— Сними маску, — велел Лассе отцу.
Теперь сын только сидел и смотрел прямо перед собой, ничего не говоря. Лассе ботинком запихнул ружье сына под переднее сиденье и вдавил Иду в ее сиденье.
— Притворись, что спишь! Сожмись!
Они замедлили ход. Они уже почти доехали до дороги в Сторуман, на трассе в обе стороны было совершенно пусто, и в конце концов отец остановил машину.
Не успел он открыть окно, как Ида подумала, что в салоне наверняка сильно пахнет спиртным.
— У нас срочный случай, — быстро сказал отец полицейскому. — Мы позвонили в больницу. У него раны от обморожения.
— Давайте немного поспокойнее, — отозвался молодой загорелый полицейский. — Сначала попрошу вас предъявить ваши водительские права. Выключите мотор. Привет, привет, на заднем сиденье, вы что, устали?
— Привет, — отозвался Лассе. — Послушай, мы в самом деле спешим.
Ида закрыла глаза и почувствовала, как полицейский посветил на нее карманным фонариком.
— Слушай, разбуди сначала девушку. Пусть сядет как следует.
— Но ведь она спит.
— Да, но во всяком случае…
Полицейский посмотрел на права, а потом на отца.
— Подождите, я сейчас вернусь, — сказал он.
Он пошел к своей машине с панорамными голубыми фарами, от которых воздух во всей округе казался плотным и каким-то рыхлым.
Лассе сжал зубы, стало тихо.
— Стефан, — прошептал отец, — как ты там?
В ответ сын только выругался. Все четверо уставились на полицейского, который сидел на переднем сиденье своей машины и говорил по рации, открыв дверь со стороны водительского сиденья и держа в руке права. На дороге по-прежнему не было никаких других машин.
— Послушай, — тихо сказал Лассе, — вот что мне пришло в голову.
— И что? — спросил отец.
— Номерные знаки все еще заклеены серебристым скотчем?
Отец сначала сидел неподвижно. Затем он медленно кивнул и только потом начал ругаться. Он обернулся и посмотрел на Лассе в упор, его зрачки были почти желтого цвета.
— А ты не мог мне об этом напомнить? Ты же такой опытный.
Лассе ничего не ответил.
— Что теперь будет, ты об этом подумал? — спросил отец, ударив по рулю.
Полицейский уже шел обратно к «тойоте». Все сидели прямо. Ида заметила, как у Лассе учащается дыхание. Она вдруг всем телом почувствовала огромное облегчение.
Наконец-то все кончилось, наконец-то! Мы сдадимся…
Она приготовилась выйти из машины, заложив руки за спину, а потом, потом останется только…
— Как мы поступим? — опять спросил отец.
Сын ответил совершенно спокойно:
— А, наверное, вот так.
Ида успела уголком глаза увидеть, как сын одним движением открыл дверь, снял ружье с предохранителя, прицелился и два раза в упор выстрелил в полицейского.
Стало необыкновенно тихо. Сын по-прежнему стоял рядом с машиной, все еще держа ружье в красных руках. Он пошатнулся и, чтобы не упасть, схватился за крышу.
Ида смотрела прямо вперед. Полицейский лежал лицом в снегу между двумя машинами. Он шевелился?
— Проклятый идиот! — закричал Лассе и обернулся. Он открыл дверь машины, быстрым шагом подошел к полицейскому и опустился на корточки.
Как в фильме, подумала Ида. Сын по-прежнему стоял рядом с машиной, из дула ружья шел дымок. Отец остался сидеть за рулем, пристально глядя прямо перед собой. Тут вернулся Лассе. Он подошел к сыну и заставил его вынуть из ружья оставшиеся патроны.
— Он тяжело ранен.
— Он не умер? — послышался из машины голос отца.
— Пока еще нет.
Лассе подошел к капоту машины и отклеил серебристый скотч с номерных знаков. Затем подошел к багажнику и сделал то же самое.
Подойдя к водительскому сиденью, открыл дверь. Он наклонился и, решительно схватив отца за куртку, вытащил его из машины.
— Это ведь твой сын, разве нет? — спросил Лассе.
— Мой, — ответил отец, глядя стеклянными глазами.
— И твоему сыну плохо, так ведь?
— Да.
— А теперь твой сын ранил другого человека? Полицейского.
— Да.
— И тебе придется все расхлебывать, понимаешь? Ведь ты его отец.
Казалось, отец перестал моргать.
— Ты — а не мы — будешь решать эту проблему.
Отец молчал.
Лассе взглянул на сына, а потом опять на отца. Оба пустыми глазами смотрели прямо перед собой, похоже, совершенно не зная, что предпринять. Ида заметила, что по щеке отца медленно катятся слезинки.
— Теперь вы сделаете вот что, — громко сказал Лассе и сел в «тойоту» на место водителя. — Вы положите его в полицейскую машину на заднее сиденье. А затем сами сядете в ту же машину и отвезете парня в Сторуманскую больницу. Это всего лишь два километра в ту сторону. Понятно?
Ответа не последовало.
— И надо это делать сейчас! — жестко сказал Лассе. — Вы должны убраться отсюда, пока не приехали другие машины!
Он пристально посмотрел на отца с сыном.
— Может быть, потом при вынесении приговора суд учтет, что вы проявили добрую волю, спасли полицейскому жизнь и так далее. Понятно?
— А… вы как? — выдавил из себя отец.
— Мы ничего такого не сделали, — ответил Лассе. — Стрелял твой парень. Разбирайтесь с этим сами.
Он завел мотор.
— А машину, — продолжил Лассе, — вы получите обратно через группу. Обещаю!
Он быстро включил задний ход, дал как следует газу и переехал на другую полосу. Затем быстро поменял передачу, передвигаясь на скользких шинах.
Когда Ида обернулась, она увидела полицейскую машину, медленно исчезающую из виду, и три неподвижные фигуры, освещенные светом фар, прямо перед капотом машины.
Двое стояли. Один лежал.
36
— Да, а что мне еще оставалось делать! — крикнул Лассе Иде, сидевшей на заднем сиденье, когда они ехали со скоростью свыше семидесяти. Они миновали несколько поворотов и въехали на лесную дорогу с указателем в сторону Рёресельвена. — Проклятая самодеятельность, придурки проклятые! Мы, черт возьми, ничего бы не сделали, у нас не будет другого шанса!
Ида ничего не ответила. Лассе еще какое-то время продолжал ругаться, и она решила, что ей лучше помолчать.
Через десять с небольшим минут они опять выехали на широкую дорогу.
— Не думай об этом, — сказал Лассе. — Это так ужасно… это… Но не думай об этом! Нам и так есть о чем думать. Разве нет?
Она хмыкнула, закрыла глаза и в отчаянии ударила дверь машины, заметив, что плачет.
— Что бы мы ни делали, — сказал Лассе, — никто из нас не должен садиться на его место. Никто из нас не должен ничего трогать на пассажирском сиденье! Ни дверную ручку снаружи, ни фляжку. О’кей?
Ида кивнула.
— Что это было? Какая-то отрава?
— Именно. И более того.
Они молча ехали еще полчаса по пустым горным дорогам. Лассе что-то бормотал об уровне бензина в бензобаке, а потом они добрались до развилки. Здесь Лассе остановился, включил навигатор и посмотрел на часы. От напряжения глаза у него были в красных прожилках, кожа — бледно-белого цвета.
— Куда мы? — спросила она.
Он внимательно посмотрел карты на дисплее.
— Ты когда-нибудь была в… — спросил он и не сразу добавил: — Куда бы нам отправиться? Куккола?
— Нет, я там не была.
— Ты знаешь, где это?
— Нет.
— Севернее Эвертурнео.
— Вот как.
— Прямо рядом с границей.
— Вот как. Какой границей?
— С Финляндией.
Она взглянула на него.
— А при чем здесь Финляндия?
— Если мы собрались к Альме, нам надо ехать через Финляндию. К тому же…
Лассе показал на одну из Идиных сумок.
— Ты помнишь, что я читал? Письмо, которое нашел Лобов… Речка Оунасйоки.
Она долго думала.
Теперь все действительно серьезно. Мы должны уехать из Швеции. Нам действительно надо в Москву.
37
Лассе ехал быстро. Ида пыталась бороться со сном, но не была уверена в том, что ей это удавалось. Мысли со страшной скоростью разбегались в разные стороны.
Прошло много времени. Ида периодически поглядывала на Лассе, сидящего впереди. Вид у него все время был сосредоточенный, обе руки он держал на баранке.
Она опять сделала усилие, чтобы не закрыть глаза, и заметила, что он достал белую таблетку из металлической коробочки из аптечки и проглотил ее, запив глотком воды.
— Возьми, — он протянул ей такую же таблетку. — Это успокоительное.
— А зачем?
— Иначе ты не справишься. Слишком много всего за один раз.
В конце концов она протянула руку, взяла таблетку и проглотила ее.
Когда Ида посмотрела на него в следующий раз, скорость снизилась. Лассе держал на коленях большой лист бумаги.
— Что это? — спросила она, пытаясь приободриться.
