– Миллиард – раз!.. – возопил Грех. – Миллиард – два!.. Миллиард – три!.. Сделка состоялась, господа!..
– Ну а тебе для чего эта груда известняка? – не унимался ироничный никелевый магнат.
– Я его распилю на куски и отправлю своему американскому другу. Он собирает храм в районе Большого каньона, где любит сниматься в ковбойских фильмах. Давно искал повод сделать ему подарок. – Владелец храма Покрова на Нерли показал насмешнику свой фиолетово-черный язык, дыхнул бензином.
– Теперь, господа… прошу внимания… на продажу выставляется Куликово поле как возможная крупнейшая сделка при свободном обороте земель… – Грех радовался успешному течению аукциона, чувствуя себя воистину Маклером государства Российского, как называли его в кругах западных инвесторов. – Стартовая цена – девятьсот миллионов долларов!..
– Миллиард сто!.. – раздраженно буркнул владелец металлообрабатывающих гигантов, огромного размера кавказец, похожий на белую репу с усиками. – И прошу никого не вмешиваться, если вам дорог хрупкий мир в нашем бизнес-сообществе…
– Миллиард сто – раз!.. – Грех голосил так, словно разбежался, кинулся вниз с высокого утеса и ветер доносил его истошный, предсмертный вопль. – Миллиард сто – два!.. Миллиард сто – три!.. Поздравляю вас, батоно, – обратился он с сияющей улыбкой к кавказцу. – Не удивляйтесь, если теперь за вами закрепится прозвище Дмитрий Донской…
– Ну а тебе, Донской, на хер эта поляна, заросшая лебедой и крапивой? – Никелированный зайчик ослеплял бараньи глаза лысому, с толстенным затылком, горцу.
Тот не обижался, довольный ценой, сопоставимой с той, которую заплатил за приобретение Бородинского поля, Чудского озера с Вороньим камнем и обширных территорий под Прохоровкой в районе Курской дуги.
– Еще сам не знаю, зачем поляна… Может, отдам под полигон бундесверу, а может, отведу под захоронение радиоактивных отходов. Мы – страна великих пространств, которые должны работать! Обмоем сделку, господа!..
Он щелкнул в воздухе огромными пальцами, как будто сломал шейку ребенку. На этот звук вышли служители в одеяниях ассирийских воинов, неся на подносах бокалы с морковным соком, выжимкой из корочек авокадо и сложным напитком из натуральных цитрусовых с шалфеем и корнем женьшеня.
Олигархи, не желая полнеть, избегали калорийной пищи, предпочитали натуральные соки, лишь иногда позволяя себе чуть обжаренные муравьиные яйца.
Каждый из присутствующих взял свой любимый напиток.
– К делу, господа, – прервал их вегетарианское пиршество плотоядный Грех, любитель шашлыков и крепких возлияний. Из вежливости он испил сок жимолости и теперь едва скрывал отвращение. – На продажу выставляется Мавзолей Ленина, работы архитектора Щусева, вместе со своим единственным обитателем. Стартовая цена два миллиарда долларов!..
– Беру!.. Плачу три миллиарда!.. Надеюсь, наш уговор сохраняется и никто из вас, братья по вере, не перебежит мне дорогу!.. – с угрожающим видом произнес никелевый магнат, поворачивая во все стороны свою металлическую башку, похожую на башню броневика.
– Три миллиарда – раз!.. Два!.. Три!.. Продано!.. – Грех рыдал, словно у него от груди отрывали младенца. Грохнул молотком, так что от кафедры отлетела кедровая щепка. – Поздравляю вас, владелец северных руд, с великолепным приобретением!
– Завидую всем сердцем, – произнес маленький, мохнатенький, словно паучок, олигарх, чей вид странным образом выдавал в нем владельца интернет– и телекоммуникаций, сплетающего здесь, в России, часть мировой паутины. – Если бы не слово чести, я бы перебил твою сделку… Знаю, что ты задумал, хитрец… Хочешь погрузить Мавзолей на ледокол того же названия и возить по всем портам мира, устраивая передвижную демонстрацию тела Ленина? Отличный коммерческий проект! Вершина шоу-бизнеса!
– Но ведь это опасно! – энергично возразил нефтяной магнат, рыгая девяносто вторым бензином. – Мир все еще грезит революцией! Ты будешь подносить к континентам эту горящую головню, и мир опять запылает. Тебе этого не простит человечество!
– Тебе не простит и Россия! – подхватил алюминиевый олигарх, выкатывая белые металлические глаза. – Как только о твоей покупке узнают «Красные ватаги», они тотчас атакуют наш город. Третьего дня начальник охраны сообщил, что с электрических проводов на стене была снята убитая током девушка-боевик из «Красных ватаг». Она имела при себе кремовых тортов две штуки и мою фотографию, для совершения теракта.
– Не волнуйтесь, братья по вере, – снисходительно и чуть высокомерно успокоил их никелевый владелец. – Мавзолей останется там, где его воздвиг знаменитый Щусев. Более того, я предприму капитальный ремонт сооружения, ибо в некоторых местах образовались трещины и в них поселилась трава. Я вложу дополнительные деньги в лабораторию бальзамирования и не допущу, чтобы тела коснулось тление, ибо Ленин, вы можете сколько угодно улыбаться, стоял у истоков нашего с вами благополучия. Это он обобществил всю имевшуюся в России собственность, способствовал ее непомерному увеличению, что облегчило нам ее раздел и приватизацию. Представляете, как бы долго нам пришлось бороться с мелкими собственниками, прежде чем мы отобрали бы их достояние! А здесь мы разрезали страну, как спелый арбуз, и каждый вынул свой сочный сладкий кусок.
Довод был мощный. Никто не возражал. Все молчали… Было слышно, как повизгивает за окном певица из Верхней Вольты, прижатая к клумбе мощной тушей охранника…
Аукцион был завершен без осложнений. Хозяин дворца Роткопф приобрел Волгу в среднем течении, где располагался волжский каскад гидроэлектростанций. Царь металлообработки, тяжелый и тучный, как грыжа, купил Уральский хребет, где было много разведанных запасов железной руды, сталелитейных, танковых и ракетных заводов. Лишь с продажей Чукотки вышел конфуз… Нефтяной магнат поднял страшный хай, утверждая, что Чукотка давно ему продана, а им давно перепродана Америке, где вместе с Аляской составляет район устойчивой золотодобычи…
– И ты, Грех, – никакой не первородный, а смертный и неотмолимый! В Багдаде тебе бы отрубили руку за воровство, а в деревне Будки, родине Первого Президента России, отсекли бы мерзкий член за неуемный блуд! – Из разгневанного рта нефтяного олигарха пыхало пламя, и он напоминал факел, в котором сгорал попутный газ.
Смущенный Грех рылся в бумажках, что-то высматривал на географической карте, вертел глобус, пока не признался в ошибке, свалив ее на референтов…
Утомленные сделками олигархи подкреплялись салатиками из лепестков ромашки, корешками водяных лилий, клубеньками лесного жабника и можжевеловой хвоей, повышающей умственный тонус и изгоняющей нуклиды Чернобыля…
За окнами раздался стук колес по брусчатке. Все выглянули и увидели, как въезжает карета времен Анны Иоанновны, на упругих рессорах и кованых ободах, со слюдяными окнами и горящими застекленными фонарями. Ее влекла шестерка дымно-серых лошадей с подвязанными хвостами, управляемая кучером в треуголке. Из кареты тяжело и величественно вылез Плинтус, чей зоб был нежно-зеленого цвета и медленно розовел с одного бока, колыхаясь, словно манный студень.
Уже через минуту он входил в залу под торжественный марш из оперы «Аида», невысокий, грузный, в черных чулках и шелковом облачении. На его груди ослепительно сверкала алмазная звезда. Чернели хвостики горностая на белой мантии. Ее поддерживали два усердных карлика, которые, когда подвыпьют, выдавали себя за тирольских гномов. Олигархи вскочили, склонились в поклонах.
– Вы звали меня, друзья, и я пришел! Хотя, признаться, я дорожу каждым часом, заканчиваю книгу «Мед и пепел», где ставлю роковые для России вопросы: куда исчез из страны Первый Президент, чем грозит российской демократии так называемая вертикаль власти, что важнее для общества – олигархическое правление или способ размножения белковых тел, как формируется рейтинг Президента… Одним словом, я здесь, и для вас большая честь видеть меня в вашем доме… – Он скинул мантию на руки карликов, которые тут же зарылись в мех и стали тискать друг друга.
Роткопф сразу безраздельно завладел гостем.
– Братья по вере, – обратился он к остальным олигархам, оттесняя их от Плинтуса, – прошу вас проверить, все ли готово для ритуального действа, когда наш многомудрый благодетель в сиянии славы воссядет на Золотой Унитаз и произнесет тронную речь… Теперь же, – Роткопф доверительно взял Плинтуса под руку, – я хочу показать вам уникальный, единственный в мире музей, который называется «Волосы мира», заодно побеседуем на животрепещущие темы…
На скоростном лифте они поднялись на верхний этаж дворца, где в зале без окон, в сумраке черно-бархатного интерьера, стояли штативы с бесчисленными маленькими пробирками, на каждую из которых падал тончайший луч, зажигая легким блеском закупоренный в стекле волосок. Каждая пробирка была снабжена этикеткой с именем обладателя волоска, временем и местом обретения.
