Принадлежащий Беллендору особняк располагался в длинном ряду похожих домов, двух- и трёхэтажных, одинаково роскошных, окружённых зелёным кольцом небольшого сада и высокой фигурной оградой. Я попросила зафир не подъезжать прямо к гостеприимно распахнутым воротам, но остановиться поодаль, в конце улицы. Люсьен вышел первым и, засунув руки в карманы куртки и ссутулившись, отправился на разведку.
– Катрино, всё запомнил? – осведомился Виргил, поправив занавески на обоих окнах зафира так, чтобы в случае чего нельзя было рассмотреть сидящих в салоне.
– Там было, что запоминать?
– Вдруг тебе что-то да непонятно…
Следовало признать, что фрак Филиппу к лицу. Куда больше, нежели избыток кружев, золотого шитья и драгоценностей. Равно как и тщательно причёсанная шевелюра и аккуратная бородка а-ля эспаньолка.
– Варвара?
– Что? – я нетерпеливо поёрзала.
– Ты всё запомнила?
Платье было в пол, алое, в меру облегающее, с длинными рукавами и без сколько-нибудь заметного декольте. Открытыми оставались шея, плечи да часть спины, заманчиво белевшая под клинообразным вырезом, стянутым нечастой шнуровкой. Майе фасон понравился, она даже пожалела, что такая мода вряд ли в ближайшее время доберётся до Риджа. Мои мужчины же, узрев вырез на спине и оценив его глубину, подзависли конкретно. Все трое причём. Но быстро взяли себя в руки и пялиться в открытую перестали. Разве что нет-нет да поглядывали украдкой. Люсьен и Виргил, думаю, и потрогать бы не отказались, однако дела не ждали.
– Да.
– Не ешьте, не пейте, старайтесь ни с кем не заговаривать, но если всё же придётся, врите слаженно, – от дополнительного инструктажа Виргил не удержался. – На виду долго не маячьте, чем меньше гостей вас запомнит, тем лучше. Заодно будет меньше желающих подойти и полюбопытствовать, на каких мероприятиях вы могли встречаться раньше.
Платье дополняли палантин в тон, нарочито простая причёска и вечерний макияж, от вида которого на собственном лице я, признаться, отвыкла. Для посещения салона Майи красили меня проще и глаза не подводили. Хорошо хоть, местные модные поветрия не дозрели ещё до пятнадцатисантиметровых шпилек, и каблуки туфель были невысокими и устойчивыми.
Вернулся Люсьен, рассказал кратко, как обстановка. Виргил выслушал и кивнул нам с Филиппом.
Что ж, вперёд.
До особняка Беллендора прогулялись пешком. Странным это не выглядело – ближайшие соседи Николаса тоже пришли пешком. Оно и понятно, держать собственный выезд в большом городе роскошь, что не каждому по карману, приличный наёмный экипаж уж точно обойдётся дешевле. Да и автомобили, судя по их количеству, становились доступнее не по дням, а по часам.
Перед воротами особняка мы непринуждённо влились в общий поток прибывающих пешком, в каретах и на машинах. Миновали узорчатую арку и прошли по короткой мощёной дорожке. Поднялись по ступенькам высокого белоснежного крыльца и переступили порог дома. За распахнутыми дверями начинался просторный холл с мозаичным полом и изгибающейся дугой лестницей. Двое лакеев принимали у гостей плащи и головные уборы, если таковые имелись в наличии, и с поклоном предлагали повернуть направо. Справа располагалась гостиная, то ли переходящая во вторую гостиную, то ли бывшая первым помещением в анфиладе комнат.
Мы чётко следовали инструкциям Виргила: двигались неспешно, не глазели по сторонам в открытую, улыбались, кивали и приветствовали людей, которых видели первый раз в жизни, так, словно давно знакомы уж если не плотно, то хотя бы шапочно. Собравшиеся в ответ улыбались, кивали и здоровались с нами, не желая демонстрировать, что они не просто нас не помнят – знать не знают. Филипп заверил, что в светской тусовке Риджа та же история: кто-то кого-то не помнит, кто-то кого-то действительно не знает, кто-то с кем-то пересекался при обстоятельствах, кои обе стороны предпочли бы забыть, и в результате при любом раскладе все старательно делают вид, будто знают всех присутствующих. Единственное, кого нам поначалу следовало избегать – хозяина дома, которого надлежало поприветствовать сразу по прибытию. Приветствовать Николаса мы не собирались и потому сразу попытались отыскать его глазами.
– Вон он, – Филипп небрежным жестом указал на мужчину, стоящего возле разожжённого камина в компании двух барышень и одного молодого человека. К ним то и дело подходили прибывающие гости, здоровались, обменивались дежурным набором фраз.
Николас был в меру высок, темноволос, синеглаз и хорош собой. Без пышущей из всех щелей подчёркнутой брутальности, но и не слащаво смазлив. Есть чем увлечься девушке, особенно девушке, внимание к которой мужчины проявляли весьма дозированно. С сестрой короля, как-никак, не шибко забалуешь.
– Он тебя не узнает? – спохватилась я запоздало.
– Нет.
– Уверен?
– Уверен. Полагаешь, озейн Беллендор запомнил всех, кого видел при фартерском дворе? Даже если моё лицо ему покажется знакомым… что ж, мало ли кто кого и при каких обстоятельствах видел? Я уже говорил, никто не признается.
Тем не менее, Филипп увлёк меня в соседнее помещение, оказавшееся чем-то вроде музыкального салона, меньше гостиной заставленного мебелью, зато с пианино. Народу тут хватало, бродили взад-вперёд парочки, собирались небольшие компании. Между ними шмыгали лакеи с подносами, и Филипп остановил ближайшего, взял два бокала с шампанским. Один передал мне, второй пригубил сам.
Я тоже пригубила, но и только.
– Ждём, когда основной поток прибывающих иссякнет, отсчитываем десять-пятнадцать минут и выходим?
Филипп кивнул, и мне почудилась рассеянность в простом этом движении. По сторонам он посматривал так, словно узрел нечто давно не виденное, и теперь не мог решить, как относиться к внезапному явлению.
– Только не говори, что тебя смущают фраки и отсутствие пышных юбок на дамах, – прокомментировала я.
– Нет.
– Тогда мой вырез, – я подавила дурацкое, совершенно неуместное желание скинуть палантин с рук, повернуться к сочетаемому спиной и покрутить бёдрами для лучшего, так сказать, обозрения.
– Нет, – Филипп наконец посмотрел и на меня. Странно, я бы сказала, посмотрел, пытливо. – Ты сегодня выглядишь…
– Как?
– Очень непривычно.
– Охотно верю. Мне и самой непривычно. Обычно я редко так основательно крашусь. И скажу тебе по секрету, вечерние платья с вырезом до задницы я обычно тоже не ношу.
Минуту-другую мы молчали, иногда притворяясь, будто здороваемся с мимо проходящими. Люди вокруг беседовали и шептались, звенели бокалы. Затем Филипп ещё раз огляделся и понизил голос.
– Варвара…
– М-м?
– Я давно хотел тебе сказать…
– Что? – поторопила я, а то Филипп такие продолжительные паузы в речи делал, словно надеялся растянуть её на всё присутственное время.
– Это было… весьма неожиданно, когда Алишан назвала меня твоим сочетаемым, – Филипп осторожно покрутил бокал в руках.
– Но ты смиренно принял взваленный на тебя долг. Да-да, слышала, помню.
– Потому что порой стать сочетаемым адары – и впрямь долг. Когда адары только ступили на эти земли и начали избирать первых сочетаемых, их выбор считался высокой честью, милостью, дарованной богами простым смертным.
– А потом адары потеряли статус божественных посланниц и выбор сочетаемого перестал быть высшим благословением. Знаю, читала.
– Ты права… по-своему. Я принял свою участь и смирился с судьбой. Но действительность такова, что я не могу исполнить свой долг всецело, как то требуется от сочетаемого.
– Ну, как бэ тебя никто не заставляет, – заметила я, силясь угадать, к чему Филипп клонит. – Мы все взрослые люди, способные решать сами за себя, и я за этичную немоногамию. Никто никого не неволит, не принуждает, в койку силой не тащит…
Ой, кто о чём, а Варя опять о постели! Сейчас Фил как сказанёт, что я совсем озабоченная, только о сексе и думаю…
– Не тащит, верно, – неожиданно согласился Филипп, с повышенным вниманием изучая пузырьки в шампанском. – Мне известно, что разделение ложа адарой и её сочетаемым закрепляет ту связь, что между ними формируется. И я избегал разделения… ложа не потому, что ты мне неприятна или вовсе противна.
