шутки и приколы, о которых никто не в курсе. И каждый раз, когда промелькивало это общее, Марго морщилась и делала вид, что она не при чём, украдкой поглядывая на Рыжего, а Болото с каждой секундой всё больше петушился, давая всем понять, как много его с Ритой теперь объединяет. Рыжий, в свою очередь, совершенно не обращал на них внимания. Он не старался не смотреть на них, но и не задерживал взгляд дольше, чем на ком-либо. Саня подтянулся со своего райончика. И Грач с Родей не пропустили встречи, и мы даже сами позвонили Глебу. В общем, компания была в сборе.
Был тёплый, безветренный вечер, когда подошли девчонки, солнце едва начало закатываться за дома, и в его золотых ещё лучах Асины волосы сияли пожаром, а на щеках играло пламя румянца, совершенно стёршееся из памяти за весь март, а с ним и февраль и январь (все те месяцы, когда мы виделись редко, а если и виделись, то под тусклым электрическим светом). Она, заметив, что я пялюсь на неё (как дебил), лукаво спросила: «Чё уставился? Соскучился?» И я ничего не мог сказать, кроме как правду: «Да». Пацаны заржали, но поняли. Они тоже соскучились. Мы обнимали девчонок, они давали обнимать себя, смеялись и признавались, что тоже скучали. Всё это было как в сказке. Правда.
– Ребят, может, шашлыки замутим? – раззадорилась Ася.
– Ась, бл*, среда же.
– Ну и что, у вас бабло есть? Чего там надо. Скинемся и погнали на Лёхиной тачке в магаз.
– Какого Лёхи? – подстебал её Грач, мы все заржали, а оба Лёши попытались выдавить из себя подобия улыбок.
Шашлыки. В апреле. Почему бы и нет? Лучшие идеи приходят спонтанно. Сам не понимаю, как мы в тот день так удачно собрались и так быстро всё организовали. Разделились – кто пойдёт устраивать место в лесопарке, кто поедет за всем необходимым, а кто останется тупить на ранчо, попутно созывая всех на организовывающуюся тусовку. Работа ли, учёба ли – всем было всё равно. Весна вступила в свои права, разве можно было сомкнуть глаза до рассвета?
* * *
Костёр горел ярко-ярко. Ночь была черным-черна-черна. Земля была сухой, но из-за периодических ночных морозов ещё не успела покрыться зеленью и хрустела под ногами прошлогодней жухлой травой обледенелыми листьями. Мы нашли извечное костровище, годами собиравшее вокруг себя не одну компанию, купили дров, угля и жидкость для розжига, поставили два дешёвеньких мангала, в которых потрескивали ярко-рыжие угли, коптя покупное маринованное мясо, рядом горело пышное пламя, согревающее всех вокруг.
Сигаретные огоньки сливались с улетающими в звёздное небо искрами, алкоголь лился по пластиковым стаканам, быстро унося нас от состояния сладкого предвкусия первого глотка до состояния, когда ты оказываешься в калейдоскопе: моменты хаотично складываются в случайную картину, вырванную из реальности разбегающимися чувствами.
Марго стояла с Рыжим, прижавшись спиной к его груди. То и дело он опускал голову, его подбородок слегка касался её плеча, а её волосы щекотали его щёку и лезли в нос, заставляя постоянно морщиться и поправлять их своей рукой. Руки то скользили по девичьей талии, то были спрятаны в передние карманы её джинсов. Все искоса наблюдали за ними и за Болоцким, сидевшим на корточках по другую сторону костра, не в силах отвести злобный взгляд от парочки. Когда какая-то из головешек трещала от жара и выпускала столп искр, мне казалось, что виною тому была не физика тепла, а гнев его глаз, просверливающих не только парочку, но и всех нас. Мы все делали вид, что ничего не происходит, но каждый косился то на парочку, то на бедного Лёшу. Рыжий победоносно щерился, стреляя во всех глазами, словно пытаясь сказать: «Поняли? Поняли, кто здесь лучший?» Его бесспорный, бессловесный триумф. Маленький, невинный, но такой значительный.
Калейдоскоп вертелся всё быстрее, и картина перед глазами принимала всё более причудливые формы, далёкие от реальности, оставленной по ту сторону леса, – весенней будничной ночи, погрузившей жителей района в сон. Цветные обломки этой ночи: Захар и какой-то малознакомый мне парень (на тусу стёкся народ со всего района) пытаются устроить рэп-баттл, высмеивая друг друга. У Захи получается довольно складно и смешно, он самодовольно лыбится и читает ещё круче, что приводит всех окружающих в полный восторг. Грач обеими руками крутит шампуры, не выпуская из зубов сигарету, мечущуюся от одного уголка его рта к другому. Ася сидит на бревне с Саней и Родей в Родиной толстовке с лейблом и надписью «Москва» по-английски. Вся толстовка покрылась пятнами краски ещё прошлым летом, когда мы ночами гуляли по городу и рисовали на стенах. Обломки ночи становятся прошлым, как-то странно вклинившимся в настоящее.
А потом была чернота, словно кто-то в шутку прикрыл обратную сторону калейдоскопа ладонью и открыл только спустя несколько часов. Следующим воспоминанием об этой ночи был тёмный лес, особенно чёрный после того, как пьяный взор долгое время цеплялся за яркое пламя. Хруст веток под ногами. Резкий запах весны, исходящий от остатков талого снега, то тут, то там сереющих под голыми, безжизненными ещё стволами. Было довольно холодно, но после зимы апрельская прохлада была теплом. Проснувшись следующим днём и начав собирать пазл из разрозненных воспоминаний прошедшей ночи, мне потребовалось усилие, чтобы восстановить облик того, за кем я шёл по лесу. Как только чёрный силуэт впереди идущего обрёл личность, все последующие события потянулись цепочкой случайностей и закономерностей из мглы пьяного забытья.
Я иду за Болоцким, замутнённым сознанием улавливая, что идёт он напролом, ожесточённо отмахиваясь от прутьев кустарника, хлещущих по разгорячённому лицу холодными голыми лезвиями. Мы с Вано (как оказалось, с Вано) очутились на какой-то опушке, с откуда ни возьмись нарисовавшейся посреди леса детской площадкой, которую беспощадно крушит Лёша. Мы пытаемся его успокоить. Я мямлю что-то едва вразумительное: «Да забей ты. Она дура!» В ответ он кричит ругательства на Марго, говорит, что убьёт Рыжего, как сумасшедший кидается в обратном направлении, но Вано хватает его сзади за плечи, встряхивает, велит ему успокоиться и не устраивать истерик у всех на виду.
Всё это действо кажется мне в ту минуту жизненно важным. Глубоко драматичным. Кажется, что мы вершим судьбы. Мудрые миротворцы. Болото отталкивает Ваню и бежит обратно к компании. Мы бежим за ним, и вдруг я теряюсь, начинаю хаотично метаться в темноте. Трезвым умом я бы без труда нашёл выход из нашего леса даже с закрытыми глазами, ведь за жизнь мы тысячу раз излазали его вдоль и поперёк. Не знаю, сколько времени я плутал по едва видимым в заутренних сумерках дорожкам.
