— Конечно, Александр, — сказал Мятлев. — Говорите.
— Я не буду высказываться на экономические темы, — Гамильтон снял очки, протер, водрузил обратно. — Я узкий специалист. И я могу сказать, что изоляционисты настроены против любой войны. В этом отношении ничего не изменилось. Можно ожидать чего угодно, вплоть до диверсий. Даже здесь, в мегаполисе, изоляционистов поддерживает больше половины населения. А в сельских районах — это просто абсолютное большинство. Если бы на нас напали — другое дело. Но против агрессивной войны я возражаю. Категорически.
— Даже если эта война превентивная? — подал голос Бертон.
Гамильтон пренебрежительно усмехнулся.
— Снизу такие тонкости не видны. Уверяю вас. Если Альянс нападет на кого-то первым, мы получим реакцию общественного мнения. Соответствующую. Такую, что мало не покажется. Справимся, конечно, но обойдется это дорого. Думаю, что никакие экономические выгоды не стоят такой нестабильности дома.
Мятлев покивал ему.
— Спасибо, Александр... Что скажет на эту тему космофлот?
Бертон пошевелился.
— Мы выполним любую задачу, если она будет осмысленной. Ни в экономике, ни в политике я не разбираюсь. И мне, например, непонятно даже — против кого мы собираемся воевать. Здесь это не звучало.
— Резонный вопрос, — сказал Мятлев. — Патриция? Отто Васильевич? Что скажете?
Урбанович и Якоби переглянулись.
— Против Византии, — сказал Якоби.
Патриция Урбанович медленно кивнула.
— Я... понимаю, что Гондвана производит на нас гораздо более отвратительное впечатление, — сказала она. — Для нас, жителей республики... это понятно. Но сейчас мы всего лишь решаем задачу. Воевать против Гондваны — безумие. Она монолитна. Этой война нам сейчас не выиграть. А вот занять часть византийских планет, в случае, если распад Византии явно наметится — вполне реально. К этому надо просто быть готовыми.
— Быть готовыми... — пробормотал Бертон.
— Минуточку, Джеймс, — сказал Мятлев. — Эдмунд, вашего мнения мы еще не слышали. Хотите высказаться?
Эдмунд помедлил. Он достаточно знал Сергея Николаевича, чтобы понимать: это именно вопрос, а не требование в форме вопроса. Отказаться от обсуждения, сославшись на некомпетентность — вполне можно.
Только стоит ли?..
— Если меня что и смущает, так это отвлечение ресурсов от галактических исследований. Надеюсь, что оно окажется временным. С точки зрения чисто технической — мы готовы. Если нужно. С точки зрения кадровой... не знаю. В исследовательском флоте есть отличные навигаторы, но это, конечно, не военные пилоты. Ну а принять участие в дооборудовании кораблей...
— С кораблями все сложнее, — сказал Бертон. — Дело даже не в том, что мы не можем построить флот, который будет превосходить византийский. Если очень напряжемся — можем. Но людей, умеющих вести классические линейные бои, нам взять неоткуда. Поэтому... В общем, я не думаю, что строить линкоры — это хорошая идея.
— А есть другие варианты? — спросила Патриция.
— Есть. Господин президент?..
Мятлев кивнул.
— Говорите, Джеймс.
— Хорошо... Коллеги, сейчас я скажу то, чего еще не знает никто из присутствующих, кроме господина президента и господина Якоби. Год назад была заложена серия очень крупных кораблей, которые мы условно называем суперлинкорами. Все работы ведутся, естественно, на внеатмосферных верфях. В случае необходимости эти корабли можно выдать за строящиеся транспорты. Не буду пока вдаваться в подробности, скажу только, что сочетание огневой мощи и маневренности там... беспрецедентное. Готов из них сейчас один. Простите, "готов" — это означает, что готов корпус. А силовые узлы, начинка, вооружение... все это делается в десятке разных мест, хотя и по единым, конечно, стандартам. Подавляющее большинство исполнителей не знает, зачем все это. Так что можно сдать назад, если что. Но привести первый суперлинкор в рабочее состояние мы можем буквально за месяц. Так вот я хочу знать: настал ли для этого момент?
Гамильтон поднял руку.
— А что вы сможете сделать с одним кораблем?
— Провести локальную операцию, — сухо ответил Бертон. — Если вы думаете, что планируется война на сто лет — вы ошибаетесь. Разгромить весь византийский флот нам пока не по силам, но такая задача и не будет ставиться. И суперлинкор будет не один. Просто он станет основой флота.
Мятлев обвел собравшихся взглядом.
— Итак, мнения присутствующих ясны, — сказал он. — Голосования не будет. Адмирал Бертон, я приказываю вам расконсервировать первый опытный суперлинкор и подготовить его к операциям в Пространстве. Срок — три недели. Работы на других кораблях серии при этом не прекращать. Более мелкие заказы пересылайте лично мне, им будет дан приоритет. Министерству энергетики и министерству науки приказываю обеспечить космофлоту поддержку. Вопросы?
— У меня есть вопрос, — сказал Эдмунд. — Вернее, целых два. Первый такой: понадобится ли вам от нас помощь людьми?
Бертон ответил не сразу.
— Может быть, и да. Наши военные корабли... как вам сказать. Пилоты и штурманы у нас хорошие. Безусловно. Но они привыкли к работе на трассах. В пространстве, провешенном вдоль и поперек. Привычки к нестандартным условиям навигации там нет никакой. Просто не было нужды... В общем, я думаю, что тут министерство науки может помочь. По крайней мере — одним человеком.
— Капитан суперлинкора?
Бертон кивнул.
— Хотите, чтобы я позвал на эту должность кого-то из командиров дальних экспедиций?
Бертон пожал плечами.
— Вам виднее. Идея, конечно, парадоксальная... но вполне вероятно, что нам такой человек и нужен.
Эдмунд задумался.
— Интересная мысль, — сказал он. — Да... я думаю, что подходящие люди в исследовательском флоте как раз есть.
— И вы беретесь такого найти?
— Да, — сказал Эдмунд. — Это будет приказ, или он может и не согласиться? Приказать в данном случае трудно...
— Никаких приказов, — сказал Мятлев. — Ни в коем случае. Предложите. Откажется — откажется. Только попросите его не болтать, но тут уж, думаю, проблем не будет... Слушаю ваш второй вопрос.
— Название корабля?
Мятлев и Бертон посмотрели друг на друга.
— А ведь верно, — сказал Мятлев. — Пора. Эдмунд, а вы не хотите его окрестить?
— Хочу, — сказал Эдмунд.
В тридцать лет Алексей Торсон встретил девушку, о которой мечтал всю жизнь.
То есть это он потом понял, что на самом деле мечтал.
Эльга — так ее звали. Они встретились в университете Исаака Ньютона, в главном корпусе, на галерее между псевдоитальянскими башнями. Случайно. Был канун первого мая, традиционный для учебных заведений Альянса студенческий праздник. Темнело. Переходя по галерее — она была открытой и выходила на восток, — он замедлил ход, глядя в небо. А потом и остановился. Бездонная, кобальтовая синева. Алексей знал, что этот цвет продержится считанные минуты...
— Смотри, какое небо, — сказал он проходившей мимо девушке.
В другое время он никогда не заговорил бы на такую тему с незнакомым человеком. Но встреча выпала именно на тот час — может быть, единственный в году, — когда никто бы не удивился.
Они проговорили, стоя на том же месте, часа полтора. Он не помнил, о чем. А потом девушка взяла его за руку, и он ее обнял.
К этому моменту он уже знал, что не расстанется с ней ни за что.
Эльга потом говорила, что и у нее было такое же чувство: будто вернулась на родину.
Часам к трем ночи они с трудом разошлись, запомнив наизусть контакты друг друга и договорившись обязательно, что бы ни случилось, встретиться здесь же через неделю. Раньше не получалось: Эльга сдавала докторантские экзамены, а Алексей вообще был в университете как гость, приглашенный, чтобы провести семинар у физиков, и улетал на следующий день. Ничего это уже не меняло.
Общались они с этого момента постоянно — уж хотя бы по комму. А в конце июня, когда у обоих выдалась свободная неделя, они поехали в Лансинг. Очаровательный город, сочетающий в себе все архитектурные стили от рококо до неоиррационализма и полный милых неожиданностей. Там, на площади у памятника Томмазо Кампанелле, Алексей формально предложил Эльге связать с ним свою жизнь. И получил согласие.
Потом начались хлопоты. Алексей в эти месяцы горел: он заканчивал стажировку, за которой должно было последовать назначение в звездную экспедицию. Не будет преувеличением сказать, что он шел к этому с детства. Может быть, тут сказалась кровь далекого предка, когда-то открывавшего Антарктиду вместе с Беллинсгаузеном. А может, дело было просто в детских книгах... Ему было лет восемь, когда он впервые об этом задумался, и лет четырнадцать, когда он окончательно понял, что шансы стать путешественником есть далеко не у каждого. Изучение незаселенных областей Пространства не может быть частным делом, уже хотя бы потому, что оно требует кораблей специальной постройки. В этом отношении Галактика напоминает Землю эпохи Возрождения, где трансокеанские путешествия точно так же не могли быть самодеятельностью. Если хочешь получить шанс — надо готовиться. И иметь запасные планы на жизнь, чтобы не остаться ни с чем. К тридцати годам Алексей считал себя готовым. Он защитил два диплома — по астрографии и по флюктуативной психологии. Он имел небольшую, но серьезную научную репутацию. И наконец, он уже был очень неплохим штурманом. Место в звездной экспедиции было ему обещано... Почти обещано.
