Она снова сидела перед выжженной черной землей.
— Я… Понимаешь, Ник… Не знаю, как это объяснить. Мне его не хватает! — пожаловалась Лера и покачала головой. — Это так странно…
— Нет ничего странного, — вздохнул Ник. — Пашка сумел тебя поддержать. А я нет. Я вообще ничего не сделал, чтобы тебе помочь. Вместо этого я… сыграл роль наживки.
— Ты два раза зашил мне раны, — возразила Лера. — Поэтому не надо винить себя в этом.
— Ты не понимаешь! Ты столько раз дралась с Волком и всегда побеждала, а я что? Не сумел воспротивиться ему один раз! Один гребаный раз! Из-за меня Пашка пошел без защиты прямо в пасть Волка. Это из-за меня…
— Остаться в живых — тоже мне победа. Я его не остановила. Не догнала, не сказала, что так нельзя. Почему в пророчестве об этом ничего не сказано?!
Лера помнила то злое, палящее солнце после отпевания. Как оно жгло через одежду и оставляло красные следы на коже. Словно и оно гневалось на нее за то, что она ничем ему не помогла.
— Ты узнала что-нибудь, что могло бы помочь?
Ей хотелось рассказать Нику о Пашке — слова Волка о нем и все ее суждения о том, что ее друг был оборотнем, но она не смогла. Еще не время… Но вот другое он просто обязан знать.
— Владелец магазина столового серебра, где я купила нож, рассказал мне одну легенду… когда-то люди чем-то насолили волкам, поэтому они пришли через несколько столетий и отомстили. Дома горели… Выжило немного. Но среди них был мальчик. Он ничем не отличался от других детей. В ту ночь он увел волков в лес и ушел с ними. Оставшихся добили люди. Вот только я не понимаю, как эта легенда поможет мне в сражении.
Глаза Ника округлились. Он вздрогнул и быстро заговорил:
— Первое время у Пашки была амнезия. Он ничего не помнил о своем прошлом. Но потом вдруг стал кричать, что что-то понял. Осознал. Говорил, что его маму убили волки. А он сам… ушел в лес с ними же. Потом они исчезли, и ему пришлось выживать одному. Мы смеялись, не верили, что они его не тронули, но он так злился от этого… И вот тогда я начал замечать за братом странные штуки. Если ему было нужно, он мог двигаться очень быстро. И с виду не скажешь — что может он вообще сделать? Но Пашка оказался довольно сильным для себя самого. Влегкую ломал доски, кирпичи… мы все удивлялись. А однажды он сломал руку и все время, пока мы были в «травме» сидел с абсолютно спокойным лицом. Терпел…
Лера вынула нож и нервно облизнула высохшие губы. Если Пашка был оборотнем… то почему никогда не превращался? У него, похоже, не было таких же проблем, как у Волка. Она посмотрела в глаза Ника — в них читался страх и не понимание, но в то же время они были полны печали.
Но что, если… он и есть тот мальчик? Тот мальчик, который… который едва не погиб тогда? Получил дар своего оборотничества в ту ночь? Выходит, и нож по праву принадлежит ему? И реакция Пашки на нож… и его слова «где вы его взяли?» — это… он узнал этот нож?!
«И у меня есть предположение, что ты сам не знаешь, кто ты такой.»
Если это так, то этот секрет Пашки определенно был чем-то другим, нежели оборотничеством.
— Но что самое главное, — продолжил Ник. — Несколько раз я видел, как из-за освещения его глаза отливали желтизной. Знаю, звучит бредово и не значимо, но… ты лучше меня знаешь, какого цвета были глаза Волка.
— Они были желтыми и вдруг стали зелеными, — прошептала Лера. — Это… не может быть совпадением, — ее голос задрожал. Пашка… он умер! Лера видела его голову! Видела!!
— И… еще, — Ник вынул из кармана толстовки желтую бумажку, развернул и протянул ей. — Около двух недель назад я нашел эту штуку у себя в вещах. Это его почерк. Но так он писал только после…
— …после того, как его глаза казались желтыми, — потрясенно прошептала Лера, заканчивая фразу.
«Я всегда рядом. Береги нервы.»
У Леры было такое лицо, как будто только что выяснилось, что все это время она слепо следовала плану Волка, даже не осознавая этого, и теперь произойдет что-то ужасное, что уже не предотвратить. Ник понимал, как это странно и пугающе для нее, но он решил уже не останавливаться, чтобы выговорить все, что его беспокоило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Когда Волк меня утащил, я… конечно, перепугался до смерти. Он схватил меня за воротник и тащил лицом вниз по земле. Пару раз останавливался, чтобы повыть, но не громко, так что вы бы даже не услышали. И тогда… мне казалось, как будто я слышу голос в этом вое, только очень тихий, в несколько октав пониженный. Голос… Пашки.
— Но… я никогда этого не замечала, — голос самой Леры просел и осип, так что первые несколько слов она как будто вообще забыла, как произносить. — Волк много говорил со мной, но… никогда еще не было ничего подобного.
— Повтори, Волк оторвал ему голову? — медленно спросил Ник.
— Точно не знаю, как он умер, — призналась Лера. — Но Волк сказал, что у него есть для меня сюрприз, а потом вдруг показал… это. А перед этим я слышала крик. Да, он… оторвал ему голову.
Ничего не понятно… может, желтые глаза у всех оборотней? Нет. У бурого оборотня из сна были черные глаза…
Слишком много указывало на то, что Пашка действительно погиб. Голова, кровь на месте преступления, воющий волк во время разговора с Дианой… но рана на руке, его подозрения о себе, те «ощущения» и все сказанное Ником о нем… это слишком странно. Только одно и было ясно: Пашка умер до того, как лишился головы, иначе он бы не кричал.
— Кто придумал название отелю? — сорвался неожиданный вопрос.
— Пашка, — тихо ответил Ник. — Звучало так себе, поэтому я предложил англонизировать. Мы долго выбирали подходящий вариант, но потом… ох, сначала это было что-то вроде «Волкодава» или чего-то еще в этом роде. Согласись, действительно не очень? В итоге вместо убийцы волков отель превратился в их обиталище. — Лера кивнула. Почему-то это казалось ей важным.
— Ник, — тихо сказала Лера. Она вдруг кое-что поняла. — Во втором сне, когда я разговаривала с Волком, он сказал, что вспомнил все не сразу, только через несколько часов. Поэтому… поэтому я успела с ним пообщаться, пока он все еще считал себя обыкновенным человеком. За это время я говорила только с Кристиной и вами двумя. Кристина сама была рядом со мной и Волком в той пещере. Но Пашка умер, Ник.
Ник неверяще уставился на Леру. Ей вдруг показалось, что он расплачется. Но Ник взял себя в руки и затараторил:
— Куда ты ранила Волка? У меня нет ни одной его раны. Помнишь осколок? У меня нет там даже шрама…
Он вдруг стянул толстовку через голову. Под ней оказалась обыкновенная футболка. Ник указал на кожу на плече:
— Нет раны. А еще у него не должно быть этих отметин, — он снова ткнул пальцем в побагровевшую полосу на запястье. Лера сдержала вздох: она только сейчас заметила, что метки эти — одна из них, начинаясь у самого горла, уходила под футболку, другие две, на запястьях, тянулись вверх по всей длине внутренней стороны руки.
— Я проверю, — пообещала Лера. — Кристина упоминала, что Волк неумело перевязывает раны. Я сама видела, как ты это… делаешь. Так что это вряд ли ты.
— Разберемся потом, — Ник сжал кулаки так, что проступили вены под светлой, почти белой кожей.
У всех есть граница терпения. И даже у Ника она запросто лопнет после этого. Волк должен быть мертв!
— Я хочу быть с тобой и видеть, как он подыхает, — со злобой прорычал он. — Эта скотина убила моего брата. Убила. Моего. Брата! И она поплатится за это самым жестоким образом. Ты можешь дать мне на время нож?
Поймав неуверенный и даже изумленный взгляд Леры, Ник пояснил:
— Это почти тот же скальпель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Почему-то эта злоба в некогда добрых глазах Ника казалась неестественной, но не фальшивой, словно он должен был от рождения приносить лишь счастье. И этим поведением он порядком напугал Леру, причем даже посильнее, чем Пашка в магазине столового серебра. Вот что делает жажда мести с людьми… И вот на что готов Ник ради исполнения своего желания.
— Хорошо. На крыше. У меня еще осталось три пули, — после всплеска ярости Ника эти слова прозвучали мирными и обыденными. — Одну я вгоню ему в сердце.
