Однако трагические события на Дубровке недолго занимали Молоканова: он был уверен, что «своя рубашка ближе к телу». Кроме того, он считал, что все люди на земле сильно ему задолжали. А потому его мысли крутились только вокруг собственной персоны.
Джинна выпустили из бутылки…
Глава 12
Очередной покойник
В отличие от Молоканова, Константина Рокотова трагедия с заложниками «Норд–Оста» настолько вывела из себя, что у него наступила полная апатия. Ничего не хотелось делать, ничто не интересовало, и несколько дней он провалялся в постели, не отвечая на звонки и питаясь всухомятку. Причем не ощущая голода, а по привычке: вроде так надо.
Трудно сказать, сколько продлилось бы это состояние, но вдруг кто‑то позвонил в дверь. В первый момент Константин подумал, что открывать не будет, но когда снаружи настойчиво забарабанили, он вскочил с намерением обругать нахального гостя. Распахнув дверь настежь, Рокотов виновато замер: он увидел встревоженные глаза матери.
Господи, сынок, живой! — воскликнула она, и по щекам полились слезы радости.
Живой, мама, живой! С чего ты взяла, что со мной могло что‑то случиться?
Как с чего? Звоню домой — не отвечает никто, звоню на работу, говорят, несколько дней не приходил, пытаюсь что‑нибудь выяснить, говорят, ничего не знаем…
Константин чертыхнулся про себя: ему и в голову не могло прийти, что мать станет его разыскивать. Своим сотрудникам он приказал заниматься
текущими делами, а его не беспокоить. Не вдаваясь в подробности, сообщил, что необходимо завершить одно дело, которое давно висит на нем.
Да что может случиться с твоим сыном плохого? — нарочито бодрым тоном произнес Константин и нежно прижал ее к груди. — Не плачь, мама, все хорошо…
Ты правду говоришь? Ничего не скрываешь? — Женщина недоверчиво разглядывала Костю.
В который раз он отметил, что мать может спокойно не слышать и не видеть его по нескольку недель, но стоит ему заболеть или столкнуться с какими‑то неприятностями, как она это интуитивно улавливает и мгновенно бьет тревогу.
Вот и в этот раз, почувствовав, что с ним что‑то происходит, она тут же бросилась его «спасать». Глядя ей в глаза, Константин понял, что переубедить ее не выйдет, а попытаться что‑то объяснить ему не под силу. Поэтому он нежно обхватил ладонями ее лицо и серьезно произнес:
ТЕПЕРЬ все в полном порядке! — и тихо добавил: — Спасибо тебе, мама!
Она сразу поняла, что имел в виду Константин, и мгновенно успокоилась:
Ну вот и хорошо. Чаем напоишь?
Господи, проходи, мама! — Только сейчас Константин сообразил, что они стоят на пороге.
Небось, в холодильник даже мышь не заглядывала? — Отворив дверцу, она усмехнулась: — Так я и думала! — И принялась разгружать два увесистых пакета, предусмотрительно принесенных с собой.
Да я, мама, дома редко питаюсь… — попытался оправдаться Константин.
Ага, вижу, — кивнула мать на гору немытой посуды. — Ставь‑ка чайник и приберись в комнате:
наверняка там бардак. — Она осуждающе покачала головой.
А ты, мама, будто сквозь стены видишь? — искренне удивился Константин.
Мне и не нужно смотреть сквозь стены, просто я знаю своего непутевого сына.
Это почему же непутевого? — обиженно спросил Константин, застыв на пороге комнаты.
Был бы путевым, давно бы уже заставил меня внуков нянчить и питался бы, как все нормальные люди, в семье, с любимым человеком вместе, — сварливо ответила женщина и, засучив рукава джемпера, взялась за посуду…
Любимый человек у меня давно есть, — спокойно ответил Константин.
Как давно? — подозрительно взглянула на него мать.
С момента появления на свет, — улыбнулся Константин и задорно рассмеялся, заметив, как она задумалась. — Это же ты, мама!
А то я не догадалась… совсем за глупую, что ли, мать держишь? Я подумала о той девушке, с которой ты до армии встречался. О Лидочке…
Господи, вспомнила, — недовольно пробурчал Константин. — Ты бы еще о детском садике вспомнила: с кем я рядом на горшочке сидел…
Его недовольство объяснялось тем, что он до сих пор не забыл предательства Лидочки, своей первой любви. Они дружили с первого класса, и все умилялись их трогательным отношениям и были уверены, что они поженятся и будут счастливы до конца дней своих.
Лидочка многократно предлагала встретиться и объясниться. Она тоже переживала их размолвку и винила себя, что не написала Константину, когда в ее жизни появился Артур. Она сердцем сразу поняла, что чувства к Константину были не любовью, а дружбой, привязанностью, привычкой, в общем, чем угодно, только не любовью.
Пройдет время, это поймет и Константин. Поймет и сам захочет встретиться с Лидочкой. И в первый же момент этой встречи их глаза повлажнеют, а с душ свалится тяжелый камень: они вновь обретут друг друга, уже как брат и сестра, и придет осознание того, что они просто не имеют права терять друг друга в этом сложном мире…
Вкусно накормив Константина, мать чмокнула его на прощание, молча погрозила пальцем и ушла.
Не успела за ней закрыться дверь, как зазвонил телефон. Константин даже вздрогнул: забыл, что пришлось его включить, когда матери нужно было позвонить.
Да, слушаю, — сказал он, подхватив трубку.
Привет, шеф, извини, но вынужден тебя побеспокоить, — услышал Рокотов голос Колесникова, — не помешал?
Нет, все нормально. Что‑то случилось? — спросил он, почувствовав в голосе собеседника нетерпение.
На втором телефоне висит профессор Криницын: говорит, срочно хочет с тобой пообщаться…
Он на работе?
Сейчас спрошу… Нет, на выезде.
Передай профессору, что я сейчас сам перезвоню ему на мобильник.
Момент, шеф!.. Да, сказал, что ждет.
Хорошо, спасибо…
С тобой все нормально, шеф? — с некоторым беспокойством спросил Колесников, — а то коллеги волнуются…
Теперь все «хоккей», как говорит мой наставник. Скажи, что скоро буду. — Положив трубку,
Константин заглянул в записную книжку и набрал номер профессора. — Добрый день, Николай Са- мойлович.
Привет, Костик! — как‑то многозначительно произнес профессор.
Есть новости?
Ты же просил меня сообщать обо всех «приятелях» с похожими клиническими картинами.
Что, еще один покойничек объявился?
Так точно, гражданин начальник! — пошутил
он.
Куда ехать?
В морг моей клиники…
Сообщение об очередном покойнике заставило Константина отбросить хандру: вновь вернулось желание активно действовать. С трудом сдерживаясь, чтобы не рвануться на всех скоростях к профессору, Константин все‑таки доехал до клиники без нарушений правил уличного движения. И, стремительно сбежав по лестнице вниз, вошел в помещение, где располагался морг.
Криницын, окруженный студентами, вовсю колдовал над своим «клиентом», но увидев Рокотова, поприветствовал его и попросил подождать. Минут через двадцать профессор сбросил перчатки и обратился к студентам:
А теперь, ребятки, сами попробуйте завершить работу по вскрытию. — Он оглядел чуть напуганные молодые лица, остановился на конопатой девушке с миловидным лицом и сказал: — Данилова, сегодня вы попытаетесь быть патологоанатомом, а ассистировать вам будет… Как ваша фамилия, молодой человек? — спросил он невысокого паренька в очках, старательно прячущегося за спинами сокурсников.
Чучулюкин… — чуть слышно пролепетал тот.
Вот и хорошо, господин Чучулюкин, ассистируйте Даниловой, — и многозначительно добавил: — Через полчаса вернусь и проверю… — Затем повернулся к Рокотову: — Пойдемте, Константин Михайлович, потолкуем…
Что, действительно обнаружили при вскрытии ту же картину? — спросил Константин.
Во всяком случае, очень похожа…
Скажите, Николай Самойлович, а почему именно вас позвали к нему? Снова какой‑нибудь авторитет?
Не так чтобы крупный… — пожал плечами профессор. — Некий Дворыкин Александр Юрьевич, владелец бензозаправочной станции, но брат его — депутат областной Думы.
Сердце?
Инфаркт…
И тоже сосуд, покраснение и тоже был до этого абсолютно здоров…
Похоже на то.
А где его обнаружили?
Это уже не по моей части, — развел руками Криницын. — Вроде где‑то в Подмосковье.
А кто им занимается по милицейской линии?
Твой приятель.
Сухорученко?
Точно!
Странно, почему он, если «жмурика» обнаружили в Подмосковье?
У него самого и спросишь, а мне пора, а то студенты там вконец расковыряют нашего «приятеля».
Спасибо, Николай Самойлович!
Чем богаты…
Созвонившись с Сухорученко, Константин съехидничал:
Тебе что, Жека, своих трупов мало, что перехватываешь работу у подмосковных коллег?
Издеваешься, да? В гробу я видел этого покойничка! — выругался он, — навязали на мою голову…
Кто навязал?
Кто‑кто? Конь в пальто, вот кто!
На мне‑то ты зачем срываешься?
Извини! — спохватился майор, — не на тебя, на себя злюсь… Нужны подробности, приезжай.
