Сорви мне цветок на прибрежном утёсе
Возьми меня за руку, друг мой любимый,
И песню послушай мою.
Безбрежное море приходит с востока,
Там парус белеет вдали одиноко.
Откуда приплыл он, ветрами гонимый,
Что ищет он в нашем краю?
Вокруг него плещется тихое море,
И небо своей синевой ему вторит,
Прозрачно и ласково путь освещает
Ему тихий луч золотой.
А он будто весь в ожидании шквала,
Он жаждет, чтоб буря вокруг бушевала
И штиль его, кажется, лишь возмущает,
Ему ненавистен покой.
Я, как этот парус, искала ответа
Искала штормов, а не тихого ветра,
И бури несли меня мимо причалов
Всё дальше от мирных краёв
Но ты меня за руку взял осторожно
И всё, что желала я, стало возможным,
И путь свой теперь начинаю сначала.
С минуты, когда я тебя повстречала,
В душе моей песня твоя зазвучала,
И имя той песне — любовь.
Несколько мгновений было тихо, потом им одобрительно захлопали.
Песенка была быстрая, простая, весёлая, но очень чистая и сердечная. Обычно она пелась на два голоса, которые расходились только на последней строке каждого куплета. Но Анкан и Ани изменили мелодию, их голоса постоянно сплетались и менялись местами, и все дисгармонии, неизбежно возникающие из-за этого, разрешались гармонично. Это создавало невероятно приятное ощущение правильности и завершенности, а последние два куплета, которые Ани спела одна, были как тихий и ясный золотой луч в прозрачном воздухе над морем. Тили слушала сплетения их голосов со счастливыми глазами, а потом взяла за руки Аяну и Коде, сидевших по бокам от неё. Аяна улыбнулась, растроганно глядя на подругу, которая будто светилась таким же тихим счастьем, о котором пелось в песне.
Коде тоже был растроган, но в этот раз напротив него сидел Конда, который с внимательной улыбкой смотрел на друзей, поэтому он только слегка прокашлялся и сказал:
– Кто пойдёт танцевать?
Музыканты залезали на телеги, люди выходили в центр двора, всё постепенно приходило в движение. Из мастерских выносили зажженные светильники и шестами поднимали их на веревки над двором, и Аяна с каким-то радостным предвкушением вслушивалась в мелодии, которые пока еще несмело и тихо наигрывали с телег.
Конда встал.
– Кирья, позволь тебя пригласить.
Она легко поднялась и пошла вдоль стола, а он шёл с другой стороны.
– У нас говорят просто «пошли плясать».
– Пошли плясать.
Они вышли к остальным танцующим, и вскоре музыканты заиграли вступление к танцу, который назывался «День сбора урожая».
Она не показывала Конде этот танец, и сначала он сбивался, но удивительно быстро понял последовательность шагов и перестал отвлекаться на свои ноги.
– Ты, видимо, вчера очень внимательно рассматривал, как мы танцуем, – удивлённо сказала Аяна, когда отдышалась в стороне после танца.– Расскажи, как у тебя это получается?
Он подмигнул ей и кивнул в сторону площадки, где пары выстраивались в ряд, чтобы танцевать «Весенний ручей».
– Танцы надо танцевать, а не говорить о них, – весело подмигнул он.
«Весенний ручей» включал в себя не только бодрые коленца, но и смену партнёров, и после Конды Аяна покружилась с Коде, Анканом и Радо, но следующим был Алгар с таким тоскливым лицом, что она сама расстроилась.
Когда танец закончился, Аяна вернулась за стол. Кружка была пуста, и она, хмыкнув, пошла тёмной стороной двора к парням, которые разливали мёд.
Они наполнили её кружку до краёв, и она отошла в уголок.
– Кирья...
Хриплый умоляющий шёпот из тёмного угла напугал её. Верделл вышел на свет из-за бочек, несчастный, унылый, обиженный, протягивая руку к её кружке.
– Кирья, отдай это мне...
– Да вы сговорились! – Она отдернула руку так резко, что напиток чуть не расплескался. – Возьми себе кружку и сам подойди!
– Они мне не наливают, – чуть не плача, сказал Верделл. – Воло подошёл к ним и сказал, что я буйный и мне нельзя мёд.
– А ты буйный?
– Ты что... Я безобидный.
– Тогда знаешь... Знаешь, как мы поступим? Иди сейчас домой и займись чем-нибудь, а я станцую ещё пару танцев и приду. Мне тоже мешают пить хмельное, и мне это порядком надоело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Кто мешает? Воло? Занудствует о заветах совести?
– Нет. Конда. Он выпивает половину всего, что мне наливают.
– Конда пьёт половину из твоей кружки?! – Верделл вытянул шею, глядя на неё в изумлении.
– Да, а что?
– Не-не-не. Ничего. Мне нравится твой план. Я тогда пойду домой и посижу у тебя в комнате, а ты приходи, как натанцуешься.
– Возьми кружки у очага. И из кладовой орехи и ещё чего-нибудь.
– Ага.
Он исчез, и Аяна, хихикнув, опорожнила половину кружки и вернулась к столу.
– Кирья, я на миг потерял тебя из виду... Кирья! – Конда отобрал у неё кружку и выпил оставшееся.
– Ну вот зачем ты это пьёшь? – спросила Аяна. – Ты же сказал, что не любишь быть захмелевшим.
– Я пью это, чтобы тебе меньше досталось.
– Это глупо. Пошли танцевать. Мне весело.
В этот раз танец был медленный и плавный, и нужно было подходить друг другу и почти касаться плечами. В первый раз Аяне далось это просто, но, когда Конда опять подошёл к ней и склонил голову, у неё покраснели уши.
– Кирья, ты захмелела, – сказал Конда, присматриваясь к её подозрительно блестевшим глазам. – Тебе надо домой.
– Ерунда, – бодро сказала она. – Ещё по меньшей мере один танец. Ты обещал не мешать мне веселиться.
Они обошли друг друга, подняв правые ладони и держа их на расстоянии в пару пальцев. Он всмотрелся в неё и сказал:
– У тебя блестят глаза.
Она прошла четыре шага до него, потом один назад, и он поклонился.
– Конда, ты слишком близко, – вырвалось у неё.
– Нет. Смотри, остальные так же подходят.
– Ладно. Неважно.
Танец закончился, они поклонились друг другу.
– Мне надо отойти.
– Я провожу тебя, кирья.
– Нет, мне нужно отлучиться одной.
– Прости.
Она нашла нужное помещение и уже возвращалась, когда в одном из коридоров ей навстречу попался Алгар.
– Добрый вечер, Аяна, – сухо поприветствовал он её и пошёл прочь, но она вдруг неожиданно для самой себя схватила его за рукав.
Он стоял перед ней, такой знакомый, такой печальный, и мучился, разрываясь между стремлением быть рядом и желанием уйти от неё, от той, которая мучает его. Аяна вдруг вспомнила ночь на лодке под огромным, заполненным звёздами небом, которое заставило её почувствовать себя ничтожнее песчинки. Вспомнила, с какой яростной надеждой он стоял рядом с ней в мастерской, шепча её имя. Как он кружил её на руках, радостный, весёлый.
Она шагнула к нему, зажмурилась и сама поцеловала его.
34. Выпусти меня!
Алгар был ошарашен, его дыхание сбилось. Пару мгновений он не знал, куда деть руки, но потом схватил Аяну, стиснул и со страстью ответил на её поцелуй.
– Айи... – прошептал он, отпустив её затылок.
Но она уже бежала прочь по тёмному коридору на свет, в толпу танцующих.
– Кирья. – Конда встал ей навстречу. – Я провожу тебя.
Аяна понуро кивнула. Порыв, толкнувший к Алгару, опустошил её. Она была теперь как родник, из которого неосторожно вычерпали всю воду.
Конда шёл рядом и бросал на неё обеспокоенные взгляды, но молчал. В таком же тягостном молчании они дошли до двора. Она безучастно махнула ему рукой и поднялась к себе в комнату.
Верделл сидел, довольный, на её кровати и громко жевал орехи. Он зажёг большой светильник и успел открыть бочонок.
– Кирья, это божественный напиток, – сказал он, отпивая из своей кружки. – Он не крепкий и очень вкусный.
Аяна рухнула на кровать ничком и лежала так, пряча лицо в подушку.
– Кирья, что с тобой?
– Налей мне, – сказала она, поднимаясь.
Он налил ей половину кружки, она отпила немного, села на кровати прямо и посмотрела на него очень серьёзно. Его глаза блестели в сумраке, разбавленном неярким жёлтым светом.
