Сережка пребывал в задумчивом состоянии. В принципе, он вполне мог и не оказаться в Панджшере. Перед рейдом лейтенант собирался жениться и должен был ехать в посольство расписываться. Но в последний момент передумал. Из-за чего-то поругались с невестой, и он сказал, что свадьбы не будет. Мол, иду в рейд, а после рейда посмотрим. Невеста вспылила и разбила в гневе четыре литровые бутылки водки, приготовленные для мероприятия, одна об другую. Разговор едва не закончился дракой. Ночью батальон отправился на боевые действия, а утром Золотарев из Центра боевого управления вызвал Ветишина обратно в полк. Девушка умоляла его вернуться.
На вопрос Сергея, что ему делать, Подорожник, хитро глядя на Ветишина, сказал:
– Наломал дров, набедокурил, а теперь не знаешь, как поступить? Делай так, как совесть подскажет. Вернешься в Кабул – Бог тебе судья. Может, там твое счастье. Но взвод останется брошен на сержанта Якубова. Гурбон – только набирающийся опыта, молодой сержант. Справится ли? Не наломал бы дров! У меня лишних офицеров, чтобы тебя заменить, нет.
– Наверное, останусь. Не поеду. Вот отвоюем, а потом, может, помиримся. Подумаем еще раз. Что скажешь, Никифор Никифорыч? – спросил Серега, ища поддержки.
– Пошли с нами. В горах будет много свободного времени, там спокойно обмозгуешь. Оставайся, Сережка! – предложил я.
– Решено! Никуда не возвращаюсь! В Панджшер! – махнул рукой Ветишин.
Наверное, это судьба. При десантировании пара пулеметных очередей попала в борт, на котором он летел. Уцелел. Теперь ему выпало выход из этого кошмарного ущелья прикрывать.
Я приветливо помахал Сергею. Он в ответ грустно улыбнулся. Управление торопливо двинулось вслед разведвзводу. Мы спешили покинуть неприветливые, таящие постоянную угрозу места.
Разведчики спустились с террас и по ручью быстрым шагом пересекли кишлак. Теперь наш черед испытать удачу. Едва на краю последней террасы показались связисты и минометчики, как горы ожили. Со всех сторон ударили автоматы, пулеметы, заработал миномет, и среди камней разорвалось несколько минных фонтанчиков. Взрыв одной из мин бросил нас наземь. Осколки с противнейшим визгом пролетели над моей головой и застучали по камням. В этот раз пронесло. Кусочек металла сбил с головы Подорожника кепку, едва чиркнув по макушке, а большой острый камень рассек лоб. Я прижался затылком и спиной к огромному валуну, а ноги и задница остались без прикрытия. По ним забарабанили камни и земля. Черт! Только минометов не хватало!
Все быстро спрыгнули с террасы и прильнули к выложенной из камней шершавой стене. Пока что было не понятно, откуда конкретно стреляют. Казалось, огонь велся отовсюду. Мы действительно оказались в огненном мешке. Четыре вросших в землю домика с противоположной стороны были переоборудованы в блиндажи и доты. Узенькие, подслеповатые окошки-бойницы изрыгали из своих недр огневой шквал. Откуда-то с гребня горы, из кустарника, включились в бой крупнокалиберные пулеметы. Издали плевался минами миномет. Цепочка из нашей пехоты, вжимаясь в грязь, поползла от стены в ручей к массивным валунам. Я оглянулся назад и понял, что обратной дороги нет. Из тех домов, что проверили разведчики, тоже стреляли автоматчики и гранатометчики. Повылезали из норок и тайников, гады! Ловушка захлопнулась…
Позади на тропе валялся АГС, рядом вверх ножками – станок, а вокруг раненые солдаты. Гурбон Якубов подтаскивал кого-то в укрытие, а остальные, кто был в сознании и мог стрелять, вели огонь. Кто не мог, бессильно лежали на земле. Их стоны доносились сквозь автоматный треск.
Я отстрелял «муху» в одно из строений. То же самое сделал Вадик Хмурцев. На минуту помогло, я надеялся: кто-то из духов умолк навеки.
Комбат, сидя за камнями, вызывал артиллерию на себя. Минометчики воткнули в землю «трубу» и с руки принялись посылать мину за миной в дальний кустарник. Скорее всего, миномет духов работал оттуда. А может, если повезет, Болчук зацепит кого-то из вражеских пулеметчиков.
Бойцы лежа передавали мины, которых было немного, штук тридцать. Этого хватило продержаться до открытия огня артиллеристами. Самоходки и гаубицы из-за гор взялись обрабатывать склоны. Снаряды ложились к нам ближе и ближе. От точных попаданий сложились, словно карточные домики, пара хибарок. Но даже из развалин, из полуподвальных помещений кто-то упорно продолжал стрелять. Хорошую встречу нам тут приготовили. Горячую!
Накрытые артиллерией пулеметы и миномет мятежников замолчали, но духовские автоматчики только усилили стрельбу.
Гурбон дотащил к нам первого раненого. Это был Ветишин! Надо же, как глупо вышло! Вместо свадьбы получить пулю! Серега лежал перепачканный кровью, которая сочилась сквозь бинты. Глаза закрыты, лицо землистого цвета, он уже не стонал. Без сознания…
– Гурбон! – крикнул я сержанту. – Куда его задело? Он весь в крови!
– Две пули в животе и осколками перебита нога, – объяснил Якубов, растирая по лицу кровь, пот и грязь.
– Тебя задело?
– Нет, это кровь лейтенанта Ветишина.
– Кто еще ранен?
– Почти весь взвод. Вагриса убили, а еще четверо перевязываются. Абдулаев отстреливается, а остальные уже не стрелки. Я поползу Сидорова выносить, ему в грудь попали.
Сержант вернулся обратно, а мы усилили огонь для прикрытия. И вскоре выбрались трое легкораненых, тянувшие за собой бездыханное тело друга. Гурбон вытащил еще одного тяжелораненого. Абдулаев притянул за лямки АГС в чехле, громко крича что-то на родном языке и ругаясь по-русски. Из всех фраз я узнал узбекское «джаляп» и услышал множество родных выражений. Могуч русский язык! Мощнее и сочнее его ругательств не сыщешь! Сейчас даже афганцы по-русски матерятся.
– Василий Иванович! Станок от гранатомета забирать будем? – спросил я у комбата, продолжавшего вместе с капитаном-минометчиком корректировать артиллеристов.
– На хрен он сдался! Пусть валяется. Не поползем за ним: он под прицелом. Можем еще кого-то потерять. Оставим духам трофей для отчетности. Их очередь на себе станок тягать по горам.
В небе появилась четверка штурмовых вертолетов. «Крокодилы» встали в карусель и принялись осыпать «нурсами» ущелье. Металл засвистел осколками повсюду. Рассыпалась еще одна «избушка», загорелся сарай, вспыхнули стожки сена, в которых прятались мятежники. Отпрятались! Комбат отдал приказ на прорыв. Разведвзвод, оседлав господствующую вершину, отбивался от наседавших на них духов, обеспечивая проход. Бородатые опоздали буквально на считаные минуты и не успели опередить Пыжа. Комбат, связисты и ходячие раненые, низко пригибаясь, побежали по ручью, то и дело падая в воду. Переползая, перекатываясь, прыгая с места на место, передовая группа добралась до поворота реки. Затем унесли Ветишина и еще двоих тяжелораненых.
– Гурбон, бери убитого и уползай! – скомандовал я Якубову.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант! Ухожу, – ответил сержант.
Он взвалил на себя труп и, низко пригибаясь, побрел между валунов. Вместе с ним ушел и Чухвастов с Сероиваном. Остались только минометчики и второй взвод.
– У тебя к миномету есть мины? – поинтересовался я у Волчука.
– Ни одной. Теперь миномет, как труба от самовара. Пользы никакой, только еще одна обуза на нашу голову.
– Ну тогда, Сашка, пусть расчет уходит за комбатом, – предложил я. – Да и ты с ними.
– Никифорыч, а с АГСом что делать будем? Три ленты есть, а гранатомет лежит без толку! – проорал мне в лицо оглушенный офицер-минометчик.
– А что делать без станка? Как стрелять из него? Не удержишь в руках! – воскликнул я, досадуя.
– Это нормальный человек не удержит! Посмотри, как я с ним ловко управляюсь!
Волчук снял чехол, взгромоздил гранатомет на большущий камень, нажал на спуск и не отпустил его, пока не расстрелял ленту. Тут же бросил АГС на землю и запрыгал, дуя на пальцы.
– Сука! Отбил мне пальчики! Дергается, зараза! Еле удержал. Прыгает, словно мячик. Отдача сильная, неустойчив! Я сейчас его вон на тот высокий пень положу и оттуда постреляю!
Старший лейтенант перебросил через плечи обе ленты с гранатами, повесил на шею автомат и с гранатометом в руках перебрался к поваленному дереву. Через пару минут Александр принялся молотить по кишлаку. Когда выстрелы прекратились, минометчик заорал:
– Амба! Гранаты кончились! Более прикрывать отход нечем. Надо быстрее отсюда выбираться!
– Сашка, возвращайся! – крикнул я в ответ. – Окружат!
– Нет, замполит! Твоя очередь, ты как-никак замкомбата! Иди вперед, мои минометчики следом, а вторая рота прикроет!
«Рота… Восемь человек… Сильное прикрытие!» – подумал я.
– Серега! – обратился я к стреляющему по развалинам Шкурдюку. – Я побежал, а вы по очереди за мной!
Замполит роты кивнул в знак согласия и перезарядил автомат. Пятьдесят метров открытого пространства. Полсотни метров смертельного риска, ожидания пули в спину… На занятиях по физподготовке при беге в сапогах с низкого старта это семь-восемь секунд. С мешком на плечах и автоматом в руках – секунд пятнадцать – двадцать. Но здесь ускорение придают свистящие вражеские пули.
