А позже Довмонт рассказал многое о жизни православной обители, о том, как она возникла, кто построил церковь. Елена не ошиблась, назвав храм в Ошмянах копией суздальского храма. Судьбе, однако, было неугодно, чтобы Довмонт вспомнил что‑либо о труднике Илье. Тот в это время дневал и ночевал с Карпом и Ведошем на озере Ош, заготавливая для обители рыбу впрок, бочками готовил снетка, который был у монахов в большой чести. Потом Елена погоревала, что не свиделась с любым ей Ильёй.
В лидинской обители Елена провела три дня. Это были дни благостного отдохновения от суеты мирской. Елена познакомилась со всеми тридцатью пятью инокинями, часами выстаивала с ними на богослужении, пела в их хоре, жила их жизнью. Она сдружилась с игуменьей монастыря сорокалетней Софронией, в миру полоцкой боярыней Елизаветой. Потеряв пятнадцать лет назад в битве с ливонскими рыцарями мужа, она ушла в Лидинскую обитель, постриглась и вот уже пять лет, как её избрали игуменьей за святость и доброту. Елена не раз думала, что любовь Софронии к мужу была очень сильной, потому как после него никто не покорил её сердце. А она была прекрасна не только душой и сердцем, но и ликом и статью. О её красоте нельзя было рассказать, считала Елена. Оценить её можно было лишь любуясь. Всё в ней завораживало, но прежде всего большие тёмно–серые глаза. На любого человека она смотрела с нежностью и любовью, словно видела перед собой посланца Божьего. Её мягкий грудной голос завораживал: слушать её было наслаждение. А она умела говорить и знала многое из того, что мало кому дано было знать. Елена поняла, откуда у Софронии знания, побывав в её светлой келье, где игуменья хранила книги. Это были редкие византийские фолианты времён великих киевских княгинь Ольги, Рогнеды, Елизаветы, друживших с Византией. Как они попали в Лидинскую обитель, было тайной, но здесь они не лежали под спудом, их читали. Когда Елена рассматривала их, Софрония сказала:
— Ты, матушка–государыня, прикоснись к ним и во многом земном глубоко прозреешь.
— Я исполню твоё пожелание, матушка, — ответила Елена и позже долгий вечер провела за чтением божественных писаний.
Расставаясь, игуменья подарила великой княгине сочинения церковного писателя Михаила Пселла «Толкование на Песнь Песней, главы о Святой Троице и о лике Иисуса Христа». Эта книга была переведена в Киеве в 1039 году, в пору великого княжения Всеволода Ярославича.
— Да воодушевит тебя сей святой труд на дела богоугодные, — пожелала княгине игуменья Софрония.
В Вильно Елена возвращалась в благостном расположении духа. Она побывала на родной русской земле, среди близких её сердцу россиянок. Она укрепила свой дух, напитав его стойкостью и жизнелюбием Софронии. Ей захотелось немедленно взяться за возведение храма. Она уже думала послать людей на поиски белого камня, ещё отправить кого‑либо из бояр в Полоцк за мастерами каменного дела, которые смогли бы построить храм, краше Ошмянского. Сказывал игумен Довмонт, что в Полоцке есть такие мастера.
Тем больнее был удар по радужному состоянию духа от того, что увидела великая княгиня в Вильно. Множество конных воинов, бегущие куда‑то горожане, гвалт толпы, выкрики угроз литовцев русским. Елена услышала, как кто‑то вдогонку её тапкане с яростью бросил бранные слова: «Пусть убирается и она, эта ведьма! Извела нашего государя!» Строй ливонских рыцарей вовсе поразил её. Первым делом она подумала, что эти рыцари и захватили город, но потом отвергла это предположение, потому как они вели себя мирно. Никто из них не остановил её тапкану, она свободно доехала до ворот замка. Елена послала боярыню Анну Русалку, сопровождавшую её, узнать, что происходит в городе, и велела позвать сотского, который следовал во главе её сотни воинов. А через несколько минут, лишь сотский появился близ тапканы, в замке увидели экипаж государыни и ворота распахнулись. Сотский первым устремился вперёд. «Дорогу государыне! Дорогу!» — кричал он, увидев за воротами замка толпу людей. У парадного крыльца замка Елену встречал Александр. За ним стояли две группы: с правой стороны — паны рады, с левой — князья и бояре Елены. Александр был трезв. На его бледном лице высветилась виноватая улыбка. Он взял Елену под руку и повёл на высокое крыльцо, намереваясь увести в замок. Но Елена остановилась и спросила:
— Государь, что случилось? Почему всюду воины, почему у ворот замка ливонские рыцари? Что происходит в стольном граде? На площади, на улицах вооружённые горожане.
Александр замешкался, посмотрел на Монивида и сказал:
— Идём в покои, моя государыня. Там ты всё узнаешь.
— Никуда я не пойду. Здесь моё место, — ответила Елена.
Она освободила руку и повернулась к площади, пытаясь понять, что всё-таки произошло в её отсутствие. Она увидела близ хозяйственного двора сотни три своих воинов, стоявших толпой. А вдоль крепостной стены верхами застыли не меньше двух сотен шляхтичей. Елена поняла, что литовцы и русские разделены не случайно. «Кому потребовалось поселять в людях вражду? Кто загнал моих воинов в конюшни и на скотные дворы?» — подумала Елена, ощутив, как в виски ударила кровь, а в груди закипел гнев. Она повернулась к литовским вельможам и спросила:
— Кто мне ответит, что здесь происходит? Или я уже не государыня и не моих людей загнали в скотные дворы? Отвечайте же! И помните, что за нами стоит Русь!
Её голос прозвучал так властно, что даже храбрый граф Хребтович почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ощутили робость и вельможи Елены. Но отвечать на её вопросы никто не собирался. И вновь напомнил о себе Александр:
— Идём в трапезную, моя государыня. Там я всё проясню.
— Подожди, государь, подожди, — произнесла Елена. — Я вижу твою растерянность в сей грозный час. А ты встань рядом со мной истинным великим князем.
Той порой на заднем дворе высился, нарастал гул голосов, потом он слился в единый глас, и Елена услышала, как россияне призывали её:
— Госу–да–ры–ня! Госу–да–ры–ня!
— Я с вами! — отозвалась Елена и подняла руку. — Я с вами, русичи! Я иду к вам!
Гудение голосов зародилось и близ замка. Похоже, что клич княгини возымел действие. И тогда Елена повернулась к своим вельможам:
— Князь Ромодановский, князь Ряполовский, в чём ваше радение? Почему появились враждующие? И что вы от меня скрываете? Какую‑то неделю назад всё было тихо. Откуда же это великое возмущение?
— Прости, государыня–матушка, грешны перед тобой, — ответил князь Василий Ромодановский. — Да вкупе мы радели за твоё спокойствие и волю твоего батюшки правили. Не одолели, грешны, матушка.
— Что же мой батюшка велел скрывать от меня и как он это сделал? Говори! Здесь надо действовать и погасить малое пламя, пока оно не пошло полыхать.
— Сие нам так показалось, что надобно скрыть. А суть в одном: надумали литовцы выгнать из Вильно всех, кто при тебе, а вместе с придворными и ратников и челядь. Так это или не так, спроси о том государя. Мы же им встречь пошли и животы готовы положить здесь, но не оставим тебя одну. Вот и весь сказ.
Великий князь Александр стоял рядом с Еленой и смотрел на князя Ромодановского тусклыми глазами. Сжатые в ниточку губы говорили о том, что ему нечего ответить в своё оправдание и он не намерен объяснять происходящее. Елена, однако, и не ждала исповеди от князя Александра. Она бросила ему вызов:
— Ну что ж, государь, решайся на последний шаг. Я вижу, что у тебя всё готово, дабы изгнать моих людей из Вильно. Подними руку и крикни своим рыцарям и шляхте: «Ату их, ату!»
Лицо Александра исказила жалкая гримаса. Он показался Елене беспомощным и способным лишь на то, чтобы как‑то исполнить чужую волю. Он так и ответил:
— Прости, моя государыня: если будет на то слово рады, я так и поступлю. Довлеет рада надо мною…
Великая княгиня поморщилась от досады и поняла, что мягкотелость государя не имеет границ, что паны рады готовы вить из него верёвки. Едена посмотрела на вельможных панов и подумала, что не ошибается в своих предположениях: их лица были каменными. В душе этой двадцатилетней девственницы, уже третий месяц пребывающей в супружестве, загорелся такой яростный огонь презрения к панам, их государю, что она готова была закричать на них, как на дворовых псов. Но, сдержав свой гнев, она шагнула к панам и спокойно сказала:
— Господа, справа за вами! Бросайте горящий витень в стог сена.
— И бросим, чтобы защитить великое Литовское княжество от засилья московитов! — яростно крикнул граф Хребтович.
— Спасибо за честный ответ, — произнесла Елена и, повернувшись в своим вельможам, повелела: — Идите в трапезную и ждите меня.
Князья и бояре ушли. Елена осмотрелась. Она заметила, что литовское воинство пристально следит за тем, что происходит на крыльце замка. Было видно, что воины ждали повеления исполнить то, к чему их подготовили. «Нет, вы не дождётесь того повеления», — подумала Елена и, подойдя к Александру, взяла его за руку и попросила:
