Маленькая кабина на гусеничном ходу! Выкрашенная в цвет зимнего камуфляжа.
Лассе открыл дверь.
— Это снегоход. Грузи все вещи.
Поднялся ветер. Ида почувствовала, как холод забирается в ноздри и в рукава. Поземка усилилась. Они быстро положили мешки на четыре сиденья и положили туда же несколько маленьких пластмассовых канистр с бензином.
— Наверное, нам стоит подождать с Финляндией до завтра, — сказал Лассе сквозь шум двигателя. — Сначала надо раздобыть другую машину. Думаю, что знаю где. У меня здесь живет старый друг, к северу отсюда. Мы поедем на восток до Мало, потом проедем немного еще и выедем на автотрассу 95 или что-то в этом роде.
Он показал на задние места за водительским сиденьем.
— Я разбужу тебя, и мы поменяемся!
— Послушай, — услышала она собственный крик, прорывающийся через усталость. — При таком шуме не очень-то заснешь.
— Попробуй!
— А если серьезно? — к своему удивлению, она заметила, что опять плачет. — Ты что, серьезно думаешь, что я хочу ехать с тобой в Финляндию? Почему я должна туда ехать?
— Мы уже об этом говорили! Мы должны попытаться доехать до Москвы.
— Какого черта, не хочу я в Москву… Я только хочу…
Она принялась плакать. Сначала Лассе ничего не сказал.
— Сейчас отдыхай, — произнес он через какое-то время.
Он повел снегоход прямо в лес, а потом вниз по склону. Вся кабина тряслась и дергалась, она пнула ногой дверь снегохода, свернулась калачиком и почувствовала, как из продувки под сиденьем идет теплый воздух, и ее веки медленно сомкнулись.
Верхний Ист-Сайд, Нью-Йорк, 12 апреля 1962 г.
Вильям Стефенсон стоял, прислонившись к кирпичному дому на углу Первой авеню и Восточной 52-й улицы и заглядывая в широкий тупик. Он посмотрел на часы на фасаде соседней аптеки, минутная стрелка приближалась к двадцати пяти минутам одиннадцатого.
На тротуаре на противоположной стороне среди прочих пешеходов появилась высокая стройная женщина в тренче, солнечных очках и шляпе с широкими полями. Когда она перешла дорогу, он увидел, что она выбросила тлеющий окурок.
— Мистер Стефенсон, — произнесла женщина, протягивая руку.
Рукопожатие было решительным, почти крепким, а голос хриплым, но полнозвучным.
— Вы рано пришли, Ги Ги, — сказал он.
— Как приятно… что вы опять захотели составить мне компанию. Я просто гуляю, — сказала она. — Мы можем немного пройтись и куда-нибудь да придем.
— Конечно. Мы просто можем прогуляться. Но лучше в сторону Лексингтона, если вы не возражаете.
— Вовсе нет, я люблю Лексингтон-авеню. Но чтобы вы знали. Георг в Париже, так что я не знала, к кому мне обратиться. Надеюсь, вы не обиделись, когда я попросила вас.
— Вовсе нет.
Она поправила свою матерчатую шляпу, и он увидел, что у нее розовая помада.
— Мы можем поговорить о старых временах, подумала я. И просто немного погулять.
Они пересекли Первую авеню и вскоре спустились на 51-ю улицу, по которой пошли в западном направлении.
ГГ бросила взгляд на небо, видневшееся между верхними этажами небоскребов.
— Надеюсь, что пойдет дождичек, — сказала она. — Знаете, я всегда любила дождь. И знаете почему?
Он покачал головой.
— Потому что тогда на улице не так много народа.
Они пошли дальше по тротуару, где с тележки продавали кренделя и прохладительные напитки. Их еще долго преследовал запах горелого хлеба.
Он покосился на нее, пока она шла. Она держала себя сдержанно и в то же время мягко, шла энергично и довольно быстро. Закурив еще одну сигарету, она слегка угловатыми движениями смяла пачку «Кента» и запихнула ее в бумажную корзину на следующем перекрестке. Они быстро миновали Вторую и Третью авеню и вышли на Лексингтон-авеню.
— Я не знаю, куда мы идем, — сказала она, — а вы?
Он только слегка рассмеялся в ответ.
— Не играет никакой роли, — сказала она, — самое главное идти.
Она заговорила другим тоном.
— Знаете, я до сих пор храню те пилюли, которые вы дали мне перед самой войной. Это было, когда я сошла с того парохода в Нью-Йорке, как там он называется?
— Теплоход «Дроттнингхольм».
— Точно. Я помню, что эти пилюли надо класть под язык.
— Правильно, — отозвался он.
— И если тебя арестует гестапо… — начала она, но потом словно сбилась и засмеялась.
— Если тебя арестует гестапо, — продолжил он, — надо положить пилюлю под язык, и если потом ты будешь вынужден… тогда надо разжевать ее до конца.
— Как там? Повторите. Если только проглотить пилюлю…
— …она выйдет естественным путем, не причинив никакого вреда, — сказал он. — Но если разжевать ее до конца, через несколько минут наступит смерть.
Он слегка улыбнулся:
— Я говорил это много раз, но вы знаете, что и британское, и американское государство чрезвычайно благодарны вам за то, что вы сделали для союзников. Поскольку я стоял во главе… шпионской деятельности, я имел обо всем полное представление. И сегодня могу сказать честно, что вы, Ги Ги, снабжали нас очень ценной информацией о шведских дворянских семьях, которые симпатизировали Гитлеру.
Она промолчала.
— С вашей помощью нам удалось избежать массы проблем со шведскими подразделениями, в первую очередь с некоторыми фирмами, принадлежавшими этим дворянским семьям. Мы смогли помешать их торговле с нацистами только благодаря тому, что вы нам на них указали.
— Хорошо, — сказала она. — Я рада, но мне это ничего не стоило.
— Но для нас это очень много значило.
— Фу. Надо было просто мимоходом услышать то одно, то другое на коктейльных вечеринках в Стокгольме. Или на борту круизного судна через Атлантику. Но вы должны обещать мне то же, что обещали тогда: никогда никому это не рассказывать.
Он сказал, что обещает.
— Но, Ги Ги, — обратился он к ней.
— Да?
— Выкиньте эти таблетки. Их нечего хранить.
— Да, наверное, не стоит.
К ним подошел широкий мужчина с бородой.
— Простите, можно попросить у вас автограф?
Он протянул ей ручку с чернилами и свежий номер «Нью-Йорк дейли херальд».
— Нет, нельзя, — спокойно ответила она, продолжая идти.
Мужчина шел следом.
— Умоляю, — обратился Стефенсон к мужчине, — оставьте мисс Г в покое. Она никогда не дает автографы.
— Пойдемте, — тихо произнесла она, и быстрым шагом они незаметно вошли в универмаг «Блумингдейл».
Охранники не обратили на них внимания, бородатый мужчина исчез, и они быстро встали на скрипучий эскалатор, который рывками привез их на один из верхних этажей. Когда она положила руку на резиновый поручень, он заметил пастельно-розовый лак на ее ногтях и золотое кольцо-печатку без монограммы на левой руке.
Она надвинула шляпу на самый лоб и сняла солнечные очки.
— Рядом с цветочным отделом есть маленький кафетерий, — сказала она, — мы можем там что-нибудь выпить.
— Конечно, — отозвался он и в первый раз заглянул в зелено-голубые глаза с сильно накрашенными ресницами в сетке глубоких морщин. Уши были прикрыты седыми прядями.
Они дошли до кафетерия, и он на ходу заказал у молодой официантки два «Эппл Мартини» на столик у окна.
Услышав это, она возразила:
— Нет, мы лучше займем столик за ширмой.
Он сразу же исправился, и официантка кивнула.
— Извините, — сказал он, когда они сели за одним из самых дальних огороженных столиков между обитыми бархатом стенами, — мне следовало бы подумать, что вы хотите побыть одна.
Она закурила еще одну сигарету и, подняв брови, бросила спичку в пепельницу.
— Вы ошибаетесь, Вильям, — возразила она, — я не хочу быть одна. — Она глубоко затянулась и посмотрела в стол. — Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Пока не принесли напитки, они сидели молча, а потом подняли тост за союзников.
— Как вы думаете, может быть, мне надо было это сделать, — спросила она, — принять одно из приглашений Гитлера?
Он только слегка улыбнулся в ответ.
— Только в одном можно быть уверенным, — продолжала она, — они бы никогда не стали меня обыскивать. Я могла бы легко пронести под платьем пистолет. И когда бы я достаточно близко подошла к Гитлеру, может быть, даже бы осталась с ним наедине — пафф!
— Да, может быть, из этого что-нибудь бы вышло, — сказал он. — Но что бы с вами было потом?
— Не играет никакой роли, — быстро ответила она, — по сравнению.
— Если вы так считаете, тогда да, мисс Ги.
Они встали из-за стола. В ту же минуту к ним подошла семья с детьми.
— Какое совпадение, — сказала мама с высокой прической. — Только вчера мы посмотрели «Даму с камелиями», вы прекрасно там играете, мисс Гарбо. Можно мой муж сфотографирует меня вместе с вами?
