Согласна, спрашивайте…
Повторяю свой вопрос: известны ли вам случаи каких‑нибудь угроз в адрес вашего мужа?
Понимаете, Константин… — она запнулась.
Михайлович, — подсказал Рокотов.
Да, Константин Михайлович, мы с мужем изначально договорились не вмешиваться в дела друг друга: я — в его бензиновые, он — в мои дизайнерские. Угрожали ли ему, не знаю: он ничего об этом не говорил.
Может, настроение у него как‑то резко изменилось в последние дни перед смертью?
Явных изменений я не заметила. Хотя… — женщина задумалась. — Только сейчас, после вашего вопроса, я припомнила, что в последнюю неделю он стал каким‑то… угрюмо–молчаливым, что ли… Спросишь о чем‑нибудь, буркнет в ответ и снова в себя уходит, как улитка в раковину прячется. Не знаю, насколько это важно, но были звонки, которые, правда, вряд ли можно назвать угрожающими, однако…
Расскажите, это может оказаться важным, — подбодрил женщину Константин.
Думаю, примерно за неделю до Сашиной смерти было несколько звонков, которые начали меня раздражать. Я даже приревновала Сашу. Звонок, беру трубку — молчат. Он берет — отвечают… И так несколько раз. Тогда‑то я и решила, что баба ему какая‑то звонит…
Его спрашивали?
Конечно!
А он что?
Обычно отшучивался, а один раз разозлился: «Оставь, говорит, свою дурацкую ревность! Это мне по делу звонят».
Случайно не запомнили, когда звонили, хотя бы один раз: точное время или, может, день?
Мне как‑то в голову не приходило запоминать…
Может, все‑таки вспомните, когда был последний такой звонок? — настаивал Константин.
Да в тот же день, когда Саша умер, и звонили… Запомнила потому, что до этого старалась сама подбегать к телефону, но в тот раз трубку поднял Саша…
Слышали, что он говорил?
Саша все больше молчал. А вот выражение лица было очень мрачным и недовольным, а в конце разговора он произнес только одно слово: «Хорошо!» — и положил трубку…
Скажите, Алла Сергеевна, вы не могли бы ознакомить меня с вещами, которые были у вашего мужа в день смерти?
Собственно, там и смотреть‑то не на что: портмоне, где было шестьсот долларов, три тысячи рублей и визитки, часы «Ролекс», зажигалка, сигареты, ключи от дома… и все, пожалуй…
У него была машина?
Почему была, и есть, конечно… «Мерседес» сто сороковой, лонгированный, черного цвета…
«Точно как у Ростовского!» — отметил про себя Рокотов.
А в тот день где машина находилась?
Во дворе стояла, как и сейчас…
А ключи?
Какие ключи? — не поняла она.
От машины… Ведь среди предметов, которые были при нем, вы их не назвали. Может, забыли?
Нет, их там не было, — растерянно произнесла вдова. — Странно, Саша никогда с ними не расставался: одни были у него, вторые, запасные, у меня… Как он говорил, на всякий пожарный… — Она сглотнула подкативший к горлу комок.
Вы не можете посмотреть, где они, ключи то есть? — попросил Константин.
Пойдемте в Сашин кабинет…
В кабинете вдова взяла с письменного стола полиэтиленовый пакет и принялась доставать из него вещи мужа.
Это то, что мне вернули в милиции. Надо же, вот ключи… А я точно помню, что их не было! — растерянно сказала она.
А может, просто не заметили?
Так их не было и в описи… Вот, сами проверьте! — Женщина протянула ему копию описи, подписанную двумя сотрудниками милиции и понятыми.
У вас в квартире был кто‑нибудь, после того как вы получили эти вещи?
Нет…
А в милицию вы как добирались?
На Сашиной машине: моя‑то на профилактике… — Она наморщила лоб и вдруг воскликнула: — Господи, вспомнила!
Что?
Сашины ключи торчали в замке зажигания…
Не путаете?
Ничего подобного! Помню, подошла к машине, отключила сигнализацию, села за руль, хотела вставить свой ключ в замок, а там уже торчит Сашин ключ… Я была так потрясена смертью мужа, что не придала этому никакого значения. Подумала еще: надо же, Саша забыл…
Такого никогда раньше не было?
Саша был таким аккуратным и пунктуальным человеком, никогда ничего не забывал! — Она задумалась. — А не могло случиться так, что он сел за руль «мерседеса», вставил ключ, а тут подъехал кто- то из знакомых, и он пересел к нему…
А ключ, который никогда не забывал, на этот раз не вытащил… — задумчиво проговорил Константин.
Так вы считаете, что… — снова начала вдова, но Рокотов ее перебил.
Я всего лишь пытаюсь понять, как и почему ваш муж оказался за городом, практически один в лесу, — спокойно объяснил он и задал вопрос: — У него есть записная книжка?
Конечно! Обычно он всегда брал ее с собой, но в тот день она осталась лежать на столе.
Она была открыта или закрыта?
Не помню… кажется, открыта.
А где эта книжка?
Вот! — Алла Сергеевна кивнула на маленькую, в изящном кожаном переплете записную книжку.
Константин взял ее и раскрыл наугад. Наверное, любому известно, что если книга, или записная книжка, или толстая тетрадь долго лежит раскрытой на одной и той же странице, или если часто заглядывают на какую‑то страницу, то когда ее начинают листать, она обязательно распахнется на той же, привычной странице.
В глаза сразу бросился знакомый номер, записанный, как видно, совсем недавно. Просмотрев на всякий случай все записи покойного и не обнаружив ничего стоящего внимания, Константин поблагодарил вдову, попрощался и, оказавшись в машине, поспешил набрать номер, обнаруженный им в записной книжке покойного.
Это был номер Андрея Ростовского.
Здравствуй, Андрей!
Привет… Какие проблемы?
Ты сейчас не очень занят?
Вообще не занят: еду в «Диану» перекусить. Дима пригласил. Может, и ты со мной?
Не можем ли мы где‑нибудь пересечься до «Дианы»? — не отвечая на его предложение, спросил Константин.
А ты где?
На Савинковской набережной.
А я на Кутузовском проспекте. Давай у МИДа…
Через пятнадцать минут?
Буду…
Когда Ростовский подъехал на своем черном сто сороковом «мерседесе», Константин уже был на месте. Он приоткрыл окно своих «Жигулей» и знаком пригласил Ростовского пересесть к нему.
Что, серьезный базар? Но я своему Петру доверяю, как самому себе, — проговорил Ростовский, кивнув в сторону водителя.
Мне так удобнее, — заявил Константин. — Садитесь, господин Ростовский в «Жигули», не все вам в «мерседесах» разъезжать…
А мой подарок что, уже загнал? — спросил Андрей.
Ничего подобного: твоя «БМВ» стоит в гараже. Разве можно наживаться на подарках? Просто не хотелось привлекать излишнее внимание, — объяснил Рокотов.
И о чем базар? — спросил Ростовский, усаживаясь рядом с Константином.
Только договоримся сразу: если о чем‑то или о ком‑то не захочешь говорить, то скажи прямо, ничего не выдумывай!
Многозначительное начало, — нахмурился Ростовский. — Кому–кому, а тебе выложу все, что попросишь, — пообещал он, — спрашивай!
Ты знаешь некоего Дворыкина? — в лоб спросил Константин.
Дворыкина? — удивился Андрей. — А что, я непременно должен его знать?
Во всяком случае твой телефон записан в его книжке…
А кто он по жизни?
Хозяин бензозаправочной станции.
А, той, что под Подольском? Сашок… знаю такого! — Он брезгливо отмахнулся.
Расскажи подробнее, как ты с ним познакомился, — попросил Рокотов.
— Уверяю, ничего интересного для тебя нет!
И все‑таки.
Познакомил меня с ним один мой приятель, этот Сашок искал того, кто мог бы разрулить его проблемы…
С братвой, что ли?
Не совсем… Короче, насколько я помню, замусоренный криминал его доставал: настаивали, чтобы он отстегивал им за крышу, а он считал, что они много ломят. Поначалу я думал ввязаться, но когда узнал, что на него наседают парни, у которых все вась–вась с местными ментами, отказался.
Давно это было?
Что?
Встреча с Александром Дворыкиным.
Месяца два назад или больше, а что?
Коньки отбросил твой несостоявшийся клиент!
Кокнули? — спокойно спросил Ростовский.
Инфаркт…
Инфаркт? С побоями, что ли?
Нет, ни царапины…
Тогда зачем ты этим занимаешься?
Понимаешь, Андрюша, во–первых, вскрытие… его производил тот же самый профессор, что вскрывал и Мордковича. Он‑то мне и позвонил: сообщил, что клиническая картина смерти Дворыкина очень похожа на симптомы у Мордковича…
Мало ли совпадений?.. — не удивился Ростовский.
Во–вторых, его тело нашли в подмосковном лесу, одет он был в дорогой костюм, при галстуке…
Ограбление?
Исключено: ни денег, ни золотых часов не взяли… никаких следов борьбы не обнаружено…
И ты сразу сообразил, что здесь все не так просто? — скривился Ростовский.
А тут еще жена его… Сказала, что были какие‑то странные звонки…
С угрозами?
В том‑то и дело, что нет! Всякий раз, когда она поднимала трубку, молчали, а когда трубку брал он — отвечали, что вызывало у него раздражение и явное недовольство… Слушай, Андрюша, ты не мог бы пробить по своим каналам?
