И Ауле-кузнец раскалил на огне железные браслеты, и навечно замкнул их на запястьях Мелькора. Тот рванулся, едва сдержав крик; но Тулкас и Ороме держали крепко. С того часа боль не угасала, и не заживали ожоги: таково было проклятье Единого и Манве.
Валар завязали ему глаза. Он не понимал, зачем; и приписал это, не без оснований, тому, что они страшились его взгляда, да и хотелось им еще более унизить мятежника. Но истинную причину понял Мелькор гораздо позже. И так заставили его идти в гавань, где уже ждали их корабли Валинора; и шел он прямо и твердо, хотя боль не утихала, а оковы, словно становясь тяжелее с каждым шагом, гнули его к земле. И в душе своей поклялся Мелькор, что ни стонов его, ни мольбы о пощаде не услышат Валар, что никакие муки не заставят его унизиться перед ними и никакие угрозы и оскорбления ни слова не вырвут у него. Кусая губы в кровь, повторял он эту клятву, валяясь, беспомощный и скованный, на досках трюма. И с великим торжеством Валар доставили пленника в Благословенную Землю Бессмертных.
Гортхауэра тогда не нашли. Говорили потом, что, страшась гнева Валар, затаился в одной из пещер Твердыни Мелькора, и долго, уже после отплытия Бессмертных, не решался покинуть своего укрытия, дрожа от ужаса. Но было так: он ушел в замок Аханаггер, что на востоке, кося с собой Книгу. Огнем были вписаны в нее строки о Войне Могуществ Арды. И, читая слова эти, Гортхауэр глухо застонал, ощутив боль Учителя и поняв то, что до времени скрыто было от них обоих. И за беспомощность и слепоту свою проклял себя Черный Майя.
…По окончании битвы пришел Ороме к Эльфам, и из числа их троих избрал он: Ингве, Финве и Элве, что стали впоследствии королями. И повелел он им идти за ним, дабы были они посланцами Перворожденных в Валиноре и увидели немеркнущую красоту Благословенных Земель, и рассказали об этом, вернувшись, народам своим…
Море было неспокойно, и корабль покачивало. Из трюма мало что было слышно, и это неведение было страшнее всего. Иэрне устало прислонилась к плечу Мастера.
– Вот и сыграли мы свадьбу, – печально сказала она. Мастер молча обнял ее.
– Может, все обойдется? Она сказала – пленных не тронут… Может, нас даже заточат вместе. Ведь правда, все обойдется? – Иэрне умоляюще посмотрела на Мастера, и тот вымученно улыбнулся. Кто-то подошел и опустился на пол рядом с ними. Книжник.
– Иэрне, ты не печалься. Что бы ни случилось – мы свободны. Мы Люди, понимаешь? Мы сумеем вырваться из замкнутого круга предопределенности. Они ничего не смогут. Так Учитель говорил, и я ему верю. А ты веришь?
– Верю. И все-таки я хотела бы еще пожить.
– И я тоже…
Повисло тяжелое молчание. Внезапно Книжник резко поднялся. Глаза его сияли.
– Так ведь вы же должны были пожениться… Эй, все сюда!
Остальные окружили их, не понимая, что происходит. И тогда Книжник, подняв руки вверх, произнес:
– Перед Ардой и Эа, Солнцем, Луной и Звездами, отныне и навсегда объявляю вас мужем и женой!
Это были обрядовые слова. Одного он только не произнес – «в жизни и смерти».
– Да будет так!
И тогда вдруг навзрыд расплакалась вторая из пленных женщин – почти совсем девочка: только сейчас она поняла, что все кончено, что никогда у нее не будет ничего – даже такой свадьбы. И Книжник подошел к ней и отвел ее руки от заплаканного лица. Он негромко заговорил:
– Зачем ты плачешь? Ты – стройнее тростника, ты гибка, как лоза; глаза твои – утренние звезды, улыбка твоя яснее весеннего солнца. Твое сердце тверже базальта и звонче меди. Волосы твои – светлый лен. Ты прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное – ерунда. Я люблю тебя и беру тебя в жены – перед всеми. Не плачь.
– Выдумываешь, – всхлипнула девушка.
– Разве я когда-нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне, пожалуйста. Веришь, да?
– Правда?
– Конечно, – соврал он впервые в жизни. «Сочиняю не хуже Сказителя. Вот и кончилась моя первая и последняя сказка».
– Ныне узрели вы Благословенную Землю, славу и величие ее, красоту и свет ее. Что скажете вы, Дети Единого Творца?
– О Великий, – нарушил молчание Ингве, опустив ресницы, – слова меркнут, ибо бессильны выразить то, что чувствуем мы в сердцах своих…
– Не называй меня великим, – мягко улыбнулся Майя, – ибо я не более, чем слуга или посланник Владык Арды, лишь прах у ног Валар и тень тени их. Но вы избраны не затем лишь, чтобы видеть Аман и говорить о нем с народами вашими: тень скорби омрачила покой Великих, и должен я, ибо такова воля их, говорить с вами о Враге.
– Враг? А что это? – растерянно спросил Элве.
– Узнайте же, что Враг есть отступник и мятежник, что желает он уничтожить красу мира, обратить в пепел сады и в пустыню долины, иссушить реки и всепоглощающее пламя выпустить на волю, дабы в хаос был повержен мир, и дабы вечная Тьма поглотила Свет…
Элве вздрогнул, отступив на шаг.
– Но и это не худший из замыслов его. Знайте, что возжелал он отнять то, что даровано вам Илуватаром, взамен дав – смерть.
– Что это – смерть? – губы Элве дрожали, как у испуганного ребенка.
– Смерть уведет вас за грань мира, в ничто, в пустоту, и пустотой станете вы, а все чувства и мысли ваши, творения ваши и само существо ваше обратится в прах.
Они молчали, пытаясь осознать услышанное. Как же так? Все это будет – цветы и деревья, звезды и трава, и горы, и сам мир, – но не будет их. Все останется как есть, не будет только их, и никогда не услышать песни ручья, не увидеть ясное небо в звездной пыли, не ощутить вкуса плодов, не вдохнуть запах трав, не подставить лицо ветру… Как это? Непостижимо и страшно: все есть, нет только тебя самого, и это – навсегда?
– Зачем… зачем ему это? – шепотом спросил Ингве.
– Зависть в его сердце – зависть ко всему светлому и чистому, ко всему, недоступному для него. И несчастьем вашим хочет он возвеличить себя, и обратить вас в рабов, покорно вершащих его волю, – голос Майя стал грозным. – Страшно то, что души многих отвратил он от Света Илуватара, и стали они прислужниками его, но страх жестоких мучений, которым подвергает он отступников, сильнее, и ныне ненависть их обращена на весь мир, всего же более – на тех, что некогда были их соплеменниками, но отвергли путь Зла. Тех же, чью душу не смог поработить Враг, в мрачных подземельях слуги его подвергают чудовищным пыткам, затмевающим разум и калечащим тело; и так создает Враг злобных тварей, которые суть насмешка над прекрасными Детьми Единого, ибо сам он ничего не может творить, но лишь осквернять и извращать творения других.
– О посланник… – Элве низко опустил голову; пряди длинных пепельных волос совершенно скрыли его побледневшее лицо. – Ответь, зачем ты говоришь нам об этом здесь, в земле, недоступной Врагу? Или и в Валинор уже проникло зло?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
