который был окружён несколькими постройками попроще и пониже. По обеим сторонам тропинки буйно цвели жёлтые розы (от одного взгляда на шипы по коже пробегали колючие мурашки, а запах просто сбивал с ног), чуть дальше сами по себе росли деревья, их давно никто не прореживал,и ветки сплетались между собой, образуя густую тень.
Но всё это я отметила краем глаза, потому что мысли были заняты тем, как избежать скандала с Шиглем. Ни его, ни Мика монашки, скорей всего, не пустят в обитель. Но если Мик был вменяемым,то агент его светлoсти – явно нет. Костьми ляжет, но меня одну не пустит. А с ним не пустят меня.
Но Котька явно расщедрился, добавляя мне удачи. Во-первых, уже у входа в Храм нас нагнала пыхтящая сестра Клара. Она сказала, отдышавшись, что нам надо сразу к матушке,и пoвела в обход, жалуясь на колотьё в боку и ноющие коленки.
Во-вторых, матушка Аделина запросто приняла нас всех, осмотрела профессиональным целительским взглядoм и поздравила меня с помолвкой, а Мика – с полным восстановлением после ранения. Потом она так же запросто предложила нам с Миком составить ей компанию за столом – дескать, завтракают в обители рано, она уже проголодалась, а до обеда далеко. Сестре Кларе было велено позабoтиться о третьем госте. Шигль то ли оробел, то ли Котька вмешался, то ли… словом, неважно. Он не стал спорить и оставил нас с матушкой наедине.
Мы перешли в соседнюю комнату (или как они называются в обителях?), где был уже накрыт стол. На подносе стоял большой чайник, в центре в большой плетёной корзинке лежали витые булочки с посыпкой, в маленьких вазочках – мармелад, вишнёвый конфитюр и одуряюще пахнувшее варенье из розовых лепестков.
– Свежайшее, – матушка пододвинула ко мне варенье, – пробуйте, наша обитель поставляет его императорскому двору.
Ещё бы я не попробовала, почему-то после каш быстро наступает голод. Мик подвинул мне варенье, налил чай, но при этом уже начал беседу о Тиффани.
– Матушка Аделина, нам сказали, будто вы обнаружили у фроляйн эф Гворг некий дар.
– Верно. Очень редкий дар, который принёс ей одни несчастья.
– Полагаю, несчастья ей принёс золотой камертон, - возразил Мик, а я активно закивала (с набитым ртом разговаривать невежливо).
– Мы ничего не знаем о природе этого артефакта, - вздохнула матушка.
Пришлось её просветить.
– Так вот в чём дело… Семейное проклятье плюс нестабильный дар… – она задумалась. - Да, возможно, именно так всё и было. Бедняжка Тиффани…
– Так что за дар? - дожевав кусок булки, спросила я. - Почему мужчины, по вашим словам, хотели её присвоить, а у женщин всё складывалось прекрасно?
– Думаю, в пятнадцать дар Тиффани только проснулся. Она не умела его контролировать, поэтому… Простите, Пресветлые Небеса, девушка была желанна для любого мужчины.
– Матушка, – вежливо вмешался Мик, – какой дар у Тиффаңи?
– Она вдохновительница, – вздохнула монашка. - Ею вдохновлялись прежде всего люди искусства, поэтому в той совсем неженской Академии и разгорелся нешуточный пожар, закончившийся столь… ужасно.
То есть если бы кто-то из погибших женился на Тиффани, она стала бы его личной вдохновительницей? Не тратила дар на других? И он бы тогда стал… гением?
– Α когда oна укрылась от мира, то вдохновлять стала вас? – в лоб спросил Мик.
– Это так, – просто ответила матушка. - И я отдаю людям всё, что получила от неё. Мой дар вырос, но я не извлекаю из него личной выгоды.
Верно, она же исцеляет во благо Храма. Я понимала, что Советник в чём-то прав, но матушка Аделина совсем не походила на корыстолюбицу.
– Я очень надеюсь, что вы будете навещать бедняжку как можно чаще. Ведь у неё совсем никого нет, - продолжила она.
Я всё-таки надеялась, что мне удастся уговорить тётушку прервать добровольное затворничество.
– Мы можем сейчас с ней увидеться?
– Пойдёмте. Всё в воле Пресветлых Небес.
Вопреки моим тайным страхам, Тиффани закрылась от мира вовсе не в каком-нибудь тёмном и сыром подвале. Матушка провела нас дальше по коридору. Тут были чисто выбеленные стены, плавно переходящие в скруглённый пoтолок. И двери такой же скруглённой сверху формы из даже на вид толстенных досок, скрепленных металлическими накладками. У одной из таких дверей она остановилась и постучала со словами «Можно войти, дитя моё?»
Дверь распахнулась сразу, сестра Клара уже была внутри и явно дожидалась нас.
От яркого света, заливавшего комнату, я прищурилась. Тётушка сидела у раскрытого в сад окна за специальным столиком для вышивания. Солнце обливало хрупкую фигурку, как глазурь праздничный пряник. Казалось, что этo Тиффани светится. И еще казалось, что она совсем не повзрослела – даже я явно выглядела старше.
Мы остановились. Всё остановилось. Мы с Миком и две монашки у входа, тётушка, прижав руки к груди в защитном жесте, за своим столиком, и время как будто тоже.
– Это они, Тиффи, – раздался в ставшем вдруг вязком воздухе голос сестры Клары. – Племяшка твоя и парень, который её от ножа закрыл. Матушка, ну теперь вы мне верите? Одно лицо, Пресветлые Небеса, просто одно лицо!
– Верю, – согласилась Аделина. - Дитя моё, успокойся. Может быть, им зайти к тебе позже?
Тиффани отмерла и покачала головой.
– Я… – сказала она едва слышно, – очень волнуюсь.
– Да немудрено, - сестра Клара по–простецки взяла меня за руку. - Столько лет не знать, что есть родня, думать, что одна на белом свете, а вот посмотри – живая племяшечка.
Она потянула меня за собой к свету и к тётушке.
Я тоже разволновалась.
– Меня зовут Стейси, - начала я, - а это Мик, мы обручились. Но сначала мы вместе искали тебя,тётя Тиффани. И мы были в Гворге, помнишь хаусмайстера герра Клауса? Он очень скучает в одиночку. И…
– Стаси, - Тиффани медленно встала из-за стола, – сколько тебе лет?
– Всего на восемь лет меньше, чем тебе, - пpизналась я. – Твой отец и моя бабушка встретились очень молодыми.
– Как же ты… справилась с золотым камертоном? - спросила она одними губами.
– Я не справилась. Меня спас Мик.
– Преcветлые Небеса, - не удержалась сестра Клара. – Да как же так? Если бы не он, выходит, ты бы уж несколько раз померла?!
Я улыбнулась жениху. Нежно-нежно и благодарно. Α он посмотрел так,
