– Лучше вам этого не знать. Мало ли что…
– Вы думаете…
Она в панике. Тебе становится стыдно.
– Не беспокойтесь, Галина Тихоновна, с этим я завтра же пойду в милицию. Сегодня, увы, уже поздно!
Ты смотришь на часы и понимаешь, что закончен не только твой рабочий день. Но и в прокуратуре тоже. Вряд ли тебя захотят выслушать. Да и тебе надо привести в порядок мысли. Галина Тихоновна смотрит на тебя просительно:
– Тарас, но вы поторопитесь.
– Конечно! Ведь письмо уже у меня! Вам бояться нечего.
– Надо же! И столько времени оно хранилось у меня! А я… Я даже не подозревала, что там имя убийцы!
– Да, если бы они узнали…
– Вы думаете, мне грозила опасность?
– Маша умела хранить чужие тайны, – усмехаешься ты. А мысленно добавляешь: «И хотела на этом заработать».
– Подумать только! На старости лет такой ужас! Вы ведь мне позвоните, когда… Она смотрит на конверт с опаской.
– Когда минет опасность, разумеется, – киваешь ты и поднимаешься, поневоле забыв про кошку, сброшенную с колен. Та рассержена. Шипит, выгнув спину. Рыжие, они такие. Переменчивые. – Спасибо за чай. А кошки у вас замечательные, Галина Тихоновна! Особенно рыжая!
– Что вы! Она беспородная. На улице подобрала. Вот Мусенька – редкой породы.
И она любовно берет на руки белоснежную злюку. Что бы вы понимали в кошках, Галина Тихоновна! Особенно в рыжих!
Настроение у тебя чудесное. Машу Васнецову, конечно, жалко. С другой стороны, во всем, что случилось, только ее вина.
Главное, она полностью снимает подозрение с Даны. Не она была любовницей Максима Северного. Они вообще не были знакомы. Как Дана и утверждает.
Остались нюансы. Как им вообще это в голову пришло? Ну как?!!
На следующий день ты с самого утра едешь к следователю. В конце концов, как консультант он обязан тебе помогать. А получается, что ты ему помогаешь. Эх! Ему бы чуточку фантазии, Герману Осиповичу!
Как всегда поутру на дорогах пробки. Попробуй сказать, Тарас, что ты об этом не знал! В итоге ты попадаешь в прокуратуру только к одиннадцати.
Еще какое-то время уходит на улаживание формальностей. Тебе выписывают пропуск. Герман Осипович, не предупрежденный загодя о твоем визите, естественно, занят. И минут сорок ты сидишь в коридоре, дожидаешься своей очереди. Наконец из кабинета следователя выходит заплаканная юная особа и неверной походкой идет по коридору. Так же чувствуя дрожь в коленях, ты поднимаешься со стула.
Открываешь дверь и спрашиваешь:
– Можно?
– Заходите, Тарас Иванович, – не очень уж радостно откликается владелец кабинета.
Ты входишь и присаживаешься на стул. Вздыхая, говоришь:
– Я знаю: у вас проблемы. В деле Дианы Кузнецовой открылись новые обстоятельства. Еще один труп, и на этот раз убила уж точно не она. Потому что она сидит в тюрьме.
– Кстати, а каким ветром вас вчера утром занесло в офис? Журналистский нюх?
– Я ехал с ней побеседовать. С Васнецовой. Но, к сожалению, не успел.
– Может, вы знаете, кто ее убил и за что? – усмехается он.
– Знаю. Мало того, у меня есть доказательства.
– Вот как?
– Письмо Васнецовой. Где она в подробностях излагает события декабря. И честно признается в содеянном. С ее собственноручной подписью, которую графологическая экспертиза может…
– Давайте, – нетерпеливо обрывает он.
– Что?
– Письмо!
– Ах, письмо…
Ты достаешь письмо и протягиваешь ему:
– Пожалуйста.
Он нетерпеливо берет конверт, вынимает листки и читает. Потом поправляет очки и говорит:
– Как все, оказывается, просто!
– Проще не бывает.
– И никакой коммерческой тайны!
– Андрей Николаевич Соколенко не соврал: никакие секретные сделки за последний месяц через фирму не проходили. И никаких секретных документов не существует. Кстати, вчера я весь день колесил по городу и делал подсчеты. Сейчас я нарисую вам схему, и вы сами все поймете.
– Какую схему?
– Я расскажу вам, как все было.
– Ну-ну…
– Во всем, как вы уже поняли, виновата Васнецова. Все началось, когда в один несчастный и ненастный вечер, кстати, тоже в пятницу, она заехала с работы к своей тете и у ее дома совершенно случайно столкнулась с красавцем блондином Максимом Северным, которого она до того момента и знать не знала, и видеть не видела. Понятия не имела, что он существует на белом свете. Тот был не один…
Часть третья
От третьего лица
Она любила
Люди охотно признаются в придуманных пороках и отчего-то не менее охотно их выдумывают, но самую сокровенную, самую постыдную тайну прячут в глубине своей души. А душу запирают на ключ. Ключ кладут в яйцо, яйцо в утку, утку в ларец, ларец на дерево и так далее. После этого они уверены в том, что никто ничего не узнает. Никогда. И даже себя убеждают, что все не так, что на самом деле никакой постыдной тайны нет. Ларец высоко и далеко, следовательно, можно сделать вид, что его не существует. Зачастую на этой благодатной почве и формируется, а потом и развивается фобия.
Человек, рожденный и воспитанный при прежнем, социалистическом строе, не привык обращаться с душевными проблемами к врачу. Психиатры в те времена были непопулярны, а за неосторожный визит к ним запросто могли поставить на учет и сделать изгоем. Потому старались не обращаться вовсе. Если бы болело сердце, или печень, или почки, тогда понятно. Но когда ты боишься, допустим, кошек? Или бабочек? Лифтов? Телефонов? Признаться в этом? То есть признаться, что ты неадекватен и у тебя не все в порядке с головой?
Те времена ушли в безвозвратное прошлое, и то, чего раньше стеснялись, стало модным. Стремительно развивающийся рынок стал причиной тому, что у людей стали развиваться неврозы. От неуверенности в завтрашнем дне и непредсказуемости ситуации. Теперь обращаться к психотерапевтам в порядке вещей. Но ситуации бывают разные. А если ты мужчина? Если ты ответственен за семью? За фирму? Если все считают тебя человеком сильным?
Сильные люди предпочитают борьбу. Не сдаваться на милость победителя и ни в коем случае не допустить, чтобы хоть кто-то узнал твою постыдную тайну. Если ты дал кому-то в руки оружие, оно рано или поздно может обратиться против тебя же. Лучший друг может стать злейшим врагом, бывший союзник – переметнуться к конкурентам. Сильным надо идти в бой в одиночку. И они самостоятельно борются с тайным пороком, заставляя себя проходить через это снова и снова. Допустим, ты боишься телефона. Вот сиди целый день подле него и названивай. Борись. Набирай номер, проси перезвонить и постарайся не вздрагивать от каждого телефонного звонка. А если боишься ездить в лифте, то целый день катайся на нем. Туда – сюда, туда – сюда.
К чему может привести такая тактика борьбы с фобией? К полной и безоговорочной победе или нервному срыву. Или сначала все-таки к победе, а потом, при соответствующих обстоятельствах, спровоцировать нервный срыв? Ведь болезнь не побеждена, она загнана внутрь.
…Он ненавидел рыжих женщин. До беспамятства. Именно рыжих. С рыжими волосами, с веснушками на щеках. С тонкой белой кожей, под которой видно каждую пульсирующую жилочку. Когда-то давно, очень давно произошел случай, который произвел на него сильное впечатление.
В возрасте тринадцати лет, в период полового созревания, когда происходит гормональная перестройка организма, он попал в историю, которая в дальнейшем и вызвала эту пожизненную ненависть к рыжим женщинам.
А дело было так. Он в одиночестве шатался во дворе, пиная футбольный мяч, когда его остановил угрюмый мужчина, который сказал:
– Эй, пацан! Заработать хочешь?
– Что вы хотите?
– Денег, говорю, хочешь?
– Денег?
– Рупь. Только сделай доброе дело.
Рубль ему был не очень-то нужен, в кармане бренчала мелочь, которую родители дали на карманные расходы. Но его учили уважать старших. И хотя мужчина сказал не «рубль», а «рупь», он добавил также: «сделай доброе дело». Родители учили не только уважать старших, но и помогать им. И он кивнул:
– Что надо делать?
– Мы сейчас поднимемся в одну квартиру. Я спрячусь, а ты позвонишь в дверь. Скажешь, что у них кран открыт и вас с мамкой заливает. Понял?
– Кого заливает?
– Да без разницы! Лишь бы они дверь открыли! – нетерпеливо сказал мужчина.
Он так и не понял, почему тот не может позвонить в дверь сам? Но раз это доброе дело, почему бы не помочь? Старшим виднее, что и как. И они с мужчиной пешком поднялись на третий этаж.
– Тс-с-с, – сказал тот, приложив ухо к двери, обитой коричневым дерматином. Дорожки из шляпок блестящих гвоздиков пересекали дерматин крест-накрест.
Потом мужчина отошел и встал так, чтобы его не было видно в глазок.
– Давай, звони.
Он послушно надавил на кнопку электрического звонка. Шаги за дверью раздались не сразу. Потом мужской голос хрипло спросил:
– Кто?
Мужчина, пообещавший рубль, знаками показал: стань, мол, к глазку, чтобы тебя видели. Он сделал это и заканючил, как учили:
