— Да не о чем говорить, — резко сказала девушка в жилетке. — Хотя как ты там сказал? Смерть за смерть?
Черт возьми, и она была тоже очень быстра. Что они тут, стероиды жрут, что ли, какие-то?
Я даже не заметил, как в руках у нее оказался автомат, странный, совсем короткий, по сути, рукоять и ствол, я такого и не видел никогда.
А вот пламя, вырывавшееся из его дула, я заметил и даже успел резко броситься вниз. Точнее, почти успел, расстояние между мной и замершей толпой было не такое уж и большое, шагов двадцать — двадцать пять. Почти, но не совсем.
Боли не было, но в плечо как будто вдарили молотом, потом еще раз, и это заставило меня изменить траекторию падения, покатившись кубарем по траве.
Ну вот что тут за люди? Не могут без стрельбы. Сам ведь говорил недавно, что гуманизм на фиг не нужен, и, как видно, был прав. Не катят в этом мире переговоры, ни к чему они здесь. Автоматическое оружие требуется и отсутствие жалости к ближнему своему.
В процессе всего этого я услышал, как выругался Джебе, как вскрикнула Милена, как охнул кто-то в толпе. И еще как из леса сначала хлопнул одиночный выстрел снайперки, заставивший замолчать автомат, а после раздался рев Азиза:
— Хозя-а-аин!
И потом, в почти уже ночной тиши, гулко замолотил пулемет, заставив замершую на поляне толпу людей закричать от подступающего ужаса неминуемой смерти.
ГЛАВА 11
Произошло это все очень и очень быстро. Хотя тут, в Ковчеге, только переходы от места к месту долгие, потому что пешие, а все остальные события как экспресс летят.
Люди кричали громко и страшно, как и положено тем, кого уничтожают.
— Чертов арап! — донесся до меня вопль Голда. — Ты что творишь!
— Хозя-а-аин! — рычал Азиз. — Убили!
Тут пулемет стих — как видно, лента кончилась, и я, уже с пистолетом в руке, приподнялся над землей, озирая поляну.
Зрелище было жутковатое.
Там и сям лежали кучки одежды — Азиз поработал на славу, человек двадцать он отправил к Хлюпу, не меньше.
Лежали на земле и люди, да что там лежали — вжимались в нее в надежде, что пуля их не найдет. Полыхала пара шалашей, занявшихся от развороченных пулями костров, и это добавляло картине некоей апокалиптичности.
Нерационально, черт побери, Азиз поступил, среди убитых могли быть и полезные для нас граждане, так что вся эта бойня ни к чему. Хотя меня его действия совершенно не удивили. У Азиза другая ментальность, другая мораль, и отношение к жизни и смерти тоже совершенно другое, отличное от нашего.
На Черном континенте всегда была высокая смертность, а потому жизнь там ценилась не слишком высоко как в старые времена, так и в новые. Оружие вот ценилось да еда, а медикаменты и вовсе запредельную цену имели. А жизнь человеческая — нет. Рождаемость там никто не контролировал, она, как и смертность, была стабильно высока, а потому десяток-другой человек прикончить за то, что они криво посмотрели на князька какого-нибудь племени, являлось делом обычным. А уж если на него кто-то покусился, то это и вовсе повод для массовых репрессий.
Азиз выбрал принципалом меня, он видел мое падение после того, как в меня стреляли, а потому и сделал то, чему его учили и что вдалбливали годами в его круглую лысую голову. Он начал методично уничтожать тех, кто повинен в моей смерти или ранении. Подозреваю, что в сгустившейся темноте он не сразу разобрал, остался ли я в живых, но для него этот момент был не столь принципиален. Основное действие — сразу наказать виновных и устранить потенциальную опасность, а уж потом глядеть, что там со мной.
Я повернул голову налево. Джебе, как и я, приподнялся над землей, осматриваясь.
Потом я глянул направо, и мне захотелось пойти отнять у Азиза пулемет и закончить то, что он начал делать.
Милены не было. Была ее одежда, лежащая на траве сиротливой кучкой.
Что греха таить, мне она нравилась. Сильно нравилась. Я нормальный человек, нормальный мужчина, и рефлексы у меня тоже в норме, я не дух бесплотный. Да, иногда меня раздражала ее слишком активная гражданская позиция, несвоевременная доброта и все такое, но, повторюсь: она мне нравилась. И вот на тебе — какая-то погань в кожаной жилетке расстреляла девушку, на которую у меня были весьма четкие планы. Ну не свинство?
Ладно, ничего. Она возродится где-то неподалеку от крепости и, надеюсь, не слишком далеко убредет. Все равно надо Дергача и Флая искать, так что перероем весь лес и всю степь, найдем и их, и ее. Ее — в первую очередь. А значит, времени на то, чтобы закончить наши дела здесь, у нас не так и много, надо поспешать.
И еще — когда мы ее найдем, мне придется ей долго объяснять, кто такая она, кто такие мы и кто такой я. Плюс придется с огромной долей вероятности забыть о ее магических способностях. Нет, ну какие сволочи!
Хотя и я хорош. Чего ее с собой потащил, на эти самые переговоры? На что надеялся? На какое благоразумие? Вот оно, благоразумие — от плеча стегануть автоматной очередью по людям. Нас с Джебе лишь зацепило, а ей, судя по всему, по полной досталось.
А боли и в самом деле нет. И слабости нет. Если бы мне в прошлой жизни влепили пару пуль в плечо, то я бы без транквилизаторов так шустро не двигался.
— Не стреляйте, — раздалось от костров, это были голоса сразу нескольких человек. — Пожалуйста! Мы не хотели смертей! Это все Кара, она чокнутая была, она с Ромулом хороводилась! Вы ее уже убили, нас не надо!
— Не стрелять, — помолчав секунду, крикнул я. — Пока.
— Живой! — заревел Азиз. — Хозяин живой!
— Живой, живой. — Я пощупал плечо, обнаружил в камуфляже две дырки, подумал было рефлекторно: «Милена зашьет», — и сплюнул на землю. На душе было очень пакостно. Не зашьет. Убили Милену.
У костров заохали, и женский голос сообщил нам:
— Мы не виноваты! У нас и в мыслях такого не было — убивать кого-то.
— Живой! — отозвался и Голд. — Думал: все, каюк тебе, нам же тут не видно ни черта, против света. И что дальше делать будем?
— Дальше — больше, — сказал я. — Так, поселенцы, все дружно встаем, кладем руки на голову и строимся в центре поляны, там посветлее будет. Кто этого не делает, получает пулю. Если есть оружие, бросаем его на землю рядом с собой. Настя.
— Да, Сват.
Судя по голосу, Настя тоже крайне расстроилась из-за смерти Милены. Они, конечно, постоянно ругались, но все-таки были из одной стаи. И обе — из ветеранов, входивших в самый первый состав группы. Формально на этом никто не делал упор, но тоненькая грань между теми, кто стоял у истоков, и теми, кто пришел потом, существовала. Я про такое положение вещей знал, но делать ничего не собирался, — люди имеют на это право, главное, чтобы это не перерождалось в некое подобие сословной чванливости. Вот ее я намерен каленым железом выжигать, это зараза пострашнее ржавчины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
