Одна прядь, длиннее других, змейкой сбегала по шее; он хотел поправить ее – нелепый, ненужный жест – и только сейчас понял, что все еще сжимает в руке меч.
«Зачем же ты… я же просил, я же приказал уходить… зачем…»
Элхэ судорожно вздохнула, лицо ее побледнело, на висках бисеринками выступил пот.
– Ты… не… ранен?.. – выдохнула она.
Боль разорвалась двумя огненными комками – под ключицей и слева в груди.
– Мэл кори…
Она попыталась улыбнуться ему – сквозь боль, сквозь подступающую кровавую тьму. А потом вспыхнула перед глазами – Звезда. Последней отчаянной мыслью была мысль о возвращении… и мир перестал существовать.
Птицей, звездою, ветром, осенним дождем
Я вернусь, обретя новый облик и новое имя…
Сердце мое, я стану тебе щитом.
Через тысячи лет – я вернусь, я знаю…
Прости мне.
Он плохо помнил, что было дальше. Рубился страшно; меч его был по рукоять в крови врагов: Майяр тоже знают некое подобие смерти. Отступал под их натиском, глядя на врагов слепыми от боли и гнева глазами, и взгляд этот казался многим страшнее, чем разивший без промаха черный меч. И плечом к плечу с ним сражался Майя Гортхауэр. На короткое время Ахэрэ сумели оттеснить Бессмертных. Мелькор обернулся к Гортхауэру:
– Идем. Скорее.
В тронном зале он отдал ученику Книгу Арты.
– Уходи, Ортхэннэр.
– Я не предатель, Учитель. Я не оставлю тебя.
Мелькор поднял на Ученика страшные сухие глаза.
– Я приказываю, я прошу тебя… Неужели ты не понимаешь, что сейчас произойдет? Даже если ты останешься, нам не выстоять. Уходи. Я вернусь. Нескоро. Но – вернусь. Я обещаю тебе.
– Пусть судят меня!
– Им нужен я. Ты останешься в Эндорэ. Так нужно, Ученик, – голос Мелькора был жестким и ровным. – Иди. Только этим ты можешь помочь мне. И еще: Книга не должна попасть к ним. Это память Арты, Ученик.
На какое-то мгновение Гортхауэру показалось – он видит тяжелую цепь, сковывающую руки Мелькора.
– Учитель!
Наваждение исчезло. Мелькор глухо повторил:
– Иди.
На пороге Ученик обернулся. Последнее, что увидел – Мелькор, напряженно застывший среди зала, сжимая в руках меч.
Иэрне сама удивлялась, как ей удалось продержаться так долго. Может, в мече Гэлеона было какое-то колдовство? Или гнев давал силу? Ее сильное тело привыкло к танцу и быстрым движениям, она легко уходила от ударов и долго не ощущала усталости. А потом перед ней появилась женщина, прекрасная и беспощадная, с мертвыми черными глазами, и Иэрне поняла, что не устоит. И все-таки она пыталась сопротивляться, но удар меча рассек длинной полосой и легкий кожаный доспех, и одежду, и тело. Узкая рана мгновенно наполнилась кровью. Второй удар опрокинул ее на землю. Меч отлетел в сторону. «Вот и конец», – без малейшего страха подумала она, увидев окровавленный клинок над своим горлом. Но вдруг жало меча медленно отклонилось в сторону. Что-то новое, живое затеплилось в больших черных глазах. Не по-женски сильная рука приподняла ее, обхватив под спину.
– Ты не бойся… Мы не тронем пленных, я обещаю… Больно, да? Идти можешь?
Иэрне ошеломленно кивнула. Воительница медленно повела свою пленницу вниз, к развалинам ворот, где уже было около десятка Эльфов Тьмы, окруженных стражей.
Он сражался, словно загнанный в угол зверь, с пришельцами из благословенной земли Аман. Чудом они продержались в осаде так долго, прежде чем Майяр решились на штурм. Девять ушли ночью – вернее, он думал, что ушли все девять. Потом понял, что не так… И в бою его ярость удваивалась горечью осознания того, что им, как и прочими, пожертвовали ради девяти. Учитель пожертвовал им, а он так почитал его… Разве не благодаря ему они удержались так долго? «Учитель, ты избрал не тех… Я должен был стать хранителем… Учитель, ну почему ты не избрал меня?..»
Среди учеников Тулкаса они были лучшими – брат и сестра, Воители. Зловеще красивые, отважные и сильные, они в бою были равны самому Гневу Эру. Когда же они бились спина к спине, никто не мог их одолеть. Мрачным огнем боя горели их черные глаза, когда Тулкас говорил своим Майяр о Великом Походе на север. И жестокий боевой клич вырвался из груди Воителя, когда главой над своими Майяр поставил Тулкас – его.
…И было разгромлено воинство Врага. Только последние защитники – Черные Эльфы – стояли у врат черных чертогов молча, и смерть была в их глазах.
Они падали мертвыми, отчаянно защищая своего повелителя, и постепенно в душе Воителей вставало восхищение отвагой врагов, и остановила руку Воительница, и не смогла добить раненую – такую же воительницу, как она сама. Так она узнала жалость.
И вот – с последним из Эльфов схватился Воитель. Тот был уже весь изранен и с трудом защищался.
– Сдавайся! – крикнул Майя. – Сдавайся, и я клянусь – ты получишь пощаду!
Но Эльф покачал головой. Тогда Воитель выбил меч из ослабевших рук Эльфа. Тот упал. Воитель наклонился, чтобы помочь ему встать, но неожиданно Эльф схватился за лезвие меча Воителя и рывком всадил его себе в горло.
«Почему?» – растерянно, почти обиженно думал Воитель. «Ведь я сдержал бы слово… Почему? Неужели он так ненавидел и боялся меня?» Но в открытых мертвых глазах не было ни страха, ни ненависти – только боль и жалость.
Они ворвались во дворец. И Тулкас бился с Мелькором, и Воители, глядя на поединок, видели – Черный Вала сражается куда искуснее. И честнее. Мечи сломались, и противники схватились врукопашную. Несколько секунд они стояли не шевелясь, и хватка их могла бы показаться братскими объятиями. Но вот медленно-медленно Тулкас, багровея лицом, стал опускаться на колени. Казалось, сам взгляд Врага гнетет его. Воитель толкнул сестру в плечо:
– Смотри! Вот это мощь!
Та молча кивнула. Лицо ее разрумянилось.
– Если он его одолеет, нам придется уйти ни с чем – таков закон честного боя!
Но честного боя не было. Кто-то взвизгнул: «Что стоите, бейте его!»
И воинство Валар набросилось на Мелькора и, когда толпа расступилась, он лежал на полу – избитый и связанный. Тулкас зло пнул его ногой и обернулся к ученикам, ожидая восхищенных похвал. Но в ответ услышал угрюмое:
– Это против чести.
Лицо Гнева Эру передернулось, но он промолчал. Однако этого не забыл.
И тогда принесена была несокрушимая железная цепь, искусная работа великого Ауле. Могущественное заклятие лежало на ней, и была она так тяжела, что даже Тулкас, сильнейший среди Валар, с трудом мог поднять ее. И имя цепи было – Ангайнор, «Огненное Железо».
И Ауле-кузнец раскалил на огне железные браслеты, и навечно замкнул их на запястьях Мелькора. Тот рванулся, едва сдержав крик; но Тулкас и Ороме держали крепко. С того часа боль не угасала, и не заживали ожоги: таково было проклятье Единого и Манве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
