Под пальцем был серовато-прозрачный кубик со сглаженными, как бы стесанными краями, настоящий кристалл алмаза в своем природном виде. Единственный из всех камней он был не отшлифован, прочие же отсвечивали сферическими поверхностями, причем одни кабошоны в основании имели круг, а другие – овал.
– Был, – сердито и вместе с тем язвительно отвечал Наследник. – Ну, третий ряд?
Маркиз-Убоище, пользуясь тем, что Лилиана занята алтарем, а прочие – камнями, достал из сумки обещанный коньяк и пошел на кухню мыть хрустальные стакашки.
– Яхонт, агат и аметист, – отвечал отец Амвросий.
– Ес-тест-вен-но, для вас все, что в писании, – непререкаемая истина! – вдруг воскликнул Наследник. – Яхонт!.. А между прочим, вот этот, первый во втором ряду, – не карбункул! Видите, он с лиловатым оттенком. Это рубин, и не очень-то качественный. И там, где по вашей схеме должен быть яхонт, у меня совершенно другой камень.
– Позвольте, позвольте! – возразил отец Амвросий. – Мы ведь имеем дело с переводом Библии со старославянского. Когда-то этот камень назывался яхонтом, а потом переводчики сохранили красивое слово… Я в одной книге посмотрел – так там вообще утверждается, будто гиацинт…
– Гиацинт? – переспросил Наследник. – Конечно, розовые гиацинты бывают, и даже красные, но я впервые слышу, чтобы гиацинт называли яхонтом. По материалам шестнадцатого и семнадцатого века такого, во всяком случае, не наблюдается.
– Яхонт – это изумруд, – авторитетно заявила Лилиана.
– Если яхонт червленый или червчатый – так это рубин, – возразил Наследник, – а если яхонт лазоревый – так это сапфир. Но с рубином тогда тоже было темное дело. Всякий красный камень автоматически зачисляли в рубины. Даже карнеол, не говоря уж о гранате.
– Рубин – это лал, – не сдавалась ведьма.
– Да, в шестнадцатом веке лал считали рубином, – терпеливо поправил Наследник. – А недавно, лет полтораста назад, обнаружилось, что имеется еще такой камушек – благородная шпинель. Так это и есть бадахшанский лал.
– По-моему, тут та же проблема, что и всюду, – вмешался Сережа. – Или люди называют одинаковые вещи разными именами, или называют разные вещи одинаковыми именами. Конечно, любопытно знать, как красные камушки назывались при царе Горохе, но ведь это роли не играет и нам не поможет. Даже если я буду знать, как тогда называли…
Он задумался, но ни одно каменное название в голову, как на грех, не лезло.
– Аметист, – подсказал отец Амвросий.
– А аметист в шестнадцатом веке назывался «вареник», – с непонятным ехидством отвечал Наследник. И сам же первый рассмеялся.
А-ме-тист!..
Слово Сереже было известно – оно поминалось и в списке камней, украшавших наперсник первосвященника, и в списке драгоценных оснований города в Апокалипсисе. Но как бы не имело плоти. А сейчас Сережа увидел выделенный костлявым перстом Наследника лиловатый камень с белыми прожилками, третий в третьем ряду.
А когда слово обретает плоть, пусть даже каменную, происходят удивительные вещи.
– Нельзя ли сейчас собрать из того, что у вас осталось в коллекциях, такую же схему? – спросил отец Амвросий.
Наследник потянулся за приготовленной заранее коробкой – и увидел выставленные на краешке походного алтаря стакашки с коньяком, пять штук, по числу присутствующих. Ес-тест-вен-но, он сразу цапнул тот, что к нему поближе.
– Ну, за успех нашего безнадежного дела!
Сережа с отцом Амвросием переглянулись – одному не то чтоб запрещал, а не советовал пить спортивный режим, другому – религиозный. Однако оба взяли стакашки и пригубили. Маркиз-Убоище для смелости выпил все, Наследник – равным образом. Лилиана отведала коньяка и высказалась в том смысле, что он по органолептическим качествам приближается к знаменитому «Ахтамару». Сережу заинтересовало незнакомое словцо. Атлет покосился на отца Амвросия – и красавец-батюшка, поняв, шепнул ему на ухо, вложив в ответ все презренье, допустимое для лица его профессии:
– Кло-по-мор…
Вслед за чем он демонстративно вернулся к аппарату доктора Бадигиной.
– Ну, давайте пробовать ваше заклинание, – сказал ведьме Сережа. – Какой камушек возьмем?
Сделал он это с умыслом – чтобы заставить наследника повытаскивать наконец подходящие камни.
– Это должен быть один из двенадцати, – потребовал отец Амвросий. – Попробуем воссоздать шкатулку хоть в какой-то мере. Лично я уже не сомневаюсь, что расположение камней копировало наперсник первосвященника. Хотелось бы еще понять, какой в этом смысл.
– Если отвлечься от путаницы с названиями… – проворчал Наследник и выволок из-под большого художественного альбома плоскую застекленную коробку. – Тут у меня кое-что есть…
Первым он достал камень красивый, но какой-то подозрительный, весь усыпанный искорками, а в основе своей – красновато-коричневый.
– Это – не то, – сказал он. – Это – авантюрин.
– Хорошее название, – одобрил Сережа. – Как раз для нас…
Потом на алтарь лег удивительной красоты пятнистый камушек. По серому фону были точно акварелью нарисованы красноватые овалы с желтенькой каймой, и что-то зеленое в них тоже просвечивало.
– Яшма. Она в списке есть, – и Наследник вынул светло-серый камушек с черными полосками. Когда Сережа принял его из костлявых пальцев, оказалось, что с края камня – светлая клякса, окруженная концентрическими кругами, и не кругами даже, поскольку они повторяли ее причудливую форму, а замкнутыми линиями разной толщины.
– Агат, – и Наследник полез за следующим камнем.
– Агат должен быть черным, – возразила Лилиана и продекламировала возвышенно: – «О, – воскликнул витязь, – солнце, чьи ресницы из агата!»
– В средние века его умели так варить в меду, что он делался черным, – объяснил Наследник. – Янтарь тоже варили, но он от этого краснел. Древние римляне такой янтарь ценили выше золота.
– Кулинары, блин, – неожиданно прокомментировал Маркиз-Убоище. Пока все были заняты камнями, он, ес-тест-вен-но, занялся коньяком.
Наследник выложил на алтарь несколько камней, пытаясь соблюсти их положение в пропавшей шкатулке. Недоставало алмаза, рубина, сапфира, изумруда – самых дорогих.
– Может быть, проделаем это с яшмой? – спросила Лилиана.
– Последняя в списке наперсника и первая в списке Апокалипсиса, – напомнил отец Амвросий. – Что-то в этом совпадении есть…
Тут же он вспомнил, что не положено батюшкам с ведьмами общаться, и ухватился за пылесос.
Лилиана взяла камень, огладила его кончиками пальцев и согрела в ладонях.
– У меня с ним есть контакт, – сообщила она.
– Тихо, – Сережа сказал это так внушительно, что и Маркиз-Убоище, занятый бутылкой коньяка, и Наследник с коробкой, и отец Амвросий с пылесосным корпусом, и даже сама Лилиана несколько съежились. – Процесс начинается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
