил Ириан. — Пока мы сражались с риорами, он выжидал удачный момент и дождался: изловчился и нанес смертельный удар Ториксу.
— Элидир считается сильнейшим сидхе Неблагого двора, а ты говоришь о нем так, словно он стал королем по случайности.
— Он сильнейший на данный момент, его сила и мощь несказанно возросли за последние пару сот лет. Но тогда он был всего лишь одним из многих.
— Что было дальше?
— Меня прокляли, — просто сказал Ириан.
— За что?
— Не за что, а почему. Сама природа моей силы и ее растущая мощь не на шутку взволновали моих якобы друзей. Они нашептали королю, что сидхе, который всегда побеждает, в конце концов бросит вызов и ему. Элидир решил не дожидаться этого.
— Кто слишком выделяется, того прищучить полагается, — процитировала я слова Дианн. — Вот тебя и прищучили.
— Именно. В то время придворным магом был не Падрайг, а другой эльф. Ему и было поручено наложить на меня мощное проклятье, чтобы моя сила не имела выхода и потухла со временем, а еще, желательно, отдалить от короля. И он нашел способ. Теперь я уже знаю, какой… Когда я пришел в себя, был уже в мире людей: слабый, уязвимый, насмерть обиженный. В кармане нашлась бумага напутствием: «Умерь гордость». Да, я был высокомерен, да, позволял себе дерзкие выходки, но кто из молодых сидхе не таков? Я не понимал, за что так сурово со мной обошлись. Истинное положение дел открылось мне позже.
— Нет ничего хуже для фейри, чем изгнание, — сочувственно проговорила я.
— Есть — человеческая жизнь. Я был богом, а стал человеком. Стал, как и обычные люди, слаб телом, болел, старел, к тому же облик мне дали на редкость отталкивающий.
— Это точно!
— Но даже в человеческой жизни я нашел отраду. Это был целый новый мир, неизвестный и манящий, и я захотел его изучить. Впечатления портило только одно — сами люди. Презрение к вашему виду у меня в крови, и чем больше лет я проживал в шкуре человека, тем яснее понимал, что ничего, кроме презрения, вы и не заслуживаете. Вы оказались точно такими, как мне рассказывали: слабыми, трусливыми, жестокими, жадными.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Знаешь, не так уж вы, фейри, отличаетесь от нас!
— А я и не говорю, что мы отличаемся. Нам свойственны одни и те же пороки, но ваша скоротечная сложная жизнь куда сильнее склоняет к ним. Тяжело остаться высоконравственным, когда невзгоды так и сыплются на голову.
